Ловушка (ЛП)

– А что бы ты хотел, чтобы я ответила? Я ничего не могла ответить. Я просто повторила, что относительно Бассона, ты не знал, что он был связан с Голлем. Они спросили меня, держишь ли ты меня в курсе своих действий. Я им ответила: "Поверьте мне, Бассон слишком умен, чтобы открыться такому человеку, как мой муж. Вы сами говорите, что все знают, зачем приехал в Виши мой муж. И чтобы такого человека Бассон сделал своим сообщником!" Они поинтересовались, не заметила ли я чего-либо странного в твоем поведении. Я им ответила: "Совершенно ничего. Мой муж хотел только одного: визу".

– Короче, ты им сказала, что я хотел примкнуть к Голлю.

– Я им этого не говорила. Им было об этом известно откуда-то еще. Тут уж я ничего не могу поделать. Если винить кого-нибудь, то самого себя. Им это так хорошо известно, что Утенин мне заметил следующее: "Мы хотели выдворить Бриде из Виши, но он так забавен…"

– Ничего-то им не было известно, – закричал Бриде, – а теперь, из-за тебя, они знают.

– Я ничего им не сказала.

– Ты даже не изобразила удивления.

– Меня приняли бы за дуру.

– А теперь я влип в историю, – закричал Бриде еще громче.

– Наоборот все уладилось. Доказательство – тебя отпустили. Ничего другого не оставалось, как говорить с ними начистоту. И главное, не следовало их пытаться обмануть. Если бы я стала хитрить, они не выпустили бы нас ни того, ни другого. Людей не обманешь, милый. Слова ничего не прячут. Так же, как ты знаешь, что думает Соссье, Соссье знает, что думаешь ты. Им понравилась то, как я говорила. Они поняли, что ты, по сути, неопасен.

Бриде зашагал взад-вперед по комнате. Он был вне себя.

– Итак, отныне, официально, – крикнул он, – я голлист. Отныне – голлист. Недолго же это продлится! Можешь считать, что ты хорошо поработала. Но нужно же было рассердиться, Иоланда…

– Все знают правду, я тебе повторяю.

– Никто ничего не знает… Уж будь спокойна, если бы что-либо было известно, то так бы не церемонились.

– В конце концов, я была не так уж неуклюжа, потому что, благодаря мне, ты здесь.

– До завтрашнего утра. Они придут завтра утром, я уверен, ты их не знаешь.

– Ты ошибаешься, милый. Ты вечно принимаешь людей за идиотов. Послушай, эти люди не глупее тебя. Они знают, кто ты такой, и даже не держат на тебя зла за это. Будь они голлисты, я была бы за тебя менее спокойна.

Бриде чуть было не взорвался. Но он вдруг понял, что все их споры были напрасны. Что сделано, то сделано. Иоланде показалось, что у Бриде поднялось настроение.

– Завтра, – сказала она, – мы вместе навестим мсье Соссье.

– Навестим… Ох… Ох… Это ты называешь навестить. Нам не придется себя утруждать. Скорее, это они нас навестят.

– Не говори глупости. Когда ты успокоишься, ты поймешь. Ты увидишь, этот мсье Соссье – любезнейший человек.

– О! Мне это известно.

Бриде рассмеялся. Его ситуация представилась ему вдруг с неожиданной стороны. Приезд его жены сделал из него просто идиота. Все происходило, словно взгляды, которые он мог высказать, как бы разрушительны они ни были, были безобидны, словно он был какой-нибудь дурачок, действительно голлист, но голлист по причуде. Достаточно было его немного одернуть, припугнуть, чтобы он снова стал на правильный путь.

– По сути, ты выставила меня просто кретином, – сказал он, продолжая смеяться.

Иоланда рассердилась.

– Как ты можешь говорить мне такое?

– Да, убогий бедолага, который вбил себе в голову, что он голлист, потому что послушал разок "Радио Лондон".

– А если даже и так, тебе-то что с того?

Бриде не ответил. Было ясно, что Иоланда не понимала, что за жалкой наружностью человека мог стоять идеал гораздо более возвышенный.

– Ты же пытался сойти за приверженца Петена. Что тебе стоит изобразить идиота? Единственно, что важно, так это выпутаться из этой скверной истории, в которую ты попал.

– Если бы только это, – сказал он, – то тогда ничего.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что мы можем быть просто счастливы, ты и я, если завтра утром нас обоих не арестуют. Уж поверь мне, нельзя доверять этим типам. Это немцы, ты понимаешь. Они еще более немцы, чем сами немцы.

– Не говори так, милый. Ты не знаешь, что они думают.

– Я не знаю, что они думают, но я знаю, что они делают. Но ладно, не будем говорить об этом, что сделано, то сделано.

Бриде приблизился к кровати и взял жену за руки. Он долго смотрел ей в глаза. Она не любила этого. Ей было не занимать смелости, но по какой-то физической слабости, когда на нее так смотрели, она каждый раз опускала глаза, и когда подымала их снова, то было заметно, что она стыдилась своей слабости.

– Послушай меня, Иоланда.

– Я тебя слушаю, милый, – сказала она, пользуясь случаем отвести глаза.

– Соссье просил меня вернуться. Тебя он тоже попросил. А мы не пойдем. Я уверен, что если я вернусь, меня больше не выпустят. Они захотели схитрить. Они меня выпустили. Я воспользуюсь этим, и буду еще хитрее их.

– Ты не можешь так поступить, – сказала Иоланда.

Бриде продолжил, словно не услышав.

– Завтра утром мы сядем на поезд. Мы поедем в Лион, а оттуда в Париж. Там все-таки другие люди. Там, на месте, я найду, как мне уехать в Англию. Я был идиотом, но не в том смысле, в котором ты думаешь. Я был идиотом, что мог подумать, что Национальная революция – это только прикрытие.

– Успокойся, милый, – сказала Иоланда, которая не любила, когда ее муж говорил о себе с подобным небрежением.

– В Париже, я найду французов, других французов, понимающих французов. Опять же, там – немцы. Там, по крайней мере, французы будут солидарны между собой.

– Я согласна, – сказала Иоланда, – мы поедем. Но мы не успеем собраться к завтрашнему утру. Хоть один раз, давай будем действовать с умом. Воспользуемся их расположением. Все же тебе будет спокойней, если ты сделаешь то, о чем они просят. Они не будут больше в нас сомневаться. И у тебя, впоследствии, будет больше шансов преуспеть в том, что ты собираешься сделать.

– Говори не так громко, – сказал Бриде.

Иоланда с удивлением посмотрела на мужа.

– Ты с ума сошел. Не думаешь же ты в самом деле, что они и здесь следят за нами.