Трое из океана

Правда, в одном Кванда не мог упрекнуть геологов: ходоки они были отменные.

Ночью прошел обильный дождь. К утру он перестал, но с веток и листьев капала вода. В неподвижном, не по-осеннему теплом и влажном воздухе появилось несметное множество мошки. Плохо помогала даже мазь: мошка прилипала к ней, щекотала лицо, слепила глаза, набивалась в уши, в волосы.

Особенно страдал смуглолицый геолог с подбритыми усиками. Он так расчесал зудящие ранки на шее, плохо защищенной накомарником, что они начали кровоточить.

— Чертова тайга! — вырвалось у него однажды.

— Ты, Аро, — строго отозвался блондин, — уж очень изнежился в городе, засиделся в нем. Советский геолог должен быть мужественным, терпеливым. И разве не прекрасен этот дикий край, который нам поручили исследовать?

— Конечно, красиво, Николай Иванович, — уныло согласился Аро, — да только мошка заживо съедает.

Третий геолог, самый молодой, с впалыми щеками и грустным взглядом выпуклых карих глаз, язвительно улыбнулся. Казалось, он был рад мучениям Аро.

Днем путникам встретилось интересное горное обнажение. В угольно-черной массе извилистыми слоями залегал какой-то желтый минерал. Однако геологи, как видно, не собирались останавливаться. Кванда перевел недоуменный взгляд с обнажения на Николая Ивановича, открыл было рот, но сказать ничего не успел. Николай Иванович перехватил взгляд старого охотника, поспешно скомандовал:

— Снять рюкзаки. Хоть нас и ждут, а упускать такие находки нельзя. Михайла, обследуй залегание, возьми образцы!

Кареглазый молодой геолог беспрекословно полез по откосу вверх. Кванда заметил, что приказы Николая Ивановича вообще выполнялись без малейших возражений. Дисциплина у геологов была железная: хотя собирать дрова, разводить костер, варить еду, готовить ночлег приходилось только Аро и Михайле, Кванда ни разу не услышал от них ни единого слова протеста.

На коротком дневном привале геологи извлекли из рюкзаков плитки шоколада. Кванда довольно улыбнулся. Он очень любил шоколад. Жаль, что редко удавалось лакомиться им. Блондин щедро отломил охотнику полплитки.

— Угощайся, папаша.

Рядом, в пенящемся ручье, с камня на камень перебегали, качая хвостиками, горные трясогузки. Аро поднял камень и сшиб одну из них в воду. На секунду вздулся и сейчас же лопнул розовый пузырь.

Кванда неодобрительно покачал головой:

— Ей-богу, твоя плохой люди. Кушай нету, зачем убивай?

Николай Иванович свирепо рявкнул:

— Какого черта? Ты что, Аро, очумел? Поднять руку на беззащитную птицу!..

Охотник ожидал ссоры, но Аро молча проглотил окрик.

На третий день дорога ухудшилась. Груды камней, колючие заросли держидерева то и дело преграждали путь. Долина сузилась. Над головами нависли выступы угрюмых скал, поросших мохом. Исчезли птицы. Повеяло холодом.

Тут-то и произошло несчастье.

Треск сухостоя заставил охотника обернуться. Прямо на Николая Ивановича рушился ствол сучковатой лиственницы, отмершей на корню. В некоторых местах уссурийской тайги деревья стелют свои корни почти по поверхности земли, и часто достаточно резкого порыва ветра, чтоб свалить самые слабые из них.

Миг — и в стремительном прыжке Кванда столкнул Николая Ивановича с тропки. Вершина дерева с хрустом переломилась. Ствол рассыпался. Колени охотника подогнулись, и он упал на влажную траву. Обломок ствола раздробил Кванде пальцы правой ноги.

Николай Иванович сам промыл рану, туго перевязал ногу и остановил кровотечение. Винтовка охотника перешла к Аро.

— Идти можешь?

Кванда попробовал шагнуть, ступая на пятку, но боль сейчас же заставила его остановиться.

— Михайла, поведешь старика, — распорядился Николай Иванович.

— Тут мало-мало ходи, тропа кончай, лесник живет, — сказал Кванда, морщась от боли.

— К леснику? — раздумчиво переспросил Николай Иванович. — Надо бы тебя доктору сдать. А впрочем, и верно, ничего другого не придумаешь. Где сторожка лесника?

Голубоглазый блондин снова развернул свою карту.

