Чувство древнее, как мир

Могла ли тогда предположить Клеопатра, что ее корыстные намерения выльются в самую большую и сильную любовь, сладостную и болезненную страсть всей ее жизни, когда готовила свое яркое театральное возвращение на международную политическую арену? Марк Антоний был слабовольной личностью. В юности он во всем подчинялся матери. Затем супруге-мегере, властной Фульвии. Та не обращала внимания на его оргии и пьянство, но в своих интересах вертела им, как хотела. И мог ли он ожидать, что после всего пережитого, после сорока лет встретит такую любовь, которая станет и отравой, и воздухом, и смыслом его жизни, и что он станет тем же самым для возлюбленной? Для самой величественной женщины древнего мира. И это счастье и безумство, эта радость от вкушения плодов щедрой судьбы приведет их к неминуемой гибели, к краху всех их царственных амбиций. Алтарь любви потребует от них расстаться, один за другим, со всеми их честолюбивыми планами.

Со временем Клеопатра поняла, что сделала неверный выбор, поставила не на ту лошадь, не на того Волчонка. Новой Римской Волчицей станет Октавиан. Со временем ей стало понятно, что Антоний, в отличие от Цезаря, не обладает способностью просчитывать на несколько ходов вперед, понятно, почему Цезарь предпочел мальчишку Октавиана видеть кандидатом в новые отцы отечества. Но стоило ли об этом жалеть? Антоний зато стал отцом ее детей. А то, чтобы в согласии с цинизмом традиций своей семьи, традиций времени вовремя переметнуться на сторону сильнейшего, на сторону Октавиана, явиться к нему завернутой в очередной ковер, Клеопатре, кажется, и в голову не приходило.

Не сразу, но впервые в жизни Клеопатра полностью растворилась в любви и, напитавшись ее соками, не сразу, но расслабила железные тиски своей царственности. Для нее это была ошибка, но такая, которую совершает любая женщина, выбирая любовь - обжигающее чувство, парализующее волю наваждение, доводящее до гибели тогда, когда рядом нет Его - единственного.

И в награду за это блаженство - смерть, карающая десница, склонная еще и потерзать, помучить. Октавиан был неспособен так любить. Он преследовал Антония и Клеопатру не только ради утверждения величия Рима, не только из политических соображений, но и из зависти к чужому, заносчивому и великому чувству. Только разрушив все их замки, которые вдруг оказались выстроенными на песке, Октавиан мог почувствовать подобие удовлетворения, испытать наслаждение победителя, человека сильного, но где-то в самых своих глубинах чувствующего себя слабым.

* * *

Осенью 41 года до н.э. Клеопатра прибыла в Тарс. Это было самое великолепное зрелище, какое только можно вообразить. Триумф царицы и женщины, отпразднованный заранее, но с полной уверенностью в победе. В гавань входил корабль, чьи борта были украшены щитами из чистого золота, весла оклеены серебряной фольгой, паруса сшиты из самой дорогой шелковой ткани, причем красной, любимого цвета Цезаря. Аромат духов, благовоний и цветов распространялся на сотни метров вокруг этого плавучего чуда.

Моряков на судне изображали полуобнаженные красивые девушки в костюмах нимф. Им помогали самые розовощекие и прелестные дети из лучших семейств Александрии. Самые рослые и мускулистые черные невольники помахивали огромными опахалами над головой царицы, которая восседала на величественном золотом троне.

Вся роскошь, все величие Древнего Египта призвано было к одному соблазнению Антония. Он же стоял на берегу не в силах оторвать свой взор от этого великолепного зрелища. Да и сам Марк Антоний, которого друзья и поклонники не уставали сравнивать и с Геркулесом, и с Дионисом, выглядел в свои годы хоть куда - огромный, красивый, отрастивший себе по греческой моде бороду воин. Этот видавший виды мужчина, как мальчишка, был опьянен теперь не вином, а зрелищем воплощенной мечты. Вот она, та, которая заставила забыть обо всем на свете самого Цезаря. Вот она, женщина его грез во всей роскоши своего великолепия. Вот она, жрица безумных наслаждений и пороков. Вот она - его погибель.

Как и с Цезарем, с Антонием у Клеопатры роман вспыхнул сразу же. Зиму они проводят в Александрии. Это бесконечный праздник эпикурейства и сибаритства. Ночи любви, сменяющиеся дневными пирами, играми, беседами, плавно перетекающими в новые ночи любви. Чета влюбленных оказалась центром притяжения приближенных - убежденных эпикурейцев, греков и римлян. "Общество неподражаемого образа жизни", - назвала его Клеопатра. В него входили десять друзей. Днями и ночами, неделями напролет эти люди наслаждались жизнью, пировали, пели, любили, философствовали, предавались разврату, устраивали маскарады. Все делалось для того, чтобы остановить время, оставить где-то в другом измерении политику и экономику, Октавиана и парфян.

Клеопатра подарила Антонию золотой перстень с огромным бриллиантом и такой же надела на свой палец. "Сладостное опьянение", - прочитал Антоний на оборотной стороне кольца.

Плутарх, составляя жизнеописание Антония, опирался на надежный источник - дневники своего деда Филота, находившегося тогда в окружении римского полководца. Этот роман разворачивался у Филота на глазах, и он отмечал, как из властной правительницы, обожествляемой царицы Клеопатра превращалась в обыкновенную любящую женщину, которую теперь больше всего прочего заботило, вовремя ли поел ее драгоценный Марк, всем ли он доволен, хорошо ли она одета, достаточно ли свежа ее кожа, нежели какие-то планы соперничества с Октавианом или войны с Парфией. Когда они не были заняты любовью, то проводили время в разговорах о погоде, о запахах, о детстве, о ночных страхах, о незаживающей ране - смерти того, кого они оба любили.

Безвременье не может длиться бесконечно. И жизнь Антония, правителя более чем трети державы, не частная жизнь. Октавиан постепенно прибирал всю власть к своим рукам. Но с Антонием ему еще приходилось считаться. За тем стояла огромная армия, экономическая мощь Египта. Последнее особенно беспокоило Октавиана. Он вызвал Антония на переговоры в Брундизий на юге Италии. Там, помимо прочего, хитрый Молокосос решил скрепить союз триумвиров браком. Умерла Фульвия - жена Антония. Октавиану удалось выдать за друга-соперника свою сестру, добродетельную Октавию. Это ему казалось лучшим способом отвлечь римлянина от коварной восточной обольстительницы, а заодно и унизить ее.