Мемуары Дьявола

— Говорю тебе, у нее восхитительное тело, она одна из тех женщин, кто хранит изначальные черты своего подлинного рода, она из тех прекрасных северных созданий, пришедших из славянских стран покорить Францию; царственная натура, щедрая, богатая, смелая, одним словом, истинная женщина.

— Значит, честолюбие заменяет ей чувственность?

— Не скажу, что заменяет, скорее отвлекает.

— Поясни!

— Она стала честолюбивой, чтобы остаться честной.

— Вот что! На самом деле обмануть мужа можно довольно легко и безнаказанно, а она так молода, чтобы отказываться от этого.

— Для нее вовсе не легко, потому что безнаказанной она не останется.

— Так граф ревнив?

— Что касается жены, нет, но к своему достоинству он относится весьма ревностно.

— Не сомневаюсь, что он надзирает за ней, как испанский опекун.

— Ты войдешь к ней в десять часов и найдешь ее одну, ты выйдешь от нее, когда захочешь и так, что он ни о чем не догадается, если не случится ничего непредвиденного.

— Значит, — рассудил Луицци, — ты не можешь утверждать, что я добьюсь того, на что надеюсь.

— Возможно, — заметил Дьявол, — а возможно, ты обретешь за одну ночь то, за что многие другие получали отказ на протяжении долгих лет искренней и преданной любви.

— Ты полагаешь?

— Я просто уверен, что если ничего не выйдет, то только по твоей вине.

— Может, дашь мне несколько советов?

— Я? — изумился Сатана и тяжело вздохнул. — Нет уж, уволь! Во веки веков я любил лишь одну из смертных женщин, но не смог одержать над ней победы.

— Кто же она?

— Дева Мария. — Дьявол скорчил самую гнусную рожу. — Еще ее зовут Божьей Матерью.

— А как же остальные?

— Остальных я оставил на попечение мужчин, кроме Евы, я тебе уже говорил. Я вынужден был вмешаться, чтобы она изменила мужу, ведь их в ту пору было только двое на земле. Был бы тогда на свете хоть какой-нибудь заика, или одноглазый, или горбатый, в общем, любой идиот, я бы освободил себя от подобной заботы. С тех пор я больше не занимался такими делами, поэтому мои советы были бы советами неискушенного учителя.

— Скажи хотя бы, она из тех, кого можно ввести в заблуждение неожиданным дерзким поступком?

— Я не верю в неожиданности… разве только женщины, которым они уготованы, совсем не знают, чего они хотят, но таких уже не существует.

— Особенно, — подхватил Луицци, — если они замужем. Но, может быть, она из тех, чье воображение можно воспламенить взглядами, словами, сентиментальными сценами.

— Нет, не верю в силу подобных приемов, они действуют лишь тогда, когда чувственность является привычной для разума и чувств. Малопьющего нелегко напоить допьяна, чего не скажешь о том, кто сам каждый вечер напивается до потери сознания.

— Не это ли ты имел в виду, рассказывая об архиепископе?

— Да нет, — ответил Дьявол, — ведь архиепископ пьет, но никогда не напивается. Некоторым женщинам ничего не стоит отдаться трем любовникам за одну ночь, но они так и не достигают любовного опьянения. Дидро справедливо называет таких хищными тварями {382}, а Ювенал {383} отлично объясняет своей строкой «Lassata viris et non satiata recessit» {384}.

— Но, если так рассуждать, кто же тогда Жюльетта, чье присутствие моментально оказывает на меня столь сильное и волнующее действие?

Казалось, Дьявол пришел в замешательство, но все же ответил:

— Когда ты чем-то обладаешь, это уже не возбуждает. Есть блюда, только вид которых вызывает аппетит.

— Однако мне кажется, что Жюльетта…

— Возможно, не воспользуется спровоцированными ею желаниями, — перебил Дьявол барона. — Есть одно жестокое выражение, оно принадлежит господину де Меру, последнему любовнику Оливии; однажды он рассказывал, как женщина, которую он обожал, внезапно отдалась другому.

— Какое выражение?

— Его смысл в том, — продолжил Дьявол, — что нужно не искушать женщину, волновать ее сердце, туманить голову, будоражить чувства, а пользоваться моментом, когда она сама решится уступить вам, если она сильна, или не в состоянии устоять, если слаба.

