Повести. Пьесы. Мертвые души

Стр. 152. Странные дела делаются в Испании. — В Испании после смерти короля Фердинанда VII (1833) началась борьба за престол. Кроме испанских политических партий, в ней приняли участие заинтересованные иностранные державы (в том числе Франция).

Стр. 157. Полинияк — Полиньяк Огюст Жюль Арман (1780–1847) — французский министр при короле Карле X.

РЕВИЗОР

Премьера комедии состоялась 19 апреля 1836 года в Александринском театре, в Петербурге. Одновременно в Петербурге вышло первое издание «Ревизора» (ценз. разр. 13 марта 1836 г.).

Сохранился документ, позволяющий довольно точно датировать начало работы над комедией. 7 октября 1835 года Гоголь писал Пушкину: «Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или не смешной, но русской чисто анекдот…духом будет комедия из пяти актов, и, клянусь, будет смешнее черта». Тот факт, что Пушкин подсказал Гоголю сюжет для его будущей комедии, подтверждается и другими документами: воспоминаниями П. Анненкова, В. Соллогуба, П. Бартенева, О. Бодянского, а также свидетельством самого Гоголя. «Мысль Ревизора принадлежит… ему», — писал Гоголь о Пушкине в «Авторской исповеди», хотя не исключено влияние на гоголевский замысел и других источников. Анекдот о проезжем, принятом за ревизора, генерал-губернатора или другое важное лицо, был в то время широко распространен и получил отражение в ряде художественных произведений: в повести А. Вельтмана «Провинциальные актеры» (1835), в комедии Г. Квитки-Основьяненко «Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе» (опубликована в 1840, но написана еще в конце 20-х годов; Гоголь, возможно, был знаком с этой комедией, ходившей в списках) и т. д.

В бумагах Пушкина сохранился набросок, свидетельствующий о том, что поэт собирался воспользоваться популярным «анекдотом». «Криспин приезжает в Губернию № на ярмонку — его принимают за (нрзб.)… Губерн(атор) честной дурак — Губ(ернаторша) с ним кокетничает — Криспин сватается за дочь» (Пушкин. Поли. собр. соч., т. VIII, кн. I. Изд-во АН СССР, 4948, с. 431). Такие совпадения, как кокетничанье Губернаторши с Криспином и Хлестакова с Анной Андреевной, как сватовство Криспина за дочь губернатора и Хлестакова — за дочь Городничего, не могут быть случайностью и свидетельствуют о том, что Пушкин подсказал Гоголю не только фабулу административного qui pro quo, но и некоторые подробности ее обработки. Но в то же время уже видна глубокая оригинальность гоголевского художественного решения. Вместо ловкого обманщика (на что, в частности, указывает имя Криспин, служившее обозначением устойчивого амплуа хвастуна и плута во французской комедии), морочащего простоватого Губернатора (Губернатор — «честной дурак»), в центре комедии оказался непреднамеренный «обманщик», оказавшийся тем не менее победителем над многоопытным и искушенным в служебной дипломатии Городничим. Вместе с изменением типажа главных персонажей была глубоко перестроена вся ситуация комедии, весь ход ее действия.

Гоголь закончил комедию необычайно быстро. Не прошло и двух месяцев со времени приведенного выше письма к Пушкину, как драматург уже сообщал М. Погодину, что «третьего дни» написал пьесу и теперь отдает ее на театр.

В январе 1836 года Гоголь читал комедию у В. Жуковского, в присутствии Пушкина. Об одном из чтений у Жуковского, имевшем место 18 января, мы узнаем из письма Вяземского к А. Тургеневу: «Вчера Гоголь читал нам новую комедию «Ревизор»… Читает мастерски и возбуждает un feu roulant сГeclats de rire dans l'auditoire [44]. He знаю, не потеряет ли пиеса на Сцене, ибо не все актеры сыграют, как он читает».

Опасения Вяземского оправдались: ни театр, ни зрители не были подготовлены к «Ревизору».

