В тени алтарей

Однажды вечером, когда Васарис сидел в своей комнате и, как нарочно, читал руководство по нравственному богословию, дверь отворилась, и он не успел глазом моргнуть, как рядом очутился Мазурковский и спросил сладеньким голоском:

— Что читаешь, domine Васарис?

— Нравственное богословие.

— Хорошо, очень хорошо. Старайся. Завтра можешь начинать реколлекции — готовься к посвящению в иподиаконы.

И он вышел, сказав «Laudetur Jesus Christus» [82].

Все это произошло так внезапно, что Васарис не сообразил, что же случилось. Он так и застыл от изумления. Товарищи по комнате и столу кинулись поздравлять его с неожиданной и приятной новостью. Подумать только — Васарис не сегодня-завтра станет иподиаконом! Он сразу вдвое вырос в глазах семинаристов. Весь вечер только и разговору было, что о предстоящем посвящении и о кандидатах в иподиаконы. Петрилы в их числе не оказалось. Васарис был немало удивлен этим, а сам Петрила злился и завидовал.

— Поздравляю, поздравляю, Людас. Не думал я, что ты пользуешься такой репутацией. Ну, да ты умеешь всем угодить, — с кислой улыбкой говорил он.

Васарису было очень противно, и он охотно бы поменялся местом с Петрилой. Но не от него это зависело. Его отметило начальство, устами которого изъявляет свою волю сам бог, и ни о каких изменениях здесь не могло быть речи.

На следующий вечер Васарис приступил к реколлекциям. После вечерних молитв, когда все семинаристы разошлись по комнатам, четверо будущих иподиаконов и два диакона остались в часовне. Они прочли вместе с духовником Veni creator spiritus [83] и выслушали его краткое слово о важности этих реколлекций и приближающегося часа. Гулко звучал в пустой часовне монотонный голос духовника, и странно было им, вшестером только, слушать его. Это обстоятельство еще сильнее подчеркивало необычность момента. Они еще живее чувствовали, что их отлучили не только от людей, но и от семинарской жизни для того, чтобы они обсудили свои духовные дела, очистили совесть и решились на неотменимый акт, на безвозвратный шаг.

— Господь призывает вас, возлюбленные братья, — говорил духовник, — стать слугами его церкви. Великое это призвание, ответственно это служение. Вы будете служить царю царей, владыке владык. Но вы знаете, что царство его не от мира сего: regnum meum non est ex hoc mundo. Служа ему, заботьтесь не о плоти, но о душе, ибо мир сей со всеми его страстями, сокровищами, славой и веселием должен означать для вас, как для ветхозаветного мудреца, лишь одно: Vanitas vanitatum et omnia vanitas [84]. Христос призвал вас стать не только слугами, но и пастырями его церкви: в руки ваши будет отдано дело спасения многих тысяч душ. О, сколь страшна, возлюбленные братья, эта обязанность, сколько тяжело это бремя! И кто бы осмелился возложить его на себя, когда бы сам божественный спаситель не восхотел этого, когда бы он не сказал каждому из вас, как сказал некогда апостолам: sequere me [85]. Вот где источник наших сил, залог выполнения этого долга: следовать Христу.

Далее духовник заговорил о совершенстве, стремиться к которому заповедал Христос, о добродетелях, которыми должен отличаться священнослужитель, об опасностях, грозящих этим добродетелям, и о благодати, которую господь ниспосылает каждому просящему, сугубо же священнику.

Он закончил свое слово, призвав новоизбранных со всем усердием обдумать вопрос о своем призвании и достойным образом подготовиться к принятию посвящения, после которого им уже не будет пути назад.

— Наставники ваши избрали среди многих сверстников ваших только вас, возлюбленные братья. Не возгордитесь же, но примите это со смирением, как знак божественной благодати. Проверьте себя, готовы ли вы принять эту благодать, чисты ли ваши помыслы, не слишком ли крепко привязаны вы к миру сему, готовы ли вы возложить на плечи все тяготы священного сана. Если готовы, то еще больше укрепляйте свою волю, вырвите из сердец последние побеги мирских плевел, забудьте тех людей и те места, которые грозят вам соблазнами, приготовьтесь к исповеди за всю свою жизнь и покайтесь в грехах ваших. И, укрепленные божественной благодатью, прийдите к алтарю и, приняв посвящение, поручите себя покровительству святой церкви к наивящей славе божьей.

Все это они слышали не впервые, да и сама схема изложения была им прекрасно известна: во-первых, тяжесть задачи, ответственность, стоящие на пути препятствия, грехи, затем пробуждение надежды, принятие решения, затем божественная благодать, заслуги Христа, предстательство святых и наконец заключение и практические выводы.

На сей раз все эти заученные наизусть слова вновь разбудили чувства семинаристов, уязвили их совесть, прогнали безмятежное настроение. До посвящения осталось всего лишь четыре дня. Предстояло нечто новое и важное. В них вдруг воскресло все, что давным-давно погасила и притупила рутина семинарского быта. Воскресло не только ревностное отношение к делам веры, — из каких-то закоулков стали вылезать разные сомнения, возражения и искушения. Словно кто-то сильным ударом разворотил слежавшееся гнездо, и началась борьба его обитателей за свои права, за лучшее местечко и за власть, — борьба не на жизнь, а на смерть, решающая и окончательная. Когда станешь иподиаконом, не побежишь в Рим просить, чтобы тебя отпустили обратно в мир, дали основать свою семью и жить, как любому доброму христианину. Это будет позор и грех, всеобщее презрение, осуждение церкви и вечные муки за гробом. Рим ревнив и беспощаден к своим избранникам: благословение его отмечает знаком вечности.

Шестеро семинаристов, ожидавшие посвящения, в течение четырех дней реколлекций были выключены из семинарской жизни и предоставлены самим себе и надзору духовника. Пока другие семинаристы сидели на уроках, они занимались медитациями или испытаниями совести. Духовник каждый день оставался с ними лишь на одну медитацию и читал по одному наставлению. Все остальное они выполняли сами: испытания совести, духовное чтение и медитации — в часовне, размышления после медитации — в саду или в зале. Кроме этого, они сообща читали все молитвы для ксендзов, которые обязательны и для иподиаконов. Во время реколлекции они приучались к этой обязанности, так как бревиарий — книга довольно мудреная, молитвы в ней длинные и на каждый день все новые. Правда, приходские ксендзы отчитывают их почти за час, но кандидаты в иподиаконы с непривычки и от усердия тратили на это около трех часов. Таким образом, у них было занято почти все время, а свободные минуты предназначались на подготовку к исповеди за всю жизнь.

На третий день реколлекций Людас Васарис чувствовал себя уже изрядно утомленным и телесно и душевно. Он еще раз обдумал и перестрадал вопрос о своем призвании. Он снова взвесил мучительные сомнения и опасения, и они отступили, не устояв перед его критикой и сознанием неизбежности предстоящего посвящения. И в самом деле, несмотря на все сомнения, его не покидала мысль, что он примет посвящение и будет ксендзом. Что же, после пяти лет учения оставить семинарию? Нет, это было для него так же невозможно, как для моряка, только что переплывшего бурный океан, повернуть назад или броситься в волны и утонуть. Добросовестный человек, пробывший в семинарии пять лет, чувствует почти психологическую необходимость стать ксендзом. Случается, правда, что кандидат в иподиаконы сбегает в самый последний момент, когда он уже находится перед алтарем. Но это бывает или с мнительными, и они, сбежав раз или два, в конце концов принимают посвящение, или с такими кандидатами, которые никогда и не сомневались в том, что деятельность ксендза не по ним.

Васарис не принадлежал ни к тем, ни к другим. И все-таки во время этих реколлекций ему пришлось пережить такое душевное потрясение, какого он не испытал ни раньше, ни позднее.