Вильсон Мякинная голова

Блэкъ хлопнулъ себя по бедру и воскликнулъ:

— Клянусь всѣми чертями, что онъ отгадалъ придуманную вами ловушку, Мякинная Голова! Понятное дѣло, что это не могло придти всякому дурню въ голову, такъ даже и я самъ сперва не сообразилъ, чтобы можно было бы выкинуть такую штуку.

Вильсонъ подумалъ про себя: «Человѣкъ не глупый отъ природы могъ бы легко догадаться. Меня поэтому нисколько не удивляетъ, что Блэку эта штука не пришла въ голову. Не понимаю только, какъ могло случиться, что Томъ сообразилъ въ чемъ дѣло? Неужели онъ умнѣе, чѣмъ я это предполагалъ?» Такъ какъ адвокатъ ничего не сказалъ вслухъ, Томъ продолжалъ:

— Все это было прекрасно придумано. Воръ, не подозрѣвая подготовленной ему ловушки, долженъ былъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, принести или же прислать кинжалъ, объяснивъ, что купилъ его гдѣ-нибудь по дешевой цѣнѣ или же нашелъ на дорогѣ и т. п. Бѣдняга, разсчитывая получить обѣщанную награду, оказался бы вмѣсто того арестованнымъ. Такъ вѣдь я говорю?

— Такъ! — подтвердилъ Вильсонъ.

— Я убѣжденъ, что это непремѣнно такъ и должно было случиться и, думаю, что никакихъ сомнѣній на этотъ счетъ быть не можетъ, — добавилъ Томъ. — Позвольте спросить, видѣли вы сами когда-нибудь этотъ кинжалъ?

— Нѣтъ.

— Видѣлъ его кто-нибудь изъ вашихъ пріятелей?

— Сколько мнѣ извѣстно, никто.

— Теперь я начинаю подозрѣвать, какимъ образомъ вашъ проектъ не удался.

— Что вы хотите этимъ сказать, Томъ, и на что именно намекаете? — спросилъ Вильсонъ, у котораго начало пробуждаться чувство какого-то непріятнаго сомнѣнія и недоумѣнія.

— То, что такого кинжала нѣтъ и, можетъ быть, даже никогда и не было на свѣтѣ.

— А знаешь что, Вильсонъ, Томъ Дрисколль, пожалуй, вѣдь, правъ? Человѣкъ, у котораго оказался бы такой кинжалъ, непремѣнно соблазнился бы предложенной наградой. Тысяча долларовъ и даже половина этой суммы на полу не валяется.

Кровь у Вильсона начала слегка волноваться и онъ задавалъ себѣ вопросъ: «Неужели чужеземцы и въ самомъ дѣлѣ позволили себѣ надо мной подшутить»? Оно какъ будто и въ самомъ дѣлѣ на это смахивало. Но какой же барышъ они разсчитывали получить отсюда? Онъ отвергнулъ такое предположеніе, какъ неправдоподобное. Томъ возразилъ ему на это:

— Вамъ бы хотѣлось знать, въ чемъ именно могъ заключаться для нихъ барышъ? Понятно, что о барышѣ, въ смыслѣ денежной выгоды, не могло быть и рѣчи, но потрудитесь принять во вниманіе, что эти иностранцы желали устроить себѣ теплое гнѣздышко въ чуждомъ для нихъ нашемъ городѣ. Отчего имъ было не выставить себя любимцами какого-нибудь восточнаго державца, разъ что это не было сопряжено для нихъ ни съ какими расходами? Отчего не похвастаться также передъ нашимъ несчастнымъ городкомъ обѣщаніемъ награды въ тысячу долларовъ, если это опять таки не сопряжено ни съ какими расходами? Поймите, Вильсонъ, что такого кинжала на самомъ дѣдѣ не существуетъ, а не то придуманный вами способъ давно бы уже вернулъ его законнымъ владѣльцамъ. Возможно, впрочемъ, что этотъ кинжалъ не миsъ, но въ такомъ случаѣ онъ находится теперь уже въ рукахъ близнецовъ. Поразмысливъ хорошенько, я прихожу даже къ убѣжденію, что итальянцы и въ самомъ дѣлѣ видѣли гдѣ-нибудь такой кинжалъ. Анжело набросалъ его карандашемъ слишкомъ быстро и ловко для того, чтобы можно было счесть это смертоубійственное оружіе плодомъ чистаго вымысла. При такихъ обстоятельствахъ я не могу утверждать подъ присягой, чтобы у нихъ никогда не было подобнаго кинжала, но готовъ поручиться чѣмъ угодно, что если у нихъ имѣлся во время прибытія ихъ къ намъ въ городъ означенный кинжалъ, то они успѣли уже получить его обратно.

Блэкъ объявилъ:

— Соображенія Тома кажутся мнѣ очень разсудительными и правдоподобными. Собираясь уже уходить, Томъ присовокупилъ:

— Когда вы Блэкъ отыщете старуху и у нея не окажется кинжала, совѣтую вамъ произвести обыскъ у близнецовъ.

Съ этими словами онъ ушелъ. Вильсонъ чувствовалъ себя въ довольно подавленномъ настроеніи. Онъ хорошенько не зналъ, что ему и думать. Ему не хотѣлось питать недовѣрія къ близнецамъ и онъ рѣшился, за отсутствіемъ убѣдительныхъ доказательствъ, воздержаться отъ сомнѣній. Тѣмъ не менѣе, адвокатъ сознавалъ, что надо обдумать хорошенько всѣ обстоятельства дѣла и дѣйствовать потомъ сообразно съ ними.

— А вы, Блэкъ, какого мнѣнія на этотъ счетъ? — спросилъ онъ.

— Видите ли, Мякинная Голова, я раздѣляю на этотъ счетъ мнѣніе Тома. У нихъ или не было кинжала, или же, если онъ имѣлся, то давно полученъ ими обратно.

Встрѣтившись съ Блэкомъ и Вильсономъ, Томъ, собственно говоря, не имѣлъ никакого опредѣленнаго намѣренія. Вступая съ ними въ разговоръ, онъ надѣялся подразнить ихъ обоихъ и позабавиться этимъ малую толику. Теперь онъ уходилъ отъ нихъ въ прекраснѣйшемъ расположеніи духа, такъ какъ убѣдился, что совершенно случайно и безъ малѣйшаго труда для себя лично, достигнулъ одновременно нѣсколькихъ весьма пріятныхъ для него цѣлей: во-первыхъ, онъ задѣлъ ихъ обоихъ за живое и видѣлъ, что причинилъ имъ чувствительную боль; во-вторыхъ, ему удалось ввести въ расположеніе Вильсона къ близнецамъ легонькій оттѣнокъ горечи, отъ котораго не такъ-то легко будетъ отдѣлаться, и, наконецъ, — въ третьихъ, что всего существеннѣе, — онъ слегка подорвалъ блестящую репутацію, пріобрѣтенную близнецами на Даусоновой пристани. Томъ былъ увѣренъ, что подобно большинству сыщиковъ, Блэкъ не станетъ держать языкъ за зубами и разболтаетъ рѣшительно все. Не пройдетъ и недѣли, какъ весь городъ будетъ исподтишка смѣяться надъ итальянскими графами, предложившими блистательное вознагражденіе за вещь, которой у нихъ никогда не было, или же которую они никогда не теряли. Понятно, что у Тома имѣюсь совершенно достаточное основаніе къ самодовольству.

Въ теченіе цѣлой недѣли Томъ велъ себя дома безукоризненно. Дядя и тетка никогда еще не видывали его такимъ безупречнымъ молодымъ человѣкомъ. Дѣйствительно, его поведеніе представлялось во всѣхъ отношеніяхъ примѣрнымъ. Въ субботу вечеромъ онъ сказалъ судьѣ:

— У меня, дядюшка, лежитъ кое-что на душѣ. Собираясь теперь уѣхать и зная что мнѣ ужь, быть можетъ, не суждено болѣе съ вами свидѣться, я не въ состояніи выносить подобный нравственный гнетъ. Я обманулъ васъ притворившись что боюсь поединка съ этимъ итальянцемъ, котораго считаю просто на-просто искателемъ приключеній. Мнѣ надо было придумать какой-нибудь предлогъ для отказа и такъ какъ вы меня захватили врасплохъ, то я, естественно, сдѣлалъ впопыхахъ довольно неудачный выборъ. Вся суть въ томъ, что никакой порядочный человѣкъ не могъ бы драться съ нимъ на дуэли, зная про него то, что извѣстно мнѣ.

— Вотъ какъ! Что же тебѣ про него извѣстно?

— Графъ Луиджи сознался въ моемъ присутствіи въ убійствѣ.

— Это просто не вѣроятно!

— А между тѣмъ совершенно вѣрно. Вильсонъ съ помощью хиромантіи распозналъ это по очертаніямъ его ладоней. Онъ объявилъ это Луиджи и до такой степени притиснулъ его въ уголъ, что искатель приключеній вынужденъ былъ покаяться и сознаться. Оба близнеца на колѣняхъ просили насъ хранить эту тайну. Они клялись, что будутъ вести здѣсь хорошую, честную жизнь, и до такой степени насъ разжалобили, что мы дали честное слово не компрометировать ихъ до тѣхъ поръ, пока они не нарушатъ своего обѣщанія. Вы сами, дядюшка, поступили бы точно также на нашемъ мѣстѣ.

— Ты совершенно правъ, голубчикъ, я поступилъ бы точно также. Если у человѣка есть тайна, то она является его собственностью и должна быть священна для тѣхъ, кому удалось ее разузнать такимъ сверхъ естественнымъ способомъ. Ты хорошо поступилъ и я тобою горжусь. — Помолчавъ немного онъ грустно присовокупилъ: — Остается только пожалѣть, что мнѣ пришлось сразиться на полѣ чести съ убійцей!

— Тутъ ничего уже нельзя было подѣлать дядюшка! Если бы я зналъ, что вы пошлете вызовъ графу Луиджи, то разумѣется счелъ бы своимъ долгомъ помѣшать поединку еслибъ даже при этомъ пришлось нарушить данное честное слово, но Вильсонъ оказался бы всетаки въ необходимости молчать.