Редактор Линге

— Да, она получила эти деньги именно съ этой цѣлью, эти деньги дала ей Шарлотта. Шарлотта скопила ихъ… да, она сберегла ихъ. Бѣдная Шарлотта, она такая добрая. Какъ только она узнала, что ея мать должна Хойбро деньги, она тотчасъ же сказала: «Это не можетъ продолжаться ни минуты больше». И она сдѣлала то, что хотѣла. Богъ знаетъ, что сдѣлалось съ Шарлоттой, — ей пришлось такъ много пережить за эту зиму; она никогда ничего не говорила, но мать все замѣчала. Фру Илэнъ была не слѣпая: вотъ уже давно, какъ Андрэ Бондезенъ пересталъ бывать въ домѣ, а это что-нибудь да значитъ; у нихъ вѣрно что-нибудь случилось. Ей такъ жалко было ее.

Шарлотта бросилась ей на шею и сказала, что если бъ были деньги, она тоже уѣхала бы въ Америку; но денегъ у нея не было.

Все это фру Илэнъ разсказывала тихимъ, таинственнымъ голосомъ, чтобы дочери изъ сосѣдней комнаты не слышали ее. Потомъ она сунула ему въ руку деньги. Хойбро прекрасно понималъ, откуда эти деньги, — это залогъ, полученный за велосипедъ. Онъ отказывался, не хотѣлъ брать этихъ денегъ, — пусть онѣ останутся у Шарлотты, и она употребитъ ихъ на путешествіе.

Но фру Илэнъ покачала головой. — Нѣтъ, ей было поручено отдать ему эти деньги; Шарлотта отошлетъ ее обратно, если она вернется съ ними къ ней. Такъ что — пожалуйста!

Хойбро торопливо вошелъ въ свою комнату и въ страшномъ возбужденіи бросился въ качалку. Ну, слава Богу, теперь онъ можетъ заплатить свой долгъ въ банкѣ. Завтра же утромъ онъ выкупитъ вексель, какъ только пробьетъ 9 часовъ, прежде чѣмъ придетъ директоръ. Итакъ, значитъ — еще одна ночь, одна единственная ночь; въ эту ночь онъ будетъ спать такимъ счастливымъ… Но удастся ли ему сомкнуть глаза на радостяхъ?

Какъ онъ страдалъ всю эту зиму, не видя нигдѣ спасенія. Впрочемъ, теперь онъ написалъ эту брошюру, которая понемногу распродавалась; но выгоды ему отъ этого никакой не было. Онъ подарилъ рукопись первому попавшемуся издателю и былъ радъ, что даромъ ее напечатали. Такъ проходили дни, а срокъ уплаты все приближался.

Сегодня вечеромъ онъ вернулся домой, чтобы еще разъ подумать обо всемъ этомъ, сѣсть въ кресло и подумать, какимъ образомъ онъ достанетъ эти деньги. Напрасно онъ былъ у двухъ-трехъ своихъ товарищей и просилъ о помощи; можетъ быть, онъ встрѣтитъ какого-нибудь добраго человѣка, который сдѣлаетъ это для него; въ этомъ не было вѣдь ничего невозможнаго, если хорошенько подумать. Вотъ онъ сѣлъ бы здѣсь, на этотъ самый стулъ, онъ не зажигалъ бы лампы, вотъ какъ сейчасъ, и сталъ бы думать цѣлые часы объ этомъ. А теперь деньги у него въ рукѣ. Обѣ большія кредитки пахнутъ мускусомъ; онъ пощупалъ ихъ пальцами — онъ не ошибается, — онѣ у него въ рукѣ. Развѣ это не странно?

Онъ не могъ сидѣть спокойно, онъ всталъ посреди темной комнаты и улыбнулся; вдругъ услыхавъ шаги въ передней, онъ поспѣшно открылъ дверь и выглянулъ. Обыкновенно онъ сидѣлъ тихо, задерживалъ дыханіе, когда прислушивался, — но теперь онъ радостно отворилъ дверь, безъ всякаго намѣренія кого-либо встрѣтить.

— Добрый вечеръ! — сказалъ кто-то.

— Добрый вечеръ, фрёкенъ Шарлотта! — отвѣчалъ онъ и остановился въ дверяхъ; въ его комнатѣ все еще было темно.

— Вы такъ поздно уходите? — спросила она.

— Ухожу ли я? Нѣтъ. Я думалъ, что это вашъ братъ вернулся домой и хотѣлъ съ нимъ поздороваться.

— Мой братъ у себя въ комнатѣ,- сказала она, — позвать вамъ его?

— Нѣтъ, зачѣмъ; я хотѣлъ только… Нѣтъ, ничего, серьезнаго ничего.

Они стояли другъ противъ друга. Она заглянула въ его темную комнату и сказала:

— Развѣ у васъ сегодня нѣтъ лампы?

— Что вы, лампа есть! Я сейчасъ ее…

Онъ старался ее зажечь торопливыми, невѣрными движеніями; они продолжали между тѣмъ разговаривать. Наконецъ, она вошла въ комнату и затворила за собой дверь. Они оба сѣли.

— Мнѣ нужно кое о чемъ попросить васъ, — сказала она.

