Игра втёмную

19 марта произошел серьезный инцидент. В сайгонском районе Нгабай вспыхнула кровавая стычка между сенегальцами — солдатами французского экспедиционного корпуса — и вьетнамской армией. Заявления, протесты, опровержения, извинения, следовавшие одно за другим со стороны вьетнамского правительства и командования французского экспедиционного корпуса, наводнили страницы всех местных газет. В это время глава государства Бао Дай, проживавший в Каннах, опубликовал удививший всех указ: «Отныне национальный праздник Вьетнама должен отмечаться не 8 марта, в день, когда в 1949 г. было подписано Елисейское соглашение, в соответствии с которым Франция предоставляла Вьетнаму свободу, а 21 мая, в день коронования императора За Лонга».

Нго Динь Зьем действовал куда более определенно, чем Бао Дай. 21 марта, давая радиоинтервью, он подчеркнул: необходимо объединить армию, нельзя дальше допускать, чтобы вооруженные силы действовали разрозненно; необходимо создать единое административное управление, нельзя, чтобы местные органы действовали автономно; необходимо объединить финансы, нельзя, чтобы сборы налогов и податей осуществлялись только в пользу местных органов.

За два дня до того, как была обнародована телеграмма Бао Дан, в которой содержалось требование к Нго Динь Зьему и религиозным сектам добиться примирения, в печати было опубликовано постановление правительства об отмене поста высочайшего наместника императорских владений. Тем самым был нанесен мощный удар по одному из родственников Бао Дая и еще двум французам, в правлении которых фактически паходилось обширное горное плато Тэйнгуен.

Неожиданно для себя Луан заметил нечто странное в поведении Лука. Тот приводил в порядок автомобиль хозяина и в то же время к чему-то внимательно прислушивался. Вид у него был крайне растерянный. Луан спустился во двор. Лук продолжал прислушиваться и не заметил подошедшего Луана. Оказалось, что в машине установлен небольшой радиоприемник. Луан прислушался к голосу диктора и сразу все понял: радиостанция Ханоя, вещающая на Южный Вьетнам.

И тут Лук увидел Луана и немедленно выключил радиоприемник, его руки дрожали. Луан сурово посмотрел на водителя, резко повернулся и пошел в дом.

Через несколько минут Лук оказался у рабочего стола Луана.

— Господин агроном, — произнес он сквозь слезы, — прошу пощадить меня. Когда я уезжал на Юг, то даже не успел повидаться с матерью, женой, детьми… Думал, по радио что-нибудь о них узнаю, может быть… Это невыносимо!

Лук разрыдался, лицо его выражало страдание, страх, раскаяние.

Луан выждал паузу.

— Убирайся! — громко выкрикнул он.

Лук, продолжая плакать, тяжелыми шагами вышел из комнаты.

Луан снова спустился во двор вместе с Луком.

— Я ничего не знаю о своей семье. Я так скучаю о них, — бормотал Лук.

И вдруг он увидел, что Луан протянул ему платок вытереть слезы.

— Доктор Руен наверняка приказал следить за мной, а ты… — неожиданно перешел к другой теме Луан.

— Господин агроном, — продолжал всхлипывать Лук, — клянусь всеми святыми. Я ни разу не доложил про вас ничего дурного. Мне приказали. Я подчиненный, не имею права не докладывать. Я хотел сам сказать вам об этом. Но потом подумал, зачем… Ведь вы, господин агроном, не делаете чего-то незаконного… Не верите, тогда смотрите сами… — Лук вытащил из кармана небольшую записную книжку, протянул ее хозяину.

Луан прочитал:

Дальше шли незаполненные листы. Луан вернул книжку Луку:

— Почему ты перестал записывать?

— А чего писать? Я докладывал доктору Туену — тот приказал прекратить…

— Доктор Туен приказал тебе прекратить записи? Не следует этого делать… Ты должен продолжать записывать все, понял?!

— Да! — удивленно ответил Лук.

— К примеру, сегодня днем мы ремонтируем машину, почему ты этого не записываешь?

— Не знаю.

— Или, может быть, записи делает Тхать?

