Ловушка (ЛП)

Бриде спросил у прохожего, где находился отель "Иностранец". Ночь была безлунной. Звезд было столько, что Бриде поначалу показалось, что небо закрыл туман. Только через какое-то мгновение он осознал, что небо, напротив, было чистым, а этим туманом были сами звезды. Временами он оборачивался, все не веря, что за ним не следили. Лампочные гирлянды сверкали на деревьях. Его радость почувствовать себя свободным была между тем половинчатой. Он спрашивал себя, как случилось, что его жена приехала в Виши и что этой малости оказалось достаточным, чтобы его отпустили. Это было странно. Он подумал о Соссье. Тот сказал ему снова прийти на следующий день. Стало быть, все происходило немного так, словно с появлением поручителя отпадала необходимость беспокоиться о его персоне, словно Иоланда предоставила полную гарантию, послужила в некотором смысле залогом, и, одновременно, словно, отпуская хватку, позволяя ему снова вкусить радость жизни, полиция рассчитывала с большей легкостью вытянуть из него то, что ей хотелось. Ибо все равно было странным, что в половине одиннадцатого вечера, тогда, когда уже было решено оставить его ночевать в участке, решение вдруг изменилось. Конечно, ни запоздалые угрызения совести, ни неожиданное обнаружение факта, доказывающего его невиновность, не объясняли подобного жеста. Не стали бы беспокоиться из-за подобного пустяка. Наверняка сочли бы, что можно было повременить до завтра. Все это было очень необычно. Очевидно, Иоланда защитила его. Но что она могла представить в качестве оправдания, и чем могли убедить ее доказательства?

Продолжая идти, Бриде боялся все больше и больше, что его жена допустила очередную оплошность, что она неуклюже защитила его, что сделала себя заложницей собственной законопослушности, что усугубила его положение, заставляя арестовать и себя, как его сообщницу. Она была способна, при ее-то легкомыслии, с ее привычкой верить, что никто не проверял того, что она говорила, дать несуществующие доказательства преданности своего мужа Маршалу. И завтра утром все рухнет. Будет выглядеть, будто он хотел обмануть полицию, что это он подучил свою жену.

Так думал Бриде, когда добрался до отеля. Нет, это было невозможно. Он знал Иоланду. Она всегда была гитлеристкой, это правда. Она часто говорила перед войной: "Кого бы нам надо, так это Гитлера". Но она не была дурой. Она прекрасно знала, что Петен – это не Гитлер. Кроме того, тот был слишком стар.

Иоланда была в постели. С большой заботой были сложены ее вещи. Она сидела, опершись о подушку. У изголовья горела лампа.

– Как я рада тебя видеть! – воскликнула она, как только Бриде вошел в комнату.

Она не встала с постели, но приподнялась, чтобы обнять мужа. Затем она упала на спину, словно теперь, когда Бриде был здесь, она могла не беспокоиться. Она так перепугалась… Ей пообещали освободить ее мужа этим же вечером, но она боялась, до тех пор, пока он не вернулся, что они не сдержат своего обещания. Она провела два ужасных часа, но больше не нужно было думать об этом, потому что все закончилось, потому что он был здесь… О, как она счастлива!

– Я совершенно не понимаю, что произошло, – сказал Бриде.

– Нечего и понимать, – сказала Иоланда.

– Как ты очутилась здесь? Что произошло? – спросил Бриде.

– Я тебе уже говорила. Мне позвонил Утенин.

– Зачем?

– Я объясню тебе это, милый. Сейчас, дай мне побыть счастливой. Представь себя на моем месте. Разве ты недоволен? Все улажено, милый.

Бриде сел в кресло. Радость его жены нисколько не успокаивала его. Его отношения с полицией зашли уже слишком далеко, чтобы их недоверие рассеялось от одного простого заверения Иоланды. Ему было необходимо знать. Он полагал, что на данный момент ничего не изменилось. За благодушием полиции что-то скрывалось. Иоланду обманули. Ею воспользовались. И эта святая простота так и не хотела рассказать толком, что произошло! Да, не было никаких сомнений, теперь он знал это точно, они воспользовались ею. Это было как раз в их стиле. Когда они не могли изобличить человека, они шли окольными путями, через людей, которые были тому дороги. Это известный прием. Должно быть, они держались очень почтительно с Иоландой. Это верный способ завоевать женщину. За всем этим скрывалась ловушка. Его пихнули в объятия Иоланды. Если это не даст своего результата, то завтра, на рассвете, их арестуют обоих.

– Послушай меня, Иоланда, – сказал Бриде спокойно. – Ты расскажешь мне точно, во всех деталях, что произошло.

– Прямо сейчас? Уже? Ты не хочешь присесть на кровать, ко мне?

– Да, прямо сейчас.

– Я расскажу тебе. Ты увидишь, это очень просто.

– Нет, нет, ничего мне не говори. Отвечай на мои вопросы. Когда Утенин тебе позвонил?

– Сегодня, утром, в одиннадцать. Меня не было. Он перезвонил в двенадцать. Так получилось, что на этот раз он меня застал.

– Что именно он сказал?

– Он сказал, что непременно хотел видеть меня по твоему вопросу, что я должна была немедленно явиться. Я сразу подумала, что ты выкинул какую-нибудь глупость. Я села на поезд.

– И ты видела Утенина?

– Да, он принял меня очень любезно. Некий мсье Соссье и другой господин, которого мне не представили, тоже были там. Я была взволнована. Было из-за чего. Они это заметили. Они ободрили меня. Они объяснили мне, что лично они знают, что ты ничего не сделал, но ты попал в дурную историю. Они попросили меня честно рассказать все, что я знала о твоих отношениях с Басонном. Я им и рассказала.

– Что ты им сказала?

– Правду…

– Какую правду?

– Я сказала им, что ты хотел только получить у Бассона визу. Они спросили меня, знала ли я, что ты хотел делать в Африке. Я им ответила, что ты хотел служить Маршалу. Они так непосредственно рассмеялись, что я поняла, что они похитрее тебя. Никто не попался на твой розыгрыш. Все поняли, что ты хочешь примкнуть к Голлю. "Пусть ваш муж будет коммунистом, – сказал мне Утенин, – евреем, голлистом, франкмасоном, или всеми одновременно, – тут ничего не поделаешь. Но пусть он не принимает нас за идиотов…"

– Что ты ему ответила?