Трое из океана

Деньги? Но даже они не могут радовать. Пир во время чумы… Гуляй, веселись, но помни, что скоро опять пойдешь на задание, играть в жмурки со смертью. Так не оборвать ли разом, пока есть хоть слабая надежда на помилование?

Но тут же тайный голос шептал: «Сейчас ты свободен, наслаждаешься солнцем, воздухом, движением. А отдашься добровольно в руки чекистам — очутишься в каменном мешке, за решеткой. Что ждет тебя там?»

— Выбирай, Михайла! — беззвучно шевелил губами радист. Даже в мыслях он называл себя так, не смея вспомнить имя, данное при рождении.

Маленькая девочка в красном беретике закатила мяч под перекладину штакетника и никак не могла добыть его оттуда.

— Дяденька, достаньте мне мячик, — попросила шалунья.

Михайла остановился. Круглые синие глаза ребенка смотрели с трогательной доверчивостью. Аккуратно подстриженная челочка, розовые губки, толстые щечки делали девочку похожей на тех прелестных бутузов, которых художники изображают на праздничных открытках.

Радист достал мячик.

— Спасибо! — серьезно поблагодарила девочка и повернулась, готовясь убежать.

— Как тебя зовут? — спросил Михайла. Ему захотелось продлить эту приятную минуту. Он даже поискал карманах, не завалялась ли там конфета.

— Машенька.

— Давай, Машенька, я перенесу тебя через грязь, — предложил Михайла. Он обнял маленькое тельце. Ребенок доверчиво ухватился за его шею мягкой рукой, и Михайла у самых своих губ почувствовал легкое дыхание девочки. На мгновенье нежная щечка коснулась его огрубевшей щеки.

Бережно опустив девочку на землю, Михайла торопливо зашагал прочь, не оглядываясь, чувствуя ком в горле. «Перенес через грязь, пожалел… А что готовлю тысячам таких же, ни в чем не повинных ребятишек?»

Поздним вечером Михайла зашел в окраинную полуподвальную столовую поужинать. Прихлебывая кофе, глядя перед собой, он с небывалой силой испытал прилив щемящей тоски. После долгих лет скитания на чужбине он снова среди русских людей, на родной земле, слышит милую русскую речь. И однако вынужден прятаться, как затравленный волк. Каким счастьем было бы сидеть вот так, как этот парень за соседним столиком, спокойно разговаривать с людьми. Куда он пойдет после ужина, этот парень? Все равно. Куда бы он ни пошел, его ждут любящая семья, родные, товарищи. Завтра он отправится на работу, будет проходить мимо милиционеров, может быть, пройдет и мимо здания КГБ, и ничто не дрогнет в его сердце.

Проклятая жизнь! Лучше быть последним оборванцем, нищим, но только не человеком вне закона, без родины, предателем. Что толку утешать себя, что ты всего лишь радист, связист? Разве он не такой же презренный шпион, человек под номером, с кличкой вместо имени, как и Аро с его глазами убийцы?

Шпион! Какое страшное, змеиное, шипящее слово! Чего бы он ни сделал, чтобы искупить свой грех перед родиной, прожить остальную жизнь честно, с поднятой головой! Но первый шаг для этого — сдача. А простят ли его? Что, если и вправду загонят на каторжные работы в ледяные подземелья Колымы, как предупреждали в разведывательной школе? Ведь так хочется жить, дышать, видеть над собой солнце, смотреть в глаза любимой… Боже мой, боже мой!

Михайла почувствовал, как глухие рыдания скапливаются у него в горле.

Лишь в начале ночи, истерзанный колебаниями, измученный целым днем ходьбы по городу, Михайла решился. Опустив плечи, он сидел на скамейке, над Амуром, прощаясь с широким миром. Вот и конец. Осталось забрать на квартире свой саквояж и идти туда.

…Постовой милиционер на улице Карла Маркса, центральной магистрали города, был очень удивлен, когда к нему подошел молодой мужчина с саквояжем в руках.

— Я агент иностранной разведки. Хочу добровольно сдаться советским властям. Прошу отвести меня в управление госбезопасности.

Милиционер сначала предположил, что мужчина пьян, но от него не пахло водкой. «Разыгрывает! Нет, такими вещами не шутят».