— Так что за выражение?

— Его произнесла женщина.

— И как оно звучит?

— Гениальная женщина.

— Ну же, ну!

— Госпожа де Сталь {385}.

— Сатана, ты издеваешься надо мной.

— Право, мой дорогой, я всего лишь Дьявол; я не имею права выражаться так же прямо, как женщина, тем более гениальная.

— Это наряд аббата вынуждает тебя быть столь добропорядочным? — засмеялся Луицци.

— Отнюдь, мой господин. Я остался в этом костюме, потому что хочу, чтобы ты узнал о чем-то, связанном с распутством, и мой рассказ диссонировал бы с другим одеянием.

— Ладно! Но выражение, выражение!

— Слушай! Выражение… это… порою жар загребает не тот, кто огонь раздувает. Осмысли фразу — и узнаешь свою историю с Жюльеттой и госпожой де Серни.

— Значит, — удовлетворенно хмыкнул Луицци, — графиня будет моей?

— Все зависит от тебя.

— Как же мне ее заполучить?

— Дорогой друг, это вопрос школяра.

— Время идет, а ты все ходишь вокруг да около.

— У нас есть время, — ухмыльнулся Сатана, — не переживай, история госпожи де Серни непродолжительна, впрочем, история ее мужа — тоже. Я расскажу тебе все в карете, ты отвезешь меня в предместье Сен-Жермен, мне нужно навестить одну юную благочестивую особу.

— Я думал, — удивился Луицци, — ты передвигаешься по воздуху.

— Порою. Но из-за этих ненормальных я слегка перепил и боюсь запутаться в печных трубах.

— Ты меня озадачил; я же не знаю, где живет графиня.

— Улица Гренель {386}, Сен-Жермен, номер …; сначала я буду неподалеку, потом направлюсь в Министерство внутренних дел.

— Ты собираешься заняться политикой?

— Да. Я должен заняться выборами в N…

— Когда я уже выставил свою кандидатуру?

— Я и не знал, что ты принял решение.

— Да, принял, только скажи мне одну вещь.

— Какую?

— Рассказ госпожи де Карен — правда?

— Совершеннейшая правда.

— Господин де Серни не был ее любовником?

— Конечно нет!

— И я имею право подтвердить это его жене?

— Она в этом уверена так же, как и ты.

— Уверена, как и я? Чего же она хочет от меня?

— Я могу сказать, чего она хочет от тебя, говоря твоим языком. Она хочет знать, откуда тебе известно, что господин де Серни не был любовником госпожи де Карен.

— Достаточно будет моего заверения, чтобы ее убедить.

— Возможно, ведь она уже убеждена, — рассмеялся Дьявол, — но это не объяснит ей, почему ты-то так уверен.

— Открыть ей, что я прочел письмо Луизы?

— Это было бы самым простым и разумным, но в то же время означало бы навсегда потерять надежду на ее расположение.

— Значит, у нее есть другой?

— Слышишь, уже бьет полдесятого. Садимся в экипаж.

— Ты хочешь надуть меня, — сказал Луицци и позвонил, требуя карету.

— Нет, искренне тебя уверяю, ты узнаешь о госпоже де Серни все, что можно, во всяком случае, все, что ты должен знать.

Минуту спустя они сидели в карете, направляясь в предместье Сен-Жермен. — Теперь, будь добр, начинай историю госпожи де Серни.

— Ну, слушай, вот она.

II

История госпожи де Серни

Устроившись в углу кареты, Дьявол начал:

— Представь себе, я еду к молоденькой женщине, которая, без сомнения, просто исключение для нашего времени. Она мила, грациозна, прекрасно сложена, белокожа; она хорошего происхождения, одним словом, достойная женщина, ни больше, ни меньше; такая не допустит компрометирующей связи или любовного приключения. Тем не менее определенная страстная восторженность и большая самоуверенность позволяют сделать из нее, если она попадет в надежные руки, очередную заурядность, погрязшую в несметном количестве маленьких тайных грешков и скандалов за закрытыми дверями. Впрочем, женщины и почти всегда их мужья подобное существование почитают за счастье.