Вашингтонская площадь

— Мы еще увидимся! — сказал он Кэтрин на прощанье, и Кэтрин сочла это замечание в высшей степени остроумным.

Кузина взяла ее под руку и увлекла за собой.

— Я, кажется, могу не спрашивать, какого ты мнения о Морисе! воскликнула Мэриан Олмонд.

— Так его зовут Морис?

— Я спрашиваю, что ты думаешь о нем, а не о его имени.

— Ничего особенного, — впервые в жизни солгала Кэтрин.

— Пожалуй, я ему скажу об этом! — обрадовалась Мэриан. — Ему пойдет на пользу. Он слишком важничает.

— Важничает? — уставилась на нее Кэтрин.

— Так считает Артур, а Артур его знает.

— Нет, нет, не говори ему, — умоляюще прошептала Кэтрин.

— Не говорить ему, что он важничает? Да я ему это десять раз говорила!

Услышав о подобном бесстрашии, Кэтрин изумленно поглядела на свою крошку кузину. Наверное, решила она, Мэриан потому столь смела, что выходит замуж. Кэтрин тут же подумала, что и от нее, наверное, тоже будут ожидать таких подвигов, когда она станет невестой.

Полчаса спустя она увидела тетю Пенимен, которая сидела у окна и рассматривала гостей, склонив голову набок и приставив к глазам золотую лорнетку. Перед ней, спиной к Кэтрин и слегка нагнувшись к миссис Пенимен, стоял какой-то джентльмен. Кэтрин сразу узнала этого джентльмена, хотя прежде не видела его со спины: покидая ее по требованию Мэриан, он отступил по всем правилам вежливости, пятясь. Теперь Морис Таунзенд (имя уже казалось ей знакомым, как будто эти полчаса кто-то непрестанно повторял его) делился с ее теткой своими впечатлениями о вечере, как прежде делился ими с Кэтрин; он говорил что-то остроумное, и миссис Пенимен одобрительно улыбалась. Увидев их, Кэтрин тотчас отвернулась: ей не хотелось, чтобы он оглянулся и заметил ее. Но эта сценка доставила ей удовольствие. Видя, как он разговаривает с миссис Пенимен (с которой и сама она, живя с ней под одной крышей, говорила ежедневно), Кэтрин чувствовала, что это как бы приближает к ней молодого человека, а глядеть на него со стороны было даже приятнее, чем если бы он осыпал любезностями ее самое; к тому же миссис Пенимен явно благоволила к нему и не шокировалась его замечаниями; девушка воспринимала это почти как личную победу, ибо тетушка Лавиния предъявляла очень высокие требования к людям, и не мудрено: требовательность она, можно сказать, унаследовала от покойного мужа, бывшего — по уверениям миссис Пенимен — поистине гениальным собеседником. Один из «маленьких» Олмондов (так Кэтрин называла своих кузенов) пригласил нашу героиню на кадриль, и с четверть часа она была занята — во всяком случае, ноги ее были заняты. На этот раз голова у нее от танца не кружилась; напротив, была ясна. Завершив тур, Кэтрин очутилась в толпе гостей, лицом к лицу со своим отцом.

Доктору Слоуперу несвойственно было улыбаться во весь рот — он улыбался слегка; и сейчас легкая улыбка искрилась в его ясных глазах и играла на его чисто выбритом лице, когда он оглядывал пунцовое платье дочери.

— Возможно ли, что эта величественная особа — моя собственная дочь? произнес он.

Если бы доктору сказали, что за всю свою жизнь он ни разу не обратился к дочери иначе как в иронической форме, он бы очень удивился; тем не менее в ином тоне он с ней не разговаривал. Кэтрин радовало любое обращение отца, однако радость свою ей приходилось ткать самой, и при этом всегда оставались еще какие-то воздушные нити иронии, слишком тонкие для ее рук; будучи не в состоянии оценить и использовать их, Кэтрин грустила о своей ограниченности, жалела, что приходится выкидывать такие ценности на ветер, и надеялась только, что ветер отнесет их в подходящее место и они все же приложатся к мудрости человечества.

— Вовсе я не величественная, — кротко сказала она, раскаиваясь, что надела это платье.

— У тебя вид великолепной, роскошной, богатой женщины, — возразил ей отец. — Женщины, которая имеет восемьдесят тысяч в год.

— Но раз я не богатая женщина… — начала Кэтрин не очень логично. Она пока имела лишь очень приблизительное представление об ожидающем ее капитале.

— Раз ты не богатая, значит, не надо так богато наряжаться. Тебе весело сегодня?

Кэтрин ответила не сразу; она отвела глаза и пробормотала:

— Я устала.

Я уже говорил, что вечер у миссис Олмонд стал для Кэтрин началом чего-то значительного. Сейчас она второй раз в жизни уклонилась от прямого ответа на вопрос, а ведь когда наступает время уклончивых ответов — это действительно значительное событие. Кэтрин не так уж быстро уставала.