— Нет, Тхатю не давали такого поручения.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю…

«Это похоже на правду», — подумал Луан. Но именно Тхать для него был наиболее опасен. Не столько сам Тхать, сколько способ, каким доктор Туен решил его использовать: угрозы и шантаж заставят Тхатя обо всем докладывать своему начальству.

— Ладно, хватит, — миролюбиво произнес Луан, — я тоже хочу, чтобы ты как можно быстрее узнал, что с твоей семьей, и был за нее спокоен. Как зовут твоего сына, сколько ему лет? Где жила твоя семья?

— Сына зовут Тхань, ему четыре года… Семья жила в провинции Намдинь, уезд Хайхау, община Хайфан, деревня Хайлу.

— Семья, наверное, жива? — спросил Луан.

— Думаю, да, — оживился Лук. — В свое время я вступил в отряд безопасности. Вы с Юга, поэтому не знаете, что многие вступали в эти отряды добровольно, чтобы избежать призыва в регулярную армию. Так мне удалось избежать смерти в Нёкуане, а затем в Насене… Но семью я потерял. Кого из земляков ни спрашивал, все говорили, что мать живет в своей деревне. Но есть один вопрос, о котором я должен доложить. Мой родной дядя сотрудничает с Фронтом Вьетминь.

Луан насупил брови. Лук испугался.

— До сих пор я боялся говорить об этом. Но вижу, сказать необходимо… Господин агроном, прошу пощадить меня, — испуганно пробормотал он чуть не плача.

— А ты когда-нибудь встречался со своим дядей?

— Да! Когда он еще работал в уезде Хайхау. Я передавал ему какие-то письма. Это было еще до того, как французы ввели свои войска в нашу провинцию. Затем дядя совсем исчез. Только спустя много времени моя мать получила от него весточку.

— А чем конкретно занимается твой дядя, ты знаешь?

— В Хайхау он был председателем уездного комитета Сопротивления…

— А потом? — едва скрывая радость, спросил Луан. — Ладно. Прошу тебя, никому не рассказывай о своем дяде. Это очень запутанное дело. Никому не говори, слышишь, даже Тхатю… А теперь принимайся за машину.

Ню и Луан сидели в рабочем кабинете Ню в маленькой квартирке с задней стороны дворца Зялонг. На Ню был плохо выглаженный костюм.

— Нго Чонг Хиеу — тупица! — брюзжал Ню. — Но он ловкий подхалим. Мой брат Зьем как-то нашел с ним общий язык. Но я понимаю, что глупый человек во главе финансов может создать серьезные политические осложнения… Ты согласен?

Луан ничего не ответил.

— Почему брат выбрал Нго Чонг Хиеу на этот пост? Есть же еще Нгуен За Хиен, Чан Куок Быу… Все это странно! — Ню постепенно перешел почти на крик.

— Чего ты так возмущаешься? — спросил Луан.

— Ну как же не возмущаться?! Я хочу, чтобы наша политика была умной. А этим типам только бы поднимать шумиху по каждому поводу. Я сказал: надо лишь в самом общем виде возложить ответственность на Поля Эли за инцидент с сенегальцами в Нгабае. А они сразу же созвали пресс-конференцию, выступили с заявлением… Даже в отношении генерала Ви я предлагаю проводить политику умиротворения. А они все время ему угрожают. Они умеют только шуметь. Организуют митинги, ты видел, просто позор. Это ведь все наемники.

Луан улыбнулся:

— В любом подходе для правительства есть польза. Конечно, правительство должно действовать мягко. Но это не значит, что оно может быть неповоротливым. И потом, не каждая глупость есть… глупость.

Ню уставился на Луана:

— Ты говоришь что-то странное…

Луан показал пальцем на картину, висевшую на стене. На ней была изображена гора, покрытая снегом. На переднем плане была нарисована ветка персика.

— Это ведь картина японского художника Фудзиты «Гора Фудзияма»? Теперь посмотри, если убрать рамку, то от картины сразу же теряется впечатление. Ты скажешь, рамка плохая. В данном случае это как раз и можно использовать.