На этот раз Муста Кванда заметил в ней недостатки, ускользнувшие сначала от его внимания. На карте не были отмечены недавно возникший поселок леспромхоза, дорога в верховьях Арму.

Тяжело опираясь на руку Михайлы, Муста Кванда тащился по тропе. К счастью, сторожка лесника и в самом деле оказалась неподалеку. В дверной петле торчала ветка, знак, что хозяина дома нет. Пришлось распоряжаться самостоятельно. Аро поставил в угол винтовку. Николай Иванович заботливо уложил Кванду в постель, придвинул к его изголовью ковшик с водой, пачку печенья и сунул под подушку три плитки шоколаду.

— Не твоя вина, папаша, что не довел нас до места, — великодушно сказал Николай Иванович. — Но не беда. Теперь мы и сами доберемся: недалеко. Прощай. Поправляйся скорее.

Оставшись один, Муста Кванда целиком отдался размышлениям. Впервые за последние дни ему не надо было выбирать путь среди зарослей, заботиться о привале, о дровах, о всяких мелочах, неизбежно сопутствующих дороге.

Щедрость Николая Ивановича, а особенно его внимание понравились старику. Но, странное дело, в душе Кванда не чувствовал благодарности к геологу. Неясное ощущение смутной тревоги мешало этому.

Лежа навзничь, сосредоточенно разглядывая сучок в дранке, Муста Кванда медленно, но безостановочно думал, сцепляя воедино все разрозненные факты, оставшиеся в памяти.

Вспомнились промахи геологов, для опытных людей непростительные в глазах старого охотника. Вспомнились неточности на карте, странное равнодушие к желтому минералу (чуть-чуть не прошагали миме!), какая-то военная дисциплина. Конечно, Николай Иванович начальник. Но разве Кванда не видал советских начальников? Не такие они, ей-богу, не такие!..

Кванда беспокойно заворочался, и сейчас же нога заныла сильнее. Ах, как нехорошо все получилось! Вот и мучайся теперь сомнениями. Надо было дойти с этими людьми до леспромхоза, посоветоваться с директором.

В леспромхозе есть телефон, можно дозвониться даже до города.

Беспокойство все усиливалось. Скоро охотник уже не мог улежать в постели. Неизвестно, когда вернется лесник. Надо самому добираться к людям, дать знать о неизвестных в тайге.

Охотник сполз с нар, доковылял до угла, где стояла винтовка, но, взвесив ее на руке, понял, что такая тяжесть ему не по силам. Выбрав у железной печки кизиловую палку потолще, Кванда обстругал ее, сунул в карман нож и выбрался за порог сторожки.

Поблизости в глубокий изумрудный водоем падал прозрачный каскад. В зарослях бересклета весело щебетали желтобрюхие овсянки. Все жило и радовалось в этот светлый осенний день. Но на душе старого охотника лежал камень. Кванда с тоской посмотрел вдаль, в долину, куда стекал ручей. Сколько времени понадобится ему на этот путь? Дотащится ли он вообще до поселка?

Глубоко вздохнув, Муста выбросил вперед посох, крепко оперся на него и, сморщившись от предчувствия боли, сделал первый шаг.

Аро за рулем

Узкая гравийная дорога вилась по самому краю глубокого обрыва. Далеко внизу глухо шумела и пенилась река. Над дорогой утюгом навис мшистый серый утес. В двухстах метрах от него, ниже по реке, затаился в кустах Аро. Все его внимание было обращено на вершину утеса, с которого спускалась дорога.

Замедлив ход на повороте, из-за утеса вынеслась голубая «победа». Потом прошумел МАЗ, выбрасывая клубы синего едкого дыма. В кузове его на мешках сидели женщины. Прошел лесовоз, громыхая прицепом. И опять стало тихо. Аро продолжал лежать в кустах.

Но вот на дороге показался старенький грузовичок. Одним прыжком Аро метнулся из засады.

— Э-эй, стой! — поднял руку Аро.

Шофер, как видно, не собирался подбирать одинокого путника. Машина не замедляла хода. Тогда Аро бесстрашно бросился к самому радиатору. Завизжали тормоза, в окно кабины высунулась голова рассерженного шофера.

— Тебе что, жизнь надоела? Чего лезешь под машину?

— Извини, браток! Сестренка завтра замуж выходит. Четыре года не видались. Нипочем нельзя опоздать. Будь другом, подбрось. Сколько хочешь возьми, только подвези к станции.