Меип, или Освобождение

Иногда у нее вырывались слово, фраза, исполненные глубокой горечи. Когда миссис Пеннингтон читала ей в лондонской газете о невероятном успехе, которым ее мать пользовалась в «Чужестранце», она говорила, вздыхая:

— Удивительно, что людям хочется плакать в театре, как будто в действительной жизни недостаточно причин для слез!

Но как только добрая женщина хотела воспользоваться таким предлогом, чтобы заставить девушку исповедаться, та уходила в себя. Она не избегала разговоров о Лоуренсе, иногда она с презрением описывала его характер, но никогда не касалась своих личных отношений с ним. Причиной ее грусти не могло быть состояние ее здоровья; она часто говорила, что смерть показалась бы ей избавлением. Ее угнетали мысли, в которые невозможно было проникнуть.

Наконец миссис Пеннингтон придумала испытание, которое, по ее мнению, должно было вывести Марию из состояния сдержанности, придававшей их отношениям характер менее интимный и приятный, чем она желала бы. Она выбрала для чтения роман писательницы Шеридан, в котором герой, вроде Ловеласа, ухаживает одновременно, не любя ни одной, за двумя дочерьми своей благодетельницы.

Хитроумный план удался. Часто подавленные страданием люди, считая свое горе исключительным, прячут его, как нечто постыдное. Наблюдая те же страсти и переживания у других, они испытывают чувство облегчения и освобождения.

Мария слушала чтение со все возрастающим волнением. Наклонившись вперед, опершись на руку, со слезами на глазах, она внимала Пенелопе Пеннингтон, которая ждала минуты признаний. Когда дошли до отрывка, поразительно напоминавшего одну из самых тяжелых сцен жизни Марии, она не могла сдержаться и сказала:

— Перестаньте, пожалуйста, читать: я больше не могу — это моя собственная история.

Тогда прорвались столь долго сдерживаемые воспоминания; она рассказала о двойной измене Лоуренса; она призналась в ненависти, которую к нему питала; наконец, она дала понять взволнованной и восхищенной миссис Пеннингтон о причине своей тревоги. Ее преследовала мысль, что ее сестра выйдет замуж за Лоуренса. Она говорила, что этот брак приводит ее в ужас, потому что Салли будет несчастна с таким фальшивым и злым человеком.

Добрейшая миссис Пеннингтон, знавшая от миссис Сиддонс то, чего не ведала Мария, то есть что Салли и Лоуренс по-прежнему встречаются, старалась убедить Марию, что надо предоставить полную свободу ее сестре. «Если она за него выйдет замуж, — говорила Мария, — я проведу в отчаянии и скорби те немногие дни, которые мне остались».

Видя ее такой непреклонной, Пенелопа Пеннингтон, движимая сочувствием, написала миссис Сиддонс одно из своих самых совершенных писем, объясняя, что произошло, и советуя ей добиться у Салли обещания не выходить замуж, пока ее сестра больна. «Я отлично вижу, — прибавила она, — сколько бессознательной досады и скрытой ревности таится в этом несчастном ребенке, но она очень опасно больна и нельзя забывать об этом».

Она находила к тому же очень основательными опасения Марии по поводу счастья Салли со столь капризным человеком; поистине, это был один из тех случаев, когда авторитет матери мог и должен был принести пользу своим вмешательством.

«Мой дорогой друг, — ответила миссис Сиддонс, — вы постигли характер вашей больной с глубокой проникновенностью и нежной снисходительностью, которые меня удивляют и восхищают в одно и то же время. Да, о лучшая из подруг и прекраснейшая из женщин, вы ее видите такою, какая она есть в действительности, и вы понимаете, как трудно в данном случае соединить порицание и нежность… Салли чувствует себя хорошо, и я вас искренно благодарю за участие, которое вы принимаете в ее судьбе. Я сделала, дорогой друг, все, что было возможно; даже до вашего удивительного, вашего прекрасного письма я высказала ей все мои страхи и опасения. Ее здравый смысл и нежность не нуждаются в суфлере; посвящая меня чистосердечно в свою любовь, она понимает так же хорошо, как и мы с вами, что поведение Лоуренса достойно осуждения; она сказала мне, что и помимо заботы о спокойствии Марии она чувствует всю тяжесть обстоятельств, препятствующих этой свадьбе. Вы видите, что материнский авторитет, если бы я хотела им воспользоваться, здесь совершенно бесполезен».