Вызвав помощника, милиционер оставил на него пост и повел странного человека к зданию управления КГБ с таким деловитым видом, будто сопровождать шпионов по хабаровским улицам для него было самым привычным занятием.

Знакомство Лиды Стрельченко

Во всем Сосногорске, включая его заречную сторону, не было девушки, равной Лиде Стрельченко. По крайней мере, помощник паровозного машиниста Владимир Прозоров был твердо убежден в этом. У кого еще были такие чудесные светло-карие глаза, опушенные длинными черными ресницами? Кто из девушек мог так заразительно смеяться, обнажая два ряда безупречных зубов? А ямочки на полных румяных щеках, а коса, словно корона, уложенная в несколько тяжелых колец на голове? Будь Владимир похрабрей, он давно сказал бы ей об этом. Но они одногодки, и Лида видит в нем только Володьку, друга детства, не больше, всегда готового ради нее взобраться на самое высокое дерево, прыгнуть с обрыва в реку.

А может быть, мешает их сближению то, что Владимир не умеет танцевать? Сколько раз он начинал учиться, и все напрасно. Вроде бы и нехитрое искусство, а ничего не получается. А Лида увлекается танцами до самозабвения. Она готова танцевать до утра. Вальс, фокстрот, танго, полечку — все, что угодно. И как танцует! Солистка балета! Галина Уланова! Разве полюбит она такого увальня…

Невеселые мысли эти бродили в голове Владимира Прозорова в один из субботних вечеров. Стоя в уголке клуба железнодорожников, он следил оттуда за любимой девушкой, упоенно кружившейся в вальсе.

Не один Прозоров наблюдал за хорошенькой жизнерадостной Лидой Стрельченко. С явным восхищением любовался ею голубоглазый блондин в отлично сшитом синем костюме.

Лида заметила это. Заметила и лукаво улыбнулась. Что ни говори, а в двадцать два года приятно кружить головы молодым людям!

Музыка оборвалась, и Лида упала на стул, обмахивая платочком разгоряченное лицо. Пауза длилась недолго.

— Танго! — провозгласил, выступая вперед, руководитель джаза, весь в черном, с артистической бабочкой на снежно-белой накрахмаленной рубашке. Неизвестно почему, мальчишки называли такие бабочки «собачьей радостью». Лида вспомнила это смешное название, но не успела засмеяться.

— Разрешите вас пригласить?

В почтительной и скромной позе перед Стрельченко стоял тот самый блондин, который молчаливо восхищался ею.

— Пожалуйста.

После первых же фигур Лида поняла, что ей попался настоящий танцор, не чета неуклюжим парням, которые столько раз оттаптывали ей ноги. Легко увлекая девушку, ее партнер плавно и свободно скользил в танце, словно под ногами у него был навощенный паркет, а не порядком истертый дощатый пол.

— Как вас зовут?

— Лида. А вас?

— Александр.

Оба помолчали. Маленькая рука Лиды лежала на плече мужчины. Александр бережно поддерживал девушку за тоненькую талию, не замечая ревнивого взгляда Прозорова.

— Следующий танец тоже за мной, Лида. Согласны?

— Хорошо, — просто ответила девушка.

Но станцевать им не пришлось. Едва раздались вступительные такты вальса и танцоры стали в позицию, у дверей послышался шум.

— Пошел ты!.. Я вас всех тут, гадов, окалечу!

— Ой! — испуганно прижалась Лида к Александру. — Это Васька Рябой, первый хулиган в городе. Ужас, какой сильный. Даже ребята его боятся. Говорят, у него всегда бритва с собой. Он недавно из заключения освободился и колобродит теперь. Такому разве тюрьма страшна?

Между тем хулиган растолкал молодежь у входа и выбрался на середину зала. Джаз умолк. Разыскивая себе жертву, Васька — здоровенный рябой детина — обежал взглядом девушек.

— Эй, симпатичная, сбацаем фоксик? — заорал Васька, остановив свой выбор на Лиде. — Музыка, шпарь!

Нелепо дрыгая руками и ногами, изгибаясь всем своим нескладным туловищем, Васька двинулся к Лиде. Раздался смех. И действительно трудно было удержаться от смеха при взгляде на конвульсивные корчи хулигана. Ободренный общим смехом, Васька Рябой осклабился, обнажая желтые клыки: