Державный плотник

онстантинова, батырщика Митьку Кирилова, садовника Федотку Милякова, хлебенного дворца подключника Пашку Филипова, распопа Мишку Миронова, с Углича Покровского монастыря дьячка Мишку Денисова, Иванова человека Стрешнева Андрюшку Семенова, за то, что они, от того Гришки слыша бунтовые слова, не извещали; племяннику его, Гришкину, Мишке, за то, что он у тетки своей выманил воровские письма, не известил же, Гришкину ученику Ивашке Савельеву, что он тому Гришке сказал про извет на него и он с Москвы бежал, - вместо смертной казни учинить жестокое наказание - бить кнутом и, запятнав, сослать в Сибирь.

"Да по имянному великого государя указу, бывшего тамбовского епископа Игнатия, что потом расстрига Ивашка, вместо смертные казни велено послать в Соловецкий монастырь, в Головленкову тюрьму, быть ему в той тюрьме за крепким караулом по его смерть неисходно, а пищу ему давать против таких же ссыльных".

Талицкого и Савина велено было казнить копчением; но во время казни они покаялись и были сняты с копчения. По преданиям раскольников, Талицкого сожгли на костре.

Одна попадья Степанида не пострадала.

Часть II

1

Прошло около двух лет после погрома русского войска под Нарвою.

И отплатили же русские за этот погром! Вот уже второй год Шереметев мстит за свой нарвский позор...

- Усердствует Борька, - улыбнулся государь, прочитав донесение Шереметева и обращаясь к князю-кесарю, докладывавшему ему по своей "кнутобойной" специальности, - пишет, что при Гумельсгофе Шлиппенбах мало штаны не потерял.

- За Нарву это, государь... - рассеянно пробормотал Ромодановский.

- За Нарву, точно! Это мои колокола так громко звонят там, - сказал государь и пристально посмотрел на Ромодановского...

- Что с тобой, князь? - спросил он. - Попритчилось тебе что?

- Уж и не ведаю, государь, как быть, - смущенно отвечал князь-кесарь.

- Что такое? Не ладно у тебя в кнутобойне что?

- Нету, государь, твоим государевым счастьем у меня все обстоит благополучно.

- Так что ж! Кажи.

- И ума не приложу, государь.

- Ну, так я, може, приложу.

Князь-кесарь нерешительно полез в карман и вытащил из него кожаную калиту. Потом вынул из калиты несколько монет одного образца и положил перед царем.

- Что это? Монеты совсем незнакомые, таких я не видывал, - говорил Петр, рассматривая одну монету.

Ромодановский внимательно наблюдал за выражением лица царя.

- Город вычеканен довольно искусно.

- Точно, государь, искусно.

- Да это в Нарву палят.

- В Нарву и есть, государь.

- Да это и я тут вычеканен... моя персона и стать...

- Твоя, государь.

- Я на огонь протягиваю руки.

- Точно... греешься, государь.

Царь вгляделся в подпись на монете и прочел:

- "Бе же Петр стоя и греяся"...

Государь весело рассмеялся.

- Искусно, зело искусно! Это я руки грею у Нарвы... искусно!

Он перевернул монету и стал вглядываться.

Ромодановский побледнел.

- А! - протянул государь уже другим голосом.