Счастливчики

— Нора, а вы уже плавали по морю? — спросил Медрано. Очень в его манере — сразу называть ее по имени. Видно, не робок с женщинами. Нет, не плавала, правда, была на экскурсии по Дельте, но это не то… А он-то, конечно, плавал? Да, было дело в молодости (как будто он старый). В Европу и в Соединенные Штаты, на конгрессы одонтологов и туристом. Представьте себе, франк тогда стоил десять сентаво.

— Здесь-то вообще все оплачено, — сказала Нора и подумала, что лучше бы прикусила язык. Медрано смотрел на нее с симпатией и словно заранее обещая покровительство. И Лопес тоже смотрел на нее с симпатией, но в его взгляде сквозило и восхищение истинного портеньо, который не обойдет вниманием ни одну стоящую женщину. Если все на пароходе окажутся такими же симпатичными, как эти двое, путешествие удастся. Нора отпила немного гранатового напитка, чихнула. Медрано и Лопес продолжали улыбаться, словно ободряя, а Лусио уже, похоже, готов был защищать ее от столь явного проявления симпатий. Белый голубь сел на перила у входа в метро. И застыл, безразличный и чуждый толпе, текущей вниз и вверх по Авениде. А потом взлетел с перил, с виду точно так же беспричинно, как и до того опустился на них. В угловую дверь вошла женщина, ведя за руку мальчика. «Еще дети, — подумал Лопес. — Ну, этот-то наверняка плывет, если мы вообще поплывем. Скоро шесть, решающий час. В шесть всегда что-нибудь случается».

— Здесь должно быть вкусное мороженое, — сказал Хорхе.

— Ты думаешь? — сказала Клаудиа, глядя на сына с заговорщическим видом.

— Ну конечно. Лимонное и шоколадное.

— Жуткая смесь, но раз тебе нравится…

Стулья в «Лондоне» были крайне неудобные, рассчитанные на то, чтобы поддерживать тело в безупречно вертикальном положении. Клаудиа устала от сборов, в последний момент выяснилось, что не хватало массы вещей, и Персио пришлось мчаться покупать их (по счастью, у бедняги не было особых хлопот со своими вещами, он собрался как на пикник), а она тем временем запирала квартиру и писала письмо, какие пишутся в последний момент, когда уже не находится ни мыслей, ни чувств… Но теперь она будет отдыхать — до устали. Ей давно уже надо отдохнуть. «Давно уже мне надо было устать, чтобы отдохнуть», — поправила она себя, нехотя играя словами. Персио, наверняка, скоро явится, в последний момент он вспомнил, что не запер что-то в своей таинственной комнатке в Чакарито, где держал книги по оккультизму и рукописи, которые едва ли когда-нибудь будут напечатаны. Бедняга Персио, вот кому надо отдохнуть, как повезло, что Клаудии разрешили (благодаря телефонному нажиму доктора Леона Леубаума на некоего инженера) взять Персио с собою в плавание, почти контрабандой, представив его дальним родственником. Уж если кто и заслуживает лотерейного выигрыша, так это Персио, неустанный корректор у Крафта, постоялец дешевых пансионов в западной части города, любивший бродить ночами в порту и по улочкам Флореса. «Ему больше, чем мне, нужно это дурацкое плавание, — подумала Клаудиа, разглядывая ногти. — Бедняга Персио».

От кофе ей стало лучше. Итак, она отправляется в плавание с сыном, прихватив заодно и старого друга, которого превратила в родственника. Отправляется, потому что ей достался счастливый билет, потому что Хорхе полезен морской воздух, а Персио он еще полезнее. Она подумала и повторила: итак, она отправляется… Отхлебнула кофе, рассеянно начала сначала. Непросто было свыкнуться мыслью с тем, что происходило, с тем, что должно было вот-вот произойти. Уехать — на три месяца или на всю жизнь — какая разница? Не все ли равно? Она не была счастлива и несчастна тоже не была, обычно крайности толкают на резкие перемены. Муж будет оплачивать содержание Хорхе в любой части света. А у нее есть рента, есть тревел-чеки и кое-какие деньги на черный день.

— Все эти люди плывут с нами? — спросил Хорхе, постепенно отходя от мороженого.

— Нет. Давай попробуем угадать кто, если хочешь. Я уверена, вон та сеньора в розовом.

— Ты думаешь, че? Она некрасивая.

— Ладно, не возьмем ее. Теперь ты.

