Ураган

Руки этого человека замараны кровью. «Не разоряя бедняков, сам не разбогатеешь», — таков был девиз всей жизни Хань Лао-лю. Он не боялся своих многочисленных врагов, так как был уверен, что Маньчжоу-го, которому он ревностно служил, спасет его от всех бед, и не представлял, что все развалится с такой молниеносной быстротой! Пятнадцатого августа, когда загрохотали советские пушки, японцы бежали, бросив его на произвол судьбы.

Хань Лао-лю решил, что все уже кончено, и впал в отчаяние. Однако неожиданно подоспел спаситель — командующий передовым отрядом чанкайшистских войск Лю Цзо-фэй. Генерал зачислил обоих его братьев в свою часть, а самого Хань Лао-лю назначил председателем временного комитета по поддержанию порядка.

Новый председатель с жаром принялся за организацию отряда помещичьей самообороны. Когда Лю Цзо-фэй приехал в деревню, помещики три дня чествовали его, и деньги, выжатые из бедняков, утекли как вода.

Но не прошло и двух недель, как нивесть откуда появился третий батальон триста пятьдесят девятой бригады Восьмой армии и чанкайшистским войскам опять пришел конец. Оружие Хань Лао-лю, конечно, припрятал.

Сейчас же приехала эта маленькая бригада и перевернула в деревне все вверх дном. Ни деды, ни прадеды не видывали ничего подобного!..

Как все это странно и непонятно.

А может быть, он, Хань Лао-лю, наевшись до отвала, спит, и ему снится дурной сон?.. Нет, на сон не похоже! Совершенно ясно, что он арестован и не знает, что еще может случиться с ним завтра. Помещика обуял непривычный страх, которому он всеми силами не хотел поддаться.

«Не может же это долго продолжаться, — мелькнула в голове мысль, несколько подбодрившая его. — Надо как-то пережить это «смутное время» и дождаться возвращения хорошей жизни! Но вернется ли эта жизнь?»

О старшем сыне, который ушел с гоминдановскими войсками, никаких вестей. Да и бригада по проведению земельной реформы, должно быть, не скоро уедет отсюда. Предстоит борьба.

«Ну что ж, борьба, так борьба! Посмотрим, чья возьмет?»

Хань Лао-лю украдкой взглянул на Сяо Сяна, и в сердце его еще сильнее разгорелась ненависть к этому человеку. Он вспомнил о распоряжении, которое дал Ханю Длинная Шея и подумал: «Сумеет ли он его выполнить?..»

Тем временем, пока Хань Лао-лю размышлял, Сяо Сян отвел Сяо Вана в сторону и велел ему взять с собой двух бойцов и выставить дозор на шоссе. Двум другим бойцам он приказал охранять арестованного. Остальным велел идти в деревню, разыскать активистов и предупредить их, чтобы завтра все шли на собрание.

Когда Сяо Сян вышел на улицу, три звезды стояли уже очень высоко. Повсюду лаяли собаки. Во дворах около маленьких лачуг с соломенными крышами мелькали тени людей.

Начальник бригады, засунув маузер за пояс, направился к большому двору. Хотелось посмотреть, что там делается после ареста Хань Лао-лю. Он не взял с собой никого. Годы партизанской жизни во Внутреннем Китае научили его бесстрашию…

В темноте около лачужки с разбитой дверью и изорванными бумажными окнами промелькнула тень.

— Кто здесь?

Но не успел замереть его голос, как раздался выстрел. Пуля взрыла землю, и комок ее больно ударил Сяо Сяна по ноге. Начальник бригады отскочил, спрятался за дерево и выпустил в ответ целую обойму.

— Кто стрелял? Не попал? — крикнул подоспевший Сяо Ван с маузером в руках. Его сопровождали двое бойцов.

— Нет, — отозвался начальник бригады, пряча маузер за пояс.

Прибежал запыхавшийся Лю Шэк:

— Кто стрелял?

— Скорей, догнать преступника! — кричал подоспевший Ван Цзя.

Явился с бойцами и начальник отделения Чжан. Все наперебой настаивали на том, чтобы сейчас же обыскать весь участок, но Сяо Сян возразил:

— Не надо. Нет никакой необходимости. Мы еще как следует не знаем положения в деревне. Как бы не попасть впросак. Во всяком случае, это — предупреждение для нас. В дальнейшем надо быть осторожнее. — Он обернулся к начальнику охраны Чжану и строго добавил: — Особенно бойцам ночного дозора!

