Чистота сердечных сокращений

- Поняла… (такое ударение здесь делают). Посидите в кафе. Я подойду. Паспорт, - протягивает руку.

«Он… Странноват… Ты тоже чудна, девочка… По Сеньке шапка. И мать говорила… странный. Может они все… не знают, что… Приехали…»

Глава 6, в которой рассказывается о милой беседе рыбачки Прони с

Главным конструктором авиапушки

Оказавшись перед высокой филенчатой дверью с номером семнадцать, Проня наконец сдернула с плеч поклажу. От тяжести (в сумках на перевязи по две трёхлитровых банки с молоком) и от долгого времени терпения, она так захотела по-маленькому, что никаких сил… А уж как вошла во двор и вступила в полумрак подъезда, плюнула: будь что будет, присяду за дверью. Но из подвала, чёрт его принёс – чёрный мужик. Поглядел – позыв на писанье и поубавился. Хоть подняться смогла… Прямо, беда.

Дверь открыл пожилой гражданин в полосатой пижаме. Голова обмотана грязным вафельным полотенцем, на худой щеке мыло пеной. Подал волосатую руку:

- Рудельман, - и взглянул вопросительно.

Проня поняла, что у неё только одна возможность выжить – натиск.

- Мне бы… Очень!

Вежливый Рудельман наклонил голову и левой рукой немедля указал путь в долгий коридор. Проня, грохнув банками об пол – ей уже всё равно было, ещё момент и полилось бы кругом, – рванула рысью.

Надо пояснить, что за Проня, кто – Рудельман.

На квартире номер семнадцать, по Пятницкой, что около Павелецкого, состояла в домработницах Пронина сестра. Она внезапно слегла с грыжей в больницу. Вот Проню и выписали – за бабкой ходить, матерью хозяина, лежачая она. И за ним. Сам-то без жены проживает. Вишь, полотенце повязал, глядит голодным. Дня три – не мене – без супа… Ну и всё – стирка, готовка, магазин-рынок.

А банки с молоком – с утренней дойки – не оставлять же было. Да и что из деревни привезёшь в гостинец?

Начала стиркой. Вышла на балкон вешать – глянь-ка, знакомая штука…

- Стреляет? – полюбопытствовала – хозяин курил, сидя на табурете.

- Пушка-то? – поднял бровь. – Голубей гоняю – засрали всё. А вы стрелком служили?

- Гадют, значит… А чучело если?

- Идея! В пижаме, с трубкой в зубах…

Проня простодушно рассмеялась, легко представив.

- Нет, - посерьёзнела, – не служила. Она у нас из самолёта торчала. На заду.

- Правильно. Она для защиты задней полусферы. – При этих словах Проня одёрнула юбку сзади. – Называется РС-23. Р – это я, Рудельман. По секрету…

- На шпиона не похож…

- А экипаж? Катапультировался?

- Этого не могу знать. Когда он лёг на Красивую Мечу, как селезень на воду, нос и утоп. Мы, бабы, нырять…

- На кого лёг? Кто?

- Речка это. Мы как раз на иреню бельё полоскали. А он, эроплан-то, Ил-28-й, туда-сюда, туда-сюда, ниже и ниже. Ну и лёг… Нос – утоп. И они там.

- Не взорвалось?

- Не-е-е… Так мы нырять. Я-то камнем – хрясь, фонарь штурманский и разбился. Сначала одного, потом – и того. Тоже.

- Живые?

- Ещё каки живые-то! Неделю гуляли… Герои.

- А потом? Самолёт-то?

- Что самолёт… Тросом за переднюю стойку шасси – и трактором на берег. Целёхонек. Только фонарь…

- Вы, любезная Проня, меня просто поразили. Откуда всё знаете… самолётное?

- Да-к у нас в округе все ребята на лётчика… Мы так и называем – Главное училище бомбёров Советского Союза имени Марины. У каждой девки, почитай, свой курсант. Придёт в отпуск, гуляют над речкой – он всё про самолёты… О чём ещё… А мы вникаем, не смотри, что толстопятые…

Главный конструктор авиационного вооружения изумлённо глядел на Проню косоватым глазом: да-а… третья мировая и все возможные локальные нам не страшны…

- Что ж потом было?

- Отчислили. И – дисбат.

- А самолёт?

- Эроплан-то? Укатали грунтовую ВПП*, метров шестьсот, подвесили стартовые ускорители ПСР-1500 и… - Проня показала ладонью, как круто он взмыл, как дал крен над Красивой Мечей и улетел за дальний лес… Ладонь бессильно упала на колено.