Когда это письмо прибыло, у бедной Марии был сильный припадок, и врач не скрывал от миссис Пеннингтон, что она долго не проживет. Так как миссис Сиддонс, задерживаемая контрактом, не могла приехать из Лондона, то Салли поспешила к сестре. Перед тем как уехать, она попросила мать сообщить Лоуренсу, что он должен отказаться от всякой надежды на брак с нею. Она подкрепляла свое решение такими разумными и благородными доводами, что миссис Сиддонс, не удержавшись, сказала ей: «Мой нежный ангел, мое чудесное дитя, я не могу достаточно на тебя нарадоваться».

Когда миссис Сиддонс передала ему поручение Салли, Лоуренс ушел от нее в отчаянии, заявляя, что все увидят, куда приведет его страсть. Миссис Сиддонс поняла, что, узнав о безнадежном состоянии Марии, состоянии, отчасти вызванном его жестокими капризами, он под влиянием угрызений совести хочет покончить с собой. «Несчастный, — думала она. — Если он верит, что она умирает по его вине, то его страдания должны быть невыносимы».

В то время Лоуренс выставил в Королевской академии картину, изображавшую ту сцену из «Потерянного рая», которую так любила миссис Сиддонс: «Сатана вызывает свои легионы на берегу огненного океана». Лучшие критики того времени описывали эту картину таким образом: «Кондитер танцующий среди охваченной огнем патоки». Критики относились к Лоуренсу менее серьезно, чем миссис Сиддонс; говоря по правде, Люцифер в этой картине был похож на Кемблов — на Джона, его сестру, на Салли, на Марию. Художника, по-видимому, преследовал этот тип.

Он отправился в Клифтон и написал миссис Пеннингтон длинное послание, в котором все слова, изображающие чувства, начинались с больших букв. Он умолял ее передать весточку Салли, этому совершенному, очаровательному созданию; он просил ее следить за тем, чтобы она не дала каких-нибудь торжественных клятв своей умирающей сестре: «Если вы великодушны и мягкосердечны, — писал он (а вы должны быть такой, так как эти качества сопутствуют всем талантам), — то вы меня не только извините, но и окажете ту услугу, о которой я вас прошу».

Пенелопе Пеннингтон очень нравилось, когда говорили о ее талантах, и она согласилась повидаться с Лоуренсом.

VIII

Чувствовать себя героем очень приятно, но героизм по доверенности представляет собой высшую разновидность этого удовольствия. Миссис Пеннингтон прибыла на свидание, готовая ко всем жертвам за счет Салли и возбужденная предстоявшим поединком, в котором она должна была отвоевать счастье Марии.

Лоуренс начал разговор в мелодраматическом тоне: с сумасшедшими жестами он кричал, он угрожал покончить самоубийством, если ему не позволят видеть Салли.

— Сударь, — сказала миссис Пеннингтон холодно, — я уже видела, как играют эту комедию актеры лучшие, чем вы, и если вы хотите быть со мной в дружбе, если хотите, чтобы я помогла вам по мере возможности, не причиняя при этом вреда дочерям моей приятельницы, ведите себя благоразумно и постарайтесь владеть собой.

— «Владеть собой»! — сказал он, складывая руки и возведя глаза к небу. — И это мне говорит женщина! Только мужчина, грубый мужчина может вести себя благоразумно, когда дело касается тех, кого он любит! Да, сударыня, да, я безумен, но безумие мое понятно. Мне страшно потерять их обеих, так как после Салли больше всего на свете я люблю Марию.

— Сударь, — сказала миссис Пеннингтон, — я, вероятно, представляюсь вам чрезвычайно грубой и мужеподобной, когда пытаюсь обратиться к разуму при обсуждении такого вопроса, но я должна вам признаться, что привыкла мыслить самостоятельно и придаю всем этим пустым словам о любви и самоубийстве то значение, которому научил меня сорокалетний опыт. Я прекрасно понимаю, какими вы хотели бы видеть всех женщин: наивными, слабыми, трепещущими перед вами. Но Салли не такая, хотя она и способна на самопожертвование и нежна. Я очень часто говорила с ней об этих вещах и перед ее исключительной скромностью, ее несравненной кротостью я не могла удержаться от слез восхищения и любви. Вы ошибаетесь, сударь: Салли не из тех девушек, которых покоряют угрозами и насилием!