Стрелявший в Сяо Сяна юркнул за лачужку, скрылся в кустах и бросился бежать по извилистой тропинке. Пробежав около половины ли, он остановился и прислушался: все было тихо. Человек постоял, вытер рукавом длинную шею и сунул револьвер за пояс.

Когда он, крадучись, добрался до дому, восток уже алел.

VIII

В эти дни всеми женщинами и мужчинами, стариками и молодежью деревни Юаньмаотунь овладело чувство необычной тревоги. За каждым шагом членов бригады следили настороженные глаза. Они выглядывали отовсюду: из окон, из-за деревьев, из-за ивовых кустов, смотрели с кукурузных и гаоляновых полей, с огородов, с проезжавших мимо телег. Выжидали, стараясь угадать: какие произойдут события и как они развернутся.

К приезду бригады люди отнеслись по-разному, в зависимости от своего имущественного и социального положения. Одни радовались назревающим событиям, другие, напротив, старались остановить их развитие, третьи колебались, не зная, радоваться им или огорчаться. Находились и такие, которые, затаив горечь и злобу, притворялись довольными. Но не было никого, кто бы оставался равнодушным.

Едва рассвело и из очагов поднялся дым, возвещающий наступление нового трудового дня, как по всей деревне Юаньмаотунь, словно черные вороны, разлетелись слухи:

— Ты слышал, что начальник бригады выпивал вчера с Хань Лао-лю?

— Кто сказал?

— Ли Чжэнь-цзян. Сам, говорит, видел. Начальник бригады просил Ханя-шестого: «Не поможете ли нам? Мы — люди новые и здешних дел не знаем». А господин в ответ: «Сделайте одолжение, чем могу — помогу».

— А где это стреляли ночью?

— Возле большого двора.

— Я сам считал: дан! дан!.. одиннадцать раз. Думал, на деревню опять бандиты налетели.

— А правда ли болтают, будто брат господина Хань-седьмой воротился с гор Дациншань, чтобы освободить Хань Лао-лю?

— Я слыхал так: Хань-седьмой прискакал к школе, пальнул разок и говорит: «Немедленно освободить моего брата!» В ответ — молчание. Тогда Хань-седьмой выпустил целую обойму. Тут вышел Хань Лао-лю, руками замахал и говорит: «Мы с начальником Сяо порешили помогать друг другу, так что в доме у нас все спокойно, а ты, брат, езжай обратно». Тут Хань-седьмой перед начальником Сяо, конечно, прощения просил: «Простите, говорит, ошибка». И ускакал себе в горы.

Чем больше росли слухи, тем удивительнее они становились.

Уже рассказывали, что начальник Сяо и Хань Лао-лю именуют друг друга названными братьями.

— Господин Хань-шестой очень даже одобряет приезд бригады и чествовать ее собирается.

После завтрака старый Сунь снова зазвонил в гонг и обошел всю деревню:

— Идите в школу на собрание. Будем с Хань Лао-лю счеты сводить!

Чжао Юй-линь, с винтовкой за плечами прикладом вверх, явился первым.

Лю Шэн поручил ему взять бойцов отделения охраны и приготовить место для собрания.

В центре школьной площадки между двумя тополями соорудили из столов и досок трибуну. На деревьях прилепили две полосы бумаги. На одной написали: «Собрание, посвященное перевороту в деревне Юаньмаотунь», а на другой: «Борьба с помещиком-злодеем Хань Фын-ци». Оба текста были творением Лю Шэна.

Площадка постепенно начала наполняться народом. Все были в остроконечных соломенных шляпах. Некоторые обнажены до пояса. Одни, окружив трибуну, глазели, как Лю Шэн расставляет столы, другие с интересом слушали человека, рассказывающего смешную историю о том, как медведь рвал кукурузу:

— Оборвет пару початков, подмышку себе сунет и прижмет. Оборвет еще пару, поднимет лапу и туда же. Первая пара, конечно, вываливается, а он и не видит. Опять рвет и опять кладет подмышку и опять рвет. До тех пор не успокоится, пока за ночь ни одного початка кукурузы на стеблях не оставит, а в лес только с парой початков и уйдет.

Люди смеялись и одобряли рассказчика, которым был, конечно, возчик Сунь.

Старый Тянь тоже пришел, одиноко сел на корточки у стены школы и поник головой. На нем была все та же старенькая соломенная шляпа.