- А вы… так и?..

- Хотела покататься в кабине стрелка… Посидела, покрутила турель, вспомнила: «…стрелка не сажаем – заблюёт всю кабину…» И вылезла. Потом вызвали в область - медаль за спасение на водах…

- Да… геройская вы женщина… А всё ж признайтесь старику: пилот или штурман?

- Лёдчик, - засмеялась Проня, зардевшись вечерней зарёй.

Глава 7. Промежуточная, бродячая

Геомагнитные ненормальности всех известных и неизученных проявлений отразились и на природе Окско-Донской равнины, на её населении и судьбах отдельных людей. Изменились русла рек. Съёжилось пространство лесов. Сгладились рельефы водоразделов. Одичали буряном бывшие сельхозугодья. Сельские жители подались в Москву и ещё дальше. От бескормицы. И отсутствия перспективы жить.

Видеть одичание пространств земли, давно забыв про самолёты, бывший лётчик пошёл пешком, обременив себя малым заплечным мешком. В мешке – хлеб, прибор для бритья, книжка Платонова и карта местности. Лебедянь, Потудань, Тихая Сосна, Красивая Меча…

С ним увязался и штурман, не очень-то нужный на земле… когда есть карта. В пути они вспоминали тот утренний полёт на Ил-28У – как потеряли связь с КП, как возвращались по рекам, как салага штурман искал на местности Цну, а вывел на Красивую Мечу.

На повороте реки, залитом солнцем, на иреню, женщины в сарафанах и просто так, полоскали бельё и, задрав головы, махали им белыми флагами: сдаёмся…

Они сделали шесть заходов, а на седьмом полоумный штурман сказал:

- Садись… керосин ёк… Покажи класс.

Обманул насчёт горючего…

_____________________________________________

* ВПП – взлётно-посадочная полоса ( Прим. автора)

…Когда всё обошли, всё вспомнили, выпили за училище бомбёров прямо у КПП, на лавочке.

И расстались.

Глава 8, повествующая об окончании работы

Марина вертела в руках паспорт, гадала: Аркадий?.. Вадим?.. Софрон?.. По принципу алогичных ассоциаций. Софрон – круглопузенькое, горластое… На фиг. Аркадий – похож на инженера, не мой. Вадим – киноартист. Говнюк, капризуля.

Был Григорий. Ассоциаций не вызывал. За тридцать, а кроме как Гришка, никто не обращался, хоть и замначальника где-то… Забыла. К чему это я? Сколько лет и духа не было, а тут… возник. Не иначе, ревность проснулась.

А что было после? Пальцев больше на руке. И запомнился-то один… гаишник. В гостях познакомили. Прост… как член… месткома: «Я в машине привык. Не дует. Бензинчиком… Пошли, а?» Как петух.… Насчёт пьянства перлы выдавал: «ГАИ – преграда трезвости!» Саша, кажется…

Марина отвернула нужную страницу: Иван Алексеевич Пронин. Как ошпарило… В груди сделалось гордо и строго. Всё прилажено: и слова, и музыка звуков… И лицо.

Она переключилась на неизбежное – лучшее бельё для долгожданного, ужин при свечах… Дальше мысли путались, ошибалась в сдаче.

- Нашла о чём… Представления как у забытой шлюшки! Откуда что?

Но о постели думалось. Не в том, единственно, направлении, абы дорваться, а с неожиданно ровным чувством выстраданной заслуги: сто лет… жду-жду… пора босой на край…

- Как в кабине… Приборы. Карта. И Красивая Меча… Откуда?

- Вы. Лётчик? Или…

- В совокупности. Внук деда.

- А он? Принц крови? Тайный агент? Или духовного звания?

- Егорий Пронин. Поп-растрига, после революции – золотарь, дворник и лёдчик в Тамбовском узилище всех печалей…

- Лётчик?

- Лёдчик, лёд… Холодильников тогда…

- А вы. Что унаследовали… от всех печалей? Впрочем, если…

- Я лётчик. Упал в Красивую Мечу. Давно… А потом – от всех…

- Это вы очертили на карте овал?

- Высшее командование. Район учебного бомбометания.

- Неужели?

В дверь постучали: смена.

Марина оглядела помещение кассы, погладила прощально монитор, крутанулась в кресле и встала. Рабочий день закончен.

Последний рабочий день в ОАО РЖД.