Сага о Форсайтах

- Слышите? - сказал он.

Звуки - совсем другие - смутные!

Майкл крепко схватил и сжал что-то холодное, тонкое - руку Сомса.

Так они сидели рука в руке и смотрели на дверь неизвестно сколько времени.

Вдруг просвет двери исчез, на пороге появилась фигура в сером - Аннет!

- Все в порядке! Сын!

XV

ПОКОЙ

Когда Майкл на следующее утро очнулся от глубокого сна, первой его мыслью было: "Флер снова со мной!" Потом он вспомнил.

На его "все хорошо? ", шепотом сказанное у дверей, сиделка выразительно закивала головой.

Несмотря на лихорадочное ожидание, он все-таки сумел остаться современным и сказать себе: "Нечего распускаться! Ступай и спокойно позавтракай".

В столовой Сомс презрительно щурился на надбитое яйцо. Он взглянул на вошедшею Майкла и уткнулся в свою чашку. Майкл прекрасно его понимал: ведь вчера они сидели, держась за руки! Он увидел, что у прибора Сомса лежит развернутая финансовая газета.

- Что-нибудь о собрании, сэр? Вашу речь, наверно, расписывают вовсю.

Сомс кашлянул и протянул газету. Заголовки гласили: "Бурное собрание - отставка двух директоров - вотум доверия". Майкл бегло просмотрел отчет, пока не дошел до слов:

"Мистер Форсайт, замешанный в это дело директор, в своей довольно длинной речи сказал, что не намерен петь Лазаря. Он заявил, что возмущен поведением пайщиков, что не привык к подозрениям. Он подал прошение об отставке".

Майкл опустил газету.

- Черт возьми! "Замешанный", "подозрения". Они этому придали такой оборот, точно...

- Газеты! - сказал Сомс и снова принялся за еду.

Майкл сел и начал очищать банан. "А ведь сумел красиво умереть, - подумал он. - Бедный старик".

- Знаете, сэр, - сказал он. - Я там был, и вот что я могу сказать: из всех только вы и мой отец возбудили во мне уважение.

- Гм! - промычал Сомс и положил ложку.

Майкл понял, что ему хочется побыть одному, и, проглотив банан, ушел к себе в кабинет. Пока его не позвали к Флер, он решил позвонить отцу.

- Как вы себя чувствуете после вчерашнего, Барт?

Голос сэра Лоренса, ясный, тонкий и высокий, ответил:

- Беднее и мудрее. Каков бюллетень?

- Лучше некуда.

- Поздравляем вас обоих. Мама спрашивает, есть ли у него волосы.

- Еще не видел. Сейчас пойду к нему.

И в самом деле, Аннет кивнула ему из приоткрытой двери.

- Она просит вас принести ей собачку, mon cher.

С Тинг-а-Лингом под мышкой, ступая на цыпочках, Майкл вошел. Одиннадцатый баронет! Он еще ничего не видел, потому что голова Флер склонилась над ребенком. Определенно - волосы у нее стали темнее. Майкл подошел к кровати и благоговейно коснулся ее лба.

Флер подняла голову и открыла его взгляду ребенка, бодро сосавшего ее мизинец.

- Чем не обезьянка? - послышался ее слабый голос.

Майкл кивнул. Конечно, обезьянка - но белая ли, вот вопрос!

- А ты как, дорогая?

- Теперь отлично, но что было... - она перевела дыхание, и ее глаза потемнели. - Тинг, смотри!

Китайская собачка, деликатно наморщив ноздри, попятилась под рукою Майкла. Во всей ее повадке сквозило хитрое осуждение.

"Щенята, - казалось, говорила она. - У нас в Китае это тоже бывает. Мнение свое оставляю при себе".

- Что за глаза! - сказал Майкл. - Ему мы можем и не говорить, что ребенка принес доктор из Челси.

Флер еле слышно засмеялась.

- Пусти его, Майкл.

Майкл поставил собачку на пол, и она убежала в свой угол.

- Мне нельзя разговаривать, - сказала Флер, - но страшно хочется, как будто я несколько месяцев была немая.

"То же чувство, что и у меня, - подумал Майкл, - она и вправду была где-то далеко-далеко, совсем не здесь".

- Как будто тебя что-то держит, Майкл. Совсем не своей становишься.

- Да, - мягко проговорил Майкл, - устарелая процедура. Есть у него волосы? Мама спрашивала.

Флер обнажила голову одиннадцатого баронета, покрытую темным пушком.

- Как у моей бабушки, но они посветлеют. Глаза у него будут серые. Майкл, а как насчет крестных? Матерью, конечно, Элисон, а кто будет крестным отцом?

Майкл помолчал немного, прежде чем ответить:

- Я вчера получил письмо от Уилфрида. Хочешь, возьмем его? Он все еще там, но я могу держать за него губку в церкви.

- Он пришел в себя?

- По его словам - да.

Майкл не мог прочесть выражение ее глаз, но губы ее слегка надулись.

- Хорошо, - сказала она, - и, по-моему, совершенно достаточно одного крестного. Мои мне никогда ничего не дарили.

- А мне моя крестная дала библию, а крестный - нагоняй. Значит, решено - Уилфрид.

И он наклонился к ней.

В ее глазах ему почудилось насмешливое и чуть виноватое выражение. Он поцеловал ее в голову и поспешил отойти.

У двери стоял Сомс, ожидая своей очереди.

- Только на одну минуту, сэр, - сказала сиделка.

Сомс подошел к кровати и остановился, глядя на дочь.

- Папочка, дорогой! - услышал Майкл.

Сомс погладил ей руку и, как бы выражая свое одобрение младенцу, кивнул и пошел к двери, но в зеркале Майкл увидел, что губы у него дрожат.

Когда Майкл опять спустился в нижний этаж, им овладело сильнейшее желание запеть. Но нельзя было; и, войдя в китайскую комнату, он стал смотреть в окно на залитый солнцем сквер. Эх, хорошо жить на свете! Что ни говори, а этого не станешь отрицать. Пусть задирают носы перед жизнью и смотрят на нее сверху вниз. Пусть возятся с прошлым и с будущим; ему подавай настоящее!

"Повешу опять "Белую обезьяну", - подумал он. - Не так-то легко будет этому животному нагнать на меня тоску".

Он пошел в чулан под лестницей и из-под четырех пар пересыпанных нафталином и завернутых в бумагу занавесок достал картину. Он отставил ее немного, чтобы посмотреть на нее в полусвете чулана. И глаза же у этой твари! Все дело в этих глазах.

- Ничего, старина, - сказал он. - Едем наверх, - и он потащил картину в китайскую комнату.

Сомс оказался там.

- Я хочу повесить ее, сэр.

Сомс кивнул.

- Подержите, пожалуйста, пока я закручу проволоку.

Сойдя на медный пол, Майкл сказал:

- Вот и хорошо, сэр, - и отступил посмотреть.

Сомс подошел к нему. Стоя рядом, они глядели на "Белую обезьяну".

- Она не успокоится, пока не получит своего, - сказал наконец Майкл. - Но вот беда - она сама не знает, чего хочет.