Несмотря на ближайшее участие Гоголя в распределении ролей, в проведении репетиций, трактовка комедии в Александринском театре не отличалась художественной цельностью и завершенностью. А. Я. Панаева (Головачева), дочь известного актера Брянского, свидетельствовала: «Все участвующие артисты как-то потерялись; они чувствовали, что типы, выведенные Гоголем в пьесе, новы для них и что эту пьесу нельзя так играть, как они привыкли разыгрывать на сцене свои роли в переделанных на русские нравы французских водевилях». Приблизиться к гоголевскому замыслу удалось лишь Сосницкому (Городничий) и Афанасьеву (Осип); большинство же актеров осталось во власти водевильных штампов. Ощутимее всего для спектакля была неудача исполнителя главной роли — Дюра, который, по свидетельству Гоголя, «ни на волос не понял, что такое Хлестаков», сделав его «чем-то вроде целой шеренги водевильных шалунов…».

В вечер премьеры — 19_апреля — Гоголь пришел в театр, охваченный тяжелыми предчувствиями.

Присутствовавший на премьере П. Анненков замечательно ярко описал реакцию зрительного зала, возникновение и противоборство в нем различных эмоциональных потоков: «Уже после первого акта недоумение было написано на всех лицах (публика была избранная в полном смысле слова), словно никто не знал, как должно думать о картине, только что представленной. Недоумение это возрастало потом с каждым актом. Как будто находя успокоение в одном предположении, что дается фарс, большинство зрителей, выбитое из всех театральных ожиданий и привычек, остановилось на этом предположении с непоколебимой решимостию. Однако же в этом фарсе были черты и явления, исполненные такой жизненной истины, что раза два, особенно в местах, наименее противоречащих тому понятию о комедии вообще, которое сложилось в большинстве зрителей, раздавался общий смех. Совсем другое произошло в четвертом акте: смех по временам еще перелетал из конца залы в другой, но это был как-то робкий смех, тотчас же и пропадавший; аплодисментов почти совсем не было; зато напряженное внимание, судорожное, усиленное следование за. всеми оттенками пьесы, иногда мертвая тишина показывали, что дело, происходившее на сцене, страстно захватывало сердца зрителей. По окончании акта прежнее недоумение уже переродилось почти во всеобщее негодование, которое довершено было пятым актом. Многие вызывали автора потом за то, что написал комедию, другие за то, что виден талант в некоторых сценах, простая публика за то, что смеялась, но общий голос, слышавшийся по всем сторонам избранной публики, был: «Это — невозможность, клевета и фарс».

В целом, если учитывать реакцию не одной «избранной публики», но всего зрительного зала, — это не был неуспех в общепринятом смысле слова. Скорее это даже был успех. Но для Гоголя он означал почти провал, так как не был понят его творческий замысел.

На премьере (а затем, 24 апреля, во время третьего исполнения) присутствовал Николай I. «Инспектор российской труппы» А. Храповицкий с удовлетворением зафиксировал августейшую реакцию: «…был чрезвычайно доволен, хохотал от всей души». В целом отношение царя к «Ревизору» недостаточно ясно; А. И. Вольф передает другую его фразу, оброненную после премьеры: «Тут всем досталось, а больше всего мне». Но при общем характере спектакля, одобрение Николая, не понявшего всей глубины комедии, вполне естественно. Парадокс этот отметил Герцен в статье «О развитии революционных идей в России»: «Император Николай умирал со смеху, присутствуя на представлениях «Ревизора»!!!»

25 мая состоялось первое представление «Ревизора» в Москве, повторившее недостатки петербургской премьеры: та же незавершенность и противоречивость общей трактовки, то же влияние водевильных штампов. Единство спектакля было подорвано неудачей главной роли: игравший Хлестакова Д. Ленский — известный актер и водевилист (между прочим, автор «Льва Гурыча Синичкина», написанного в 1839 г.) — придал своему персонажу водевильный отпечаток. Среди немногих актерских удач — исполнение М. Щепкиным роли Городничего. Гоголь, вопреки первоначальному намерению, не принял личного участия в постановке «Ревизора» в Москве, ограничившись лишь замечаниями и советами в письме к М. Щепкину. «Чувствую, что теперь не доставит мне Москва спокойствия… — писал Гоголь к М. Погодину 10 мая. — Еду за границу, там размыкаю ту тоску, которую наносят мне ежедневно мои соотечественники».