Тем не менее в карете по дороге домой она сидела тихонько, как мышка, и можно было подумать, что вечер и впрямь утомил ее. Со своей сестрой доктор Слоупер говорил примерно таким же тоном, каким беседовал с дочерью.

— Кто этот молодой человек, который любезничал с тобой, Лавиния?

— Ах, братец! — смущенно запротестовала миссис Пенимен.

— Он, кажется, был чрезвычайно нежен с тобой. Я полчаса наблюдал, как вы беседуете; вид у него был самый увлеченный.

— Это не мной он увлечен, — сказала миссис Пенимен, — а Кэтрин. Он говорил о ней.

— Ах, тетя! — тихо воскликнула Кэтрин, не пропустившая ни одного слова.

— Он очень красив, — продолжала ее тетка, — очень умен. Он так… так метко выражается.

— Стало быть, он влюблен в эту царственную особу? — насмешливо поинтересовался доктор.

— Ах, отец! — еще тише воскликнула девушка, благодарившая небо за то, что в карете темно.

— Чего не знаю, того не знаю. Но он восхищался ее платьем.

"Только платьем?" — могла бы подумать Кэтрин. Но даже скрытая темнотой, она этого не подумала. Теткино сообщение не разочаровало, а осчастливило ее.

— Вот видишь, — сказал отец, — он думает, что у тебя восемьдесят тысяч годового дохода.

— Уверена, что он вовсе об этом не думает, — возразила миссис Пенимен. — Он слишком благороден.

— Мало у кого хватает благородства не думать о таких вещах!

— У него хватает! — вырвалось у Кэтрин.

— Я полагал, ты спишь, — заметил доктор, а про себя добавил: "Час настал. Лавиния сочиняет для племянницы роман. И не стыдно ей так насмехаться над Кэтрин!"

— Как же зовут этого джентльмена? — спросил он.

— Я не расслышала, как его зовут, и не хотела переспрашивать. Он сам попросил, чтобы его представили мне, — с достоинством сказала миссис Пенимен, — но ты знаешь, как неразборчиво говорит Джефферсон.

Мистера Олмонда звали Джефферсоном.

— Кэтрин, милочка, как зовут этого джентльмена?

В карете воцарилось молчание — только колеса громыхали по мостовой.

— Не знаю, тетя, — тихонько ответила Кэтрин. И, несмотря на всю свою насмешливую проницательность, отец поверил ей.

5

Ответ на свой вопрос он получил через несколько дней — после того как Морис Таунзенд и его кузен нанесли визит в дом на Вашингтонской площади. В коляске по дороге от миссис Олмонд сестра не сказала доктору Слоуперу, что симпатичному молодому человеку, чье имя было ей не известно, она намекнула, что ей и ее племяннице будет приятно видеть его у себя; но когда около пяти часов в воскресенье оба джентльмена появились на пороге, миссис Пенимен очень обрадовалась, даже почувствовала себя польщенной. Присутствие Артура Таунзенда делало визит Мориса еще более естественным: юный маклер намеревался войти в их семью, и миссис Пенимен уже говорила Кэтрин, что раз он женится на Мэриан, ему следовало бы навестить своих будущих свойственниц. Описываемые мною события происходили поздней осенью; сгущались сумерки, и тетка с племянницей сидели в гостиной, освещенной пламенем камина.

Артур Таунзенд достался Кэтрин, а кузен его устроился на софе подле миссис Пенимен. Прежде Кэтрин не отличалась взыскательностью: понравиться ей было нетрудно, она любила разговаривать с молодыми людьми. Но в этот вечер она скучала в обществе жениха Мэриан. Он глядел в огонь и потирал колени. И Кэтрин даже не притворялась, что пытается поддерживать беседу: ее внимание было приковано к противоположной стороне комнаты — девушка слушала, о чем говорит ее тетка с другим Таунзендом. Время от времени он поглядывал на Кэтрин и улыбался, словно объясняя, что его речи предназначаются также и для нее. Кэтрин была не прочь тоже перейти на софу, — подсесть к ним, чтобы лучше слышать и видеть его. Но она боялась показаться дерзкой, боялась обнаружить нетерпение. К тому же это было бы неучтиво по отношению к жениху Мэриан. Кэтрин не понимала, почему старший гость выбрал ее тетку, и удивлялась, о чем он так долго с ней говорит; обычно молодые люди уделяли миссис Пенимен не слишком много внимания. Кэтрин не ревновала к тете Лавинии, но завидовала ей, а главное — она удивлялась Морису Таунзенду; этот человек волновал ее воображение. Между тем кузен его описывал дом, снятый ввиду предстоящего союза с Мэриан, и рассказывал о разных хозяйственных приспособлениях, которыми он намеревался оснастить свое жилище. Мэриан, оказывается, хотела дом побольше, а миссис Олмонд советовала снять что-нибудь поменьше, но Артур был убежден, что выбрал самый отличный дом в Нью-Йорке.