Замогильные записки Пикквикского клуба

Сапожникъ остановился, желая удостовѣриться въ произведенномъ впечатлѣніи; но Самуэль въ эту минуту уже спалъ и было очевидно, что конецъ исторіи не достигнулъ до его ушей. Арестантъ испустилъ глубокій вздохъ, вытряхнулъ пепелъ изъ трубки, завернулся въ одѣяло, и скоро отрадный сонъ сомкнулъ его глаза.

Поутру, на другой день, м-ръ Пикквикъ сидѣлъ одинъ въ своей комнатѣ за чашкой чаю, между тѣмъ какъ Самуэль Уэллеръ, въ комнатѣ башмачника ваксилъ господскіе сапоги и чистилъ платье. Въ это время кто-то постучался въ дверь, и прежде, чѣмъ м-ръ Пикквикъ успѣлъ произнести: — "войдите!" за порогомъ его жилища показалась косматая голова и грязная бархатная фуражка, въ которыхъ великій человѣкъ немедленно угадалъ личную собственность м-ра Смангля.

— Съ добрымъ утромъ, сэръ! — сказалъ этотъ достойный джентльменъ, сопровождая свой вопросъ дюжиною маленькихъ поклоновъ, — вы сегодня ожидаете кого-нибудь? Вонъ тамъ внизу спрашиваютъ васъ какіе-то три джентльмена, должно быть, славные ребята: они стучатъ во всѣ двери, и жильцы наши бранятъ ихъ на чемъ свѣтъ стоить за это безпокойство.

— Ахъ, Боже мой, какъ это глупо съ ихъ стороны! — воскликнулъ м-ръ Пикквикь, быстро вставая съ мѣста. — Я не сомнѣваюсь, что это нѣкоторые изъ моихъ близкихъ друзей: я ожидалъ ихъ еще вчера.

— Ваши друзья! — вскричалъ Смангль, схвативъ м-ра Пикквика за руку. — Ни слова больше. Будь я проклятъ, если съ этой минуты они не будутъ также и моими друзьями. Мивинсъ тоже будетъ считать ихъ своими друзьями. Вѣдь этотъ Мивинсъ, скажу я вамъ, собаку съѣлъ на всѣ руки, не правда ли, почтеннѣйшій? — заключилъ м-ръ Смангль съ великимъ одушевленіемъ.

— Я еще такъ мало знаю этого джентльмена, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — что…

— Ни полслова больше, ни четверть слова! — перебилъ Смангль, ухватившись за плечо м-ра Пикквика, — вы узнаете его вдоль и поперекъ не дальше, какъ сегодня, и, ужъ разумѣется, будете отъ него въ восторгѣ. У этого человѣка, сэръ, — продолжалъ Смангль, принимая торжественную позу, — такіе комическіе таланты, что онъ былъ бы истиннымъ сокровищемъ для Дрюриленскаго театра.

— Неужели?

— Клянусь честью. Послушали бы вы, какъ онъ декламируетъ лучшія мѣста изъ нашихъ національныхъ комедій: просто трещатъ уши, и глазамъ не вѣришь. Вотъ что! И ужъ я поручусь заранѣе, что вы полюбите его больше всѣхъ своихъ друзей, иначе быть не можетъ. Водится за нимъ одинъ только маленькій грѣшокъ… ну, да это пустяки, вы знаете.

Когда м-ръ Смангль при этомъ намекѣ тряхнулъ головой и бросилъ на своего собесѣдника симпатическій взглядъ, м-ръ Пикквикъ въ ожиданіи дальнѣйшихъ объясненій, проговорилъ только: — "А!" — и съ безпокойствомъ взглянулъ на дверь.

— А! — повторилъ м-ръ Смангль, испуская тяжелый и продолжительный вздохъ. — Лучшаго товарища и собесѣдника не найти вамъ въ цѣломъ мірѣ, за исключеніемъ, разумѣется, одного только этого недостатка. Если бы, примѣромъ сказать, въ эту самую минуту дѣдушка его вышелъ изъ могилы и явился передъ его глазами, онъ бы непремѣнно попросилъ y него взаймы фунтовъ двѣсти подъ собственную свою росписку на гербовомъ листѣ въ восемнадцать пенсовъ.

— Ахъ, Боже мой! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ.

— Это ужъ такъ вѣрно, какъ я имѣю честь разговаривать съ вами, — подтвердилъ м-ръ Смангль.- A что и того вѣрнѣе: онъ прокутилъ бы эти деньгии въ какую-нибудь недѣлю, a тамъ опять сталъ бы просить взаймы, ужъ, конечно, безъ отдачи.

— Вы сообщаете мнѣ очень замѣчательныя подробности, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — только знаете, когда мы этакъ разговариваемъ съ вами, пріятели мои, вѣроятно, слишкомъ безпокоятся, что не могутъ отыскать меня въ этомъ мѣстѣ.

— О, это ничего, я сейчасъ проведу ихъ, — сказалъ Смангль, дѣлая шагъ къ дверямъ, — прощайте! Я ужъ, разумѣется, не стану васъ безпокоить, когда вы будете принимать друзей. — Да, кстати…

При этой послѣдней фразѣ, м-ръ Смангль вдругъ остановился, заперъ дверь и, пересѣменивая на цыпочкахъ къ м-ру Пикквику, сказалъ ему на ухо:

— Не можете-ли вы, почтеннѣйшій, ссудить мнѣ полкроны до конца будущей недѣли — а?

М-ръ Пикквикъ съ трудомъ удержался отъ улыбки; но, сохраняя, однакожъ, по возможности спокойный видъ, вынулъ требуемую монету и положилъ ее на ладонь м-ру Сманглю, послѣ чего этотъ джентльменъ, таинственно прищуривъ лѣвымъ глазомъ и кивнувъ головой, выюркнулъ изъ дверей, отправившись такимъ образомъ на поиски за тремя джентльменами, съ которыми онъ и воротился черезъ нѣсколько минутъ. Затѣмъ, еще разъ подмигнувъ м-ру Пикквику въ удостовѣреніе, что не забудетъ своего долга, онъ окончательно удалился изъ его жилища, и великій человѣкъ остался наединѣ со своими друзьями.

— Ахъ, милые друзья мои, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, поперемѣнно пожимая руки м-ра Топмана, м-ра Винкеля и м-ра Снодграса, — какъ я радъ, что наконецъ вижу васъ въ своей печальной квартирѣ!

Весь тріумвиратъ приведенъ былъ въ трогательное умиленіе при взглядѣ на великаго человѣка. М-ръ Топманъ плачевно покачалъ головой; м-ръ Снодграсъ, снѣдаемый душевной скорбью, приставилъ къ своимъ глазамъ носовой платокъ; м-ръ Винкель удалился къ окну и зарыдалъ.

— Съ добрымъ утромъ, господа! — закричалъ Самуэль, входя въ эту минуту съ сапогами и вычищеннымъ платьемъ своего господина. — Прочь тоска и печали. Привѣтствую васъ, джентльмены!

— Этотъ молодецъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, слегка ударяя по головѣ своего слугу, когда тотъ, стоя на колѣняхъ, застегивалъ полусапожки на ногахъ своего господина, — этотъ молодецъ вздумалъ арестовать самого себя, чтобы не разлучаться со мною.

— Какъ! — воскликнули въ одинъ голосъ друзья м-ра Пикквика.

— Да, джентльмены, — сказалъ Самуэль, — я здѣсь арестантъ, съ вашего позволенія; жалкій узникъ, какъ выразилась одна почтенная леди.

— Арестантъ! — воскликнулъ м-ръ Винкель съ необыкновеннымъ волненіемъ.

— Эгой, сэръ! — отвѣчалъ Самуэль, приподнимая голову. — Что новенькаго съ вашею честью?

— Я было надѣялся, Самуэль, что… ничего, ничего, — сказалъ м-ръ Винкель скороговоркой.

Въ словахъ и манерахъ м-ра Винкеля обнаруживалось такое странное и необыкновенное разстройство, что м-ръ Пикквикь бросилъ на своихъ друзей изумленный взоръ, требуя отъ нихъ объясненій этого явленія.

— Мы сами не знаемъ, — сказалъ м-ръ Топманъ, отвѣчая громко на этотъ безмолвный вопросъ. — Онъ былъ очень безпокоенъ въ эти послѣдніе два дня, и обращеніе его сдѣлалось необыкновенно страннымъ, такъ что онъ рѣшительно не похожъ на себя. Мы ужъ принимались его разспрашивать, да только онъ ничего не объяснилъ намъ.

— Тутъ, право, нечего и объяснять, — сказалъ м-ръ Винкель, краснѣя, какъ молодая дѣвушка, подъ вліяніемъ проницательныхъ взоровъ м-ра Пикквика. — Увѣряю васъ, почтенный другъ, что со мною ничего особеннаго не случилось. Мнѣ вотъ только необходимо на нѣсколько дней отлучиться изъ города по своимъ собственнымъ дѣламъ, и я хотѣлъ просить васъ, чтобы вы отпустили со мной Самуэля.

Изумленіе на лицѣ м-ра Пикквика обнаружилось въ обширнѣйшихъ размѣрахъ.

— Мнѣ казалось, — продолжалъ м-ръ Винкель, — что Самуэль не откажется поѣхать со мною; но ужъ теперь, конечно, нечего объ этомъ думать, когда онъ сидитъ здѣсь арестантомъ. Я поѣду одинъ.

Когда м-ръ Винкель произносилъ эти слова, м-ръ Пикквикъ почувствовалъ съ нѣкоторымъ изумленіемъ, что пальцы Самуэля задрожали на его полусапожкахъ, какъ будто онъ былъ озадаченъ неожиданною вѣстью. Самуэль взглянулъ также на м-ра Винкеля, когда тотъ кончилъ свою рѣчь, и они обмѣнялись выразительными взглядами, изъ чего м-ръ Пикквикъ заключилъ весьма основательно, что они понимаютъ другъ друга.

— Не знаете-ли вы чего-нибудь, Самуэль? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Нѣтъ, сэръ, ничего не знаю, — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, принимаясь застегивать остальныя пуговицы съ необыкновенною поспѣшностью.

— Правду-ли вы говорите, Самуэль?

— Чистѣйшую, сэръ, — ничего я не знаю, и не слышалъ ничего вплоть до настоящей минуты. Если въ головѣ y меня и вертятся какія-нибудь догадки, — прибавилъ Самуэль, взглянувъ на м-ра Винкеля, — я не въ правѣ высказывать ихъ изъ опасенія соврать чепуху.