Гулящая

рь такое найдешь, как тогда было?

- А что, разве и теперь станут водить по деревне бабу с крынкой, если она возьмет для ребенка кружечку молока? - спокойно спросил Кирило.

Оришка так и вспыхнула.

- И поделом! Не воруй чужого. Теперь не водят, зато и воровство всесветное. Кто теперь не ворует? Маленький ребенок и тот норовит стянуть, если что плохо лежит.

- А мажут вашу сестру дегтем, как мазали мать черномазой Ивги? улыбнулся Кирило.

- Зато и гулящих девок наплодилось! - снова огрызнулась Оришка.

Христю словно кто ножом пырнул в самое сердце, она даже вздрогнула. "Гулящих, гулящих",- свистело у нее в ушах это слово. Она ведь тоже гулящая. Да, да, гулящая, шлюха. По белу свету шляется без угла, без пристанища, по рукам ходит.

- А тогда их разве мало было? - спокойно спрашивает Кирило.

- Тогда разве так было? Не успеет на ноги стать, материнское молоко на губах у нее еще не обсохло, а уже с солдатами таскается.

- Теперь хоть сама таскается, а тогда на веревке тащили.

- Хоть и на веревке, да такого не было, как теперь,- под забором подыхают, от еврея к еврею, как собаки шелудивые, шляются.

- Ты скажи лучше, что это вы очень жадны, утроба у вас ненасытная. Нет вам никакого удержу, вот оно что! Тогда вас силком тащили, вот и приучили шляться так, что теперь вы сами таскаетесь, как оголтелые, да тогда хоть плакали, а теперь смеетесь.

- Врешь, бесстыдник! врешь, негодник! паршивец! поганец! - тьфу, тьфу! И слова-то путем не выговоришь! - крикнула, вскакивая, Оришка и бросилась вон из комнаты.- Хоть бы панночки постыдился! - прибавила она на ходу и исчезла в темных сенях.

- Вот тебе и на! - развел руками Кирило.- Простите, панночка. Сама на это речь навела, да меня же еще и срамит. Вот как видите! Глупая, совсем глупая баба! Ей одной, может, и было хорошо при панщине, а она думает, что и всем так. Сейчас, правда, трудно, очень трудно жить, так хоть знаешь, что никто у тебя не стоит над душой, никто тебя арапником не стегнет и не поведет в конюшню. Бывает, правда, и голодно и холодно, зато вольный ты человек. Волен жить как хочешь: бога боишься - по правде живи, а не боишься - ну тогда как знаешь.

- А разве не правду сказала бабушка Оришка, что тогда вы знали одного пана и только его стереглись, а теперь всякого надо бояться,- сказала Христя.

- Да оно не совсем так. Боялись пана, правда, боялись, да ведь и своего брата остерегались, чтоб перед паном не оговорил. И теперь надо стеречься. Только тогда шкуру надо было стеречь, а теперь - карман. Вот в чем все дело.

Снова перед Христей открылся иной мир, иной взгляд на жизнь, не такой унылый и мрачный, как у бабки Оришки. Раньше ей ничего подобного в голову никогда не приходило. Теперь ей казалось, что она с каждой минутой становится старше на десятки лет. На душе у нее стало светлей, на сердце веселей, она точно росла, поднималась, становилась на голову выше остальных людей и взирала на них со своей высоты.

- Может, и вы, Кирило, выпьете чаю?