Гулящая

ут же ее к себе переманит. Грамоте учит, ремеслу. Школу такую открыла. И скажи, пожалуйста: иной раз вовсе беспутная попадется, смотришь, через год-два - такая станет хозяйка: все знает, все умеет. Захочет девушка, замуж оттуда идет, не захочет, век там проживает. Сперва люди ее сторонились, а как разобрали, так и хозяева стали отдавать в ученье к ней своих дочек. Добрая душа, много людям добра делает! Не то что другие: как разбогател, так и бога и людей забыл. А она нет - все для людей. За их, говорит, зло я им добром отплачу!" - закончил прохожий и пропал из глаз. "Где наша мать? Где наша мать?" - услыхала она стоголосый шум. И отовсюду, со всех сторон, из-за густой пшеницы и высокой ржи, показались девичьи и женские головки, гладко причесанные, убранные цветами. Личики румяные, глазки ясные, спокойные... И все бросились к ней. "Вот наша мать! Вот наша мать! Утомилась, бедняжечка. Возьмем ее на руки и донесем до дому!" И, подняв ее на руки, молодые и сильные, они понесли ее по полю. Широким шатром раскинулось над нею синее небо, ни тучки на нем, ни облачка, разве только черной точкой жаворонок, затрепещет, да зальется над землей своей песней. Внизу буйные колосья за нее цепляются, тихо щекочут ее, а вокруг - несмолкаемый шум молодых и звонких голосов... Так легко и приятно Христе - сладко дремлется ей, глаза смыкаются, тихое забвенье находит на нее. Все крепче, и крепче сон, она словно стынет, замирает во сне...

На следующий день, чуть забрезжил свет, еврей, озирая свои владения, наткнулся около лавки на что-то темное.

- Кто там? - крикнул он, подходя.

В сером свете зимнего утра виднелась темная куча. Еврей протянул руку и отпрянул в ужасе. Теплая рука его коснулась холодного как лед лица.

- Гивалт! Гивалт! - закричал он и бросился в хату.

Скоро он опять появился, за ним выползла и еврейка. Еврей что-то кричал ей, показывая рукой на лавку. Заспанная, неумытая еврейка устремила туда свои черные глаза.

- Что там тебе, Лейба, бог послал? - крикнул еврею мужик с соседнего двора.

- Что послал? Напасть послал! Принесли кого-то черти, замерз тут около лавки.

- Кто ж это там? Мужик или баба?

- А черт его знает, кто? Не нашел другого места, приткнулся около лавки!

Мужик, бросив посреди двора охапку соломы, которую он нес скотине, пошел к лавке. За ним и еврей с еврейкой.

- А никто к тебе на ночь не просился? - спросил мужик.

- Нет, не просился,- ответил еврей, глядя на жену.

- А я слышал ночью - собаки лаяли и в окно кто-то стучал.

- Не знаю, может, и стучал. Я спал. Ты не слышала, Хая? - повернулся еврей к еврейке.

- Нет, не слышала,- ответила та.

Мужик подошел к куче лохмотьев и ощупал голову.

- Так и есть, человек,- сказал он.- Что ж теперь, Лейба, будешь делать? - спросил он немного погодя.

- Что делать? Возьму и выкину на середину дороги.

- Нет, так нельзя, а то как бы беды не было. Надо в волость заявить.

Еврей застрекотал что-то еврейке и побежал по улице. Еврейка пошла