— Меня? Что-нибудь такое, чего я не знаю! А я хотѣлъ васъ поблагодарить…

Онъ глазами указалъ на деньги, лежавшія на столѣ; но она перебила его:

— Простите меня, я нехорошо вела себя по отношенію къ вамъ.

— Ахъ, пустяки, зачѣмъ ей просить прощенія, можетъ быть даже въ этомъ былъ виноватъ онъ самъ.

Онъ возразилъ:

— Вы можете обращаться со мной, какъ вамъ угодно. Впрочемъ, вы были такой, какъ всегда… да, да, я хочу сказать…

— Нѣтъ, я все-таки надѣюсь, что это не такъ, — сказала она смѣясь. Потомъ она прибавила очень серьезнымъ голосомъ: — Я не знаю, я была такой раздражительной, совсѣмъ больной отъ злости. Вы замѣтили?

— Нѣтъ.

— Да, это было такъ. Но я никогда не буду больше такой, Хойбро. Это не давало мнѣ покоя; я хотѣла въ тотъ же вечеръ попросить у васъ прощенія, но когда постучала въ вашу дверь, вы мнѣ не отвѣтили.

— Такъ это, значитъ, были вы! Я это предчувствовалъ, но у меня не хватало смѣлости смотрѣть на васъ, посмотрѣть вамъ въ глаза. Иногда человѣкъ дѣлаетъ такія вещи, что приходится опускать глаза. Но вы, вѣдь, не можете стать на мѣсто этого человѣка. Вы — нѣтъ.

— О, нѣтъ, я могу стать на его мѣсто. Есть скрытые грѣхи, заставляющіе опускать глаза.

Онъ принялъ это за полуотвѣтъ, за предложеніе продолжать:

— Ну, и что же дальше?

Она хочетъ показать, что можетъ понять и простить. Онъ приготовился разсказать ей свой грѣхъ, свой обманъ, свой подлогъ; ему нужны были деньги, чтобы заплатить пари, пари на честное слово, онъ принесъ документъ и получилъ подъ него деньги.

Онъ началъ:

— Это случилось такъ…

Но она опять перебила его:

— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Вы ничего не должны мнѣ разсказывать! Мы ничего не будемъ другъ другу разсказывать, не правда ли? Нѣтъ, милый мой, не будемъ грустить хоть сегодня вечеромъ, а то мнѣ право нехорошо. Я больше не въ состояніи…

Она сдѣлала большое усиліе, чтобы не расплакаться.

Онъ былъ такъ пораженъ, что не могъ дальше продолжать, и не сказалъ больше ни слова. Одну минуту онъ думалъ о томъ, что надо поблагодарить ее за деньги; но она перебивала его, когда онъ начиналъ. Можетъ быть, было бы неделикатно съ его стороны напомнить ей о бѣдности ея матери и о ломбардѣ, о велосипедѣ. Онъ молчалъ.

Она стала разспрашивать его о старыхъ портретахъ, стоявшихъ у него на столѣ, о его родителяхъ, о его сестрѣ, о которыхъ она никогда раньше не упоминала. Она обрадовалась и удивилась, когда онъ показалъ ей портретъ своей сестры.

— Вы сегодня вечеромъ такая добрая, — сказалъ онъ, — могу ли я вамъ показать послѣднее письмо изъ дому? Правда, оно не совсѣмъ грамотно написано!

Она взяла письмо и прочла его съ неподдѣльной радостью. Какія здравыя и твердыя убѣжденія, какая любовь! Имъ обоимъ очень понравилось заключеніе, гдѣ старый отецъ, вообще никогда не шутившій, наставилъ цѣлый рядъ знаковъ и написалъ: — Прилагаю при семъ нѣсколько дюжинъ знаковъ, которые ты можешь размѣстить въ письмѣ.

О, да, это, дѣйствительно, прямая, наивная и сильная душа.

Пока Хойбро складывалъ письмо, Шарлотта сидѣла и смотрѣла на него, думая о чемъ-то.

Они начали говорить о Фредрикѣ. Онъ рѣшился искать счастья въ Америкѣ и уже началъ продавать свои книги; у него не мало книгъ.

Онѣ могутъ покрыть расходы по путешествію. Она съ удовольствіемъ проводила бы его, если бъ у нея были на это средства; съ улыбкой, казавшейся почти вздохомъ, она разсказала ему, какъ она просила сегодня у Бога денегъ на путешествіе, — хотя и не достойна его помощи.

— Нѣтъ, вамъ не нужно, — сказалъ Хойбро неосторожно. — Вы не должны ѣхать съ нимъ.

— Почему нѣтъ? Ахъ, нѣтъ, мнѣ такъ бы этого хотѣлось; здѣсь я даже самой себѣ въ тягость.

— Но никому другому вы не въ тягость. Многимъ будетъ тяжело, если вы уѣдете.

— Кому я нужна?

Ему больше всѣхъ; ему — днемъ и ночью, но онъ сказалъ:

— Разъ вы спрашиваете: Андрэ Бондезену, напримѣръ.

Она сжала руки и крикнула рѣзкимъ голосомъ: «Нѣтъ!» поблѣднѣвъ отъ волненія. Потомъ она коротко и насмѣшливо улыбнулась.

— Я не хочу даже, чтобы онъ вспоминалъ обо мнѣ. — Она перешла опять въ прежній тонъ и сказала:- Но, вѣдь, мы хотѣли быть веселыми сегодня.