— Вон те сеньоры за столиком, с сеньоритой.

— Очень может быть. Выглядят симпатичными. Ты захватил платок?

— Да, мама. Мама, а пароход большой?

— Думаю, да. Кажется, это какой-то особый пароход.

— Его кто-нибудь видел?

— Возможно, но он не из известных.

— Значит, некрасивый, — грустно сказал Хорхе. — Красивые все знают. Персио, Персио! Мама, Персио пришел.

— Персио точен, — удивилась Клаудиа. — Начнешь думать, что лотерея разрушает привычки.

— Персио, иди сюда! Что ты мне принес, Персио?

— Последние новости с планеты, — сказал Персио, а Хорхе, счастливый, смотрел на него и ждал.

Учащегося Фелипе Трехо очень интересовало, что происходит за соседним столиком.

— Ты только представь, — сказал он отцу, который отирал пот со всей элегантностью, на какую был способен. — Некоторые из этих лохов наверняка поплывут с нами.

— Ты не можешь выражаться поприличнее, Фелипе? — простонала сеньора Трехо. — Что за ребенок, когда он научится хорошим манерам.

Беба Трехо советовалась по поводу своего макияжа с зеркальцем от Эйбара, попутно используя его в качестве перископа.

— Ладно, а эти-то каракатицы, — не унимался Фелипе. — Ты посмотри, эти-то просто рыночные торговки.

— Не думаю, что все отправятся в круиз, — сказала сеньора Трехо. — Возможно, вон та пара, что сидит во главе стола, и вон та сеньора, она, должно быть, мать девушки.

— Какие вульгарные, — сказала Беба.

— Какие вульгарные, — передразнил Фелипе.

— Не кривляйся.

— Фу-ты, ну-ты, герцогиня Виндзорская. Вылитая.

— Хватит, дети, — сказала сеньора Трехо.

Фелипе с удовольствием ощущал свою внезапную значительность, но пользовался ею с осторожностью, чтобы не спалить раньше времени. А сестрицу следовало взять в узду и сквитаться за все, что она успела ему насолить.

— За другими столиками, по-моему, приличные люди, — сказала сеньора Трехо.

— Хорошо одетые, — сказал сеньор Трехо.

«Они — мои гости, — думал Фелипе и готов был кричать от радости. — Старик, старуха и эта говнюшка. И я могу делать что хочу». Он обернулся на соседний столик и ждал, когда на него обратят внимание.

— Вы случайно не плывете на пароходе? — спросил он смуглого мужчину в полосатой рубашке.

— Я — нет, паренек, — сказал смуглый. — А вот этот молодой человек с мамашей и сеньорита с мамашей — плывут.

— Ах, значит, вы провожаете.

— Так точно. А вы плывете?

— Да, с семьей.

— Вы счастливчик, молодой человек.

— Да уж, — сказал Фелипе. — А в следующий раз, может, и вам выпадет.

— Конечно. Выпадет.

— Наверняка.

— А я тебе принес вести от осьминожки, — сказал Персио.

Хорхе уперся локтями в стол.

— Он был под кроватью или в ванне? — спросил он.

— Вскарабкался на пишущую машинку, — сказал Персио. — Как ты думаешь, что он делал?

— Печатал на машинке.

— Сообразительный мальчик, — сказал Персио Клаудии. — Ну конечно, печатал на машинке. Вот страничка, сейчас прочту тебе. Слушай: «Отдыхай, я буду ждать, хоть на меня тебе плевать. Написал тебе немножко твой приятель Осьминожка».

— Бедняжка Осьминожка, — сказал Хорхе. — Что он будет есть, пока тебя не будет?

— Спички, карандаши, телеграммы и баночку сардин.

— Он не сможет ее открыть, — сказала Клаудиа.

— Сможет, Осьминог сможет, — сказал Хорхе. — А какие новости с планеты, Персио?

— На планете, — сказал Персио, — кажется, прошел дождь.

— Если там прошел дождь, — прикинул Хорхе, — то муравочеловекам пришлось забираться на плоты. Потоп, наверное, был — или не совсем?

Персио точно не знал, но муравочеловеки способны были справиться с ситуацией.

— Ты не захватил телескоп, — сказал Хорхе. — Как же мы с борта парохода будем следить за нашей планетой?

— А звездная телепатия на что, — сказал Персио и подмигнул. — Клаудиа, вы устали.