Живи с молнией

Эрик слушал как зачарованный, испытывая такую гордость за своего наставника, словно Хэвиленд сам сделал это открытие, а не рассказывал о работе, проделанной другими. После доклада Хэвиленд на глазах у всей аудитории сделал ему знак подождать, пока присутствующие разойдутся.

– Ну, – спросил он, собирая свои бумаги, – научились вы чему-нибудь за это время?

– Надеюсь, что да.

– Отлично, – Хэвиленд взглянул на стенные часы. – Сейчас я должен бежать, меня ждут. В какие часы вы бываете в лаборатории по утрам?

– По-разному, – сказал Эрик. – Когда у меня занятия со студентами, я прихожу туда только во второй половине дня.

– Завтра у нас суббота, значит, вы можете быть там в девять часов. – Хэвиленд взглянул на него и улыбнулся. – Наконец-то мы примемся за работу!

6

На следующее утро Эрик явился в лабораторию, еле сдерживая радостное волнение. Хэвиленд был уже там. Усевшись на единственную табуретку, он набрасывал план комнаты и вычислял ее объем и площадь пола. При появлении Эрика он поднял глаза.

– Боюсь, что нам придется перебираться, – сказал он. – Для нас эта комната маловата. На одиннадцатом этаже пустует двойное помещение. Пойдемте посмотрим…

– План мой таков, – начал Хэвиленд, когда они вернулись в его кабинет. – Вы слышали, что я говорил вчера о нейтроне. Можно ручаться, что нейтрон представляет собой элементарную частицу, а не комбинацию двух частиц. Вероятно, он является одной из основных частей атомного ядра. Наша задача – исследовать некоторые его свойства.

– Насколько я понял, вы говорили, что Чэдвик измерил его массу и показал, что он не имеет электрического заряда. Какие же еще могут быть у него свойства?

– Разумеется, масса и заряд – важные свойства, но остается невыясненным еще один вопрос, имеющий огромное значение: каким образом нейтрон связан в ядре? Что его там держит? Очевидно, существует какой-то тип сил, о котором мы ровно ничего не знаем. Что скрепляет вместе частицы ядра? Каким законам подчиняются силы, действующие на нейтрон?

Эрик молчал. Он не имел ни малейшего представления, каким путем надо добиваться решения этих вопросов.

Хэвиленд засмеялся.

– Я и сам не знаю!

Дверь открылась, и в кабинет вошел Фокс. Он перевел взгляд с Хэвиленда на Эрика, и глаза его, казалось, посветлели.

– Ваш доклад был очень интересен, Тони, – сказал Фокс и, пройдя через комнату, стал смотреть в окно. – У вас есть какие-нибудь планы на этот счет?

– Да. Я только что собирался объяснить Горину, что хочу сделать нейтронный генератор, который дал бы значительно более интенсивное излучение нейтронов, чем то, что до сих пор удавалось получить из естественных радиоактивных веществ.

Фокс обернулся и с некоторым любопытством стал следить за Хэвилендом, который подошел к доске и принялся набрасывать чертеж; задуманного им прибора.

Этот прибор, объяснял он, создаст ускоренный поток ионов гелия, который будет ударяться о поверхность небольшого диска из бериллия. Он ткнул мелом в чертеж.

– Если ионы будут обладать должной энергией, мы получим пучок нейтронов, выходящих из этого отверстия в приборе.

Фокс помолчал, затем улыбнулся, но улыбка вышла немного грустной.

– Чертеж довольно прост, но замысел ваш чертовски дерзок. Кто же будет все это делать?

– Я и Горин. Он хочет взять это темой для своей докторской диссертации.

– Понимаю. – Фокс покачал головой. – Но это слишком большая работа для двоих. – Он обернулся к Эрику. – Отдаете ли вы себе отчет, за что беретесь?

– Думаю, что да, – ответил Эрик.

– Сомневаюсь, – просто сказал Фокс. – Конечно, если работа пойдет успешно, вы сможете проделать ряд интересных и важных опытов. Но все же мне хочется предупредить вас, что это не такое дело, которое можно бросить на полпути.

– Вы как будто не очень в него верите, – сказал Хэвиленд, швырнув мел в ящик. – Надеюсь, вы не собираетесь нас отговаривать?

Фокс стоял неподвижно.

– Вопрос ребром, – задумчиво сказал он. – Кажется, мне действительно этого хочется. Да, признаюсь откровенно, я хочу вас отговорить!

Фокс взглянул на чертеж, изображенный на доске, и развел руками.

– При современном объеме знаний, конечно, стоит рискнуть. Ничего не могу возразить против этого. Нет, – сказал он, обращаясь к Хэвиленду. – Пожалуй, меня смущает другое. Может быть, даже – подбор людей.

Эрик вспыхнул.

– Конечно, это верно, что у меня нет никакого опыта, – сказал он. – Но мне думается, я уже доказал, что умею учиться. И если доктор Хэвиленд готов…

Фокс с удивлением посмотрел на Эрика.

– Но ведь это вовсе не к вам относится, – мягко сказал он. – Я нисколько не сомневаюсь, что вы всему научитесь, Горин.

– В таком случае, – сказал Хэвиленд, и Эрик заметил, что голос его звучит, напряженно, – вы имеете в виду меня?

– Видите ли, прежде всего, вы никогда еще не проводили исследований, рассчитанных на долгий срок. Упорства и настойчивости у вас хватало только на короткое время. Однажды вы взялись за проблему, требующую долгого труда, – и не выдержали. Может быть, у вас, Тони, как у физика, слишком большой выбор. Для ученого, который должен всегда стремиться к одной цели, это опасно.

– Вовсе нет, если в конце концов он останавливается на чем-то одном. Скорее это даже хорошо, когда у человека есть из чего выбрать. Если хотите, по-моему, это гораздо лучше, чем когда человек слишком поздно приходит к выводу, что упустил много возможностей.

Фокс некоторое время молча обдумывал слова Хэвиленда.

– Едва ли это может относиться ко мне, Тони, – сказал он. – Чью работу мы обсуждаем, вашу или мою? – добавил он со своей кривой усмешкой.

– Надо говорить либо о нас обоих, либо ни о ком, – ответил Хэвиленд, тоже улыбнувшись. – Ну, хорошо, вы опасаетесь, что у меня не хватит настойчивости для долгой работы, но я, как физик, убежден, что это исследование стоит любого труда и что мы с Горином доведем его до конца. Разумеется, мне будет трудно, но я уверен, что выдержу.

– Сейчас вы, может быть, и уверены в этом, я не отрицаю, но вдруг через три-четыре месяца что-нибудь другое покажется вам более привлекательным? Длительное напряжение – вот что меня пугает.

Фокс остановился. Он не мог выразиться яснее, потому что не решался спросить, знают ли они, к чему это в конце концов приведет. А так как он не мог рассказать им о мраке, царившем в его душе, разве можно требовать, чтобы они поняли то, что он на самом деле имел в виду? Фокс почувствовал, что поступает крайне несправедливо.

Замысел, безусловно, хорош, признался он себе. В нем есть простота и смелость, но он потребует неимоверной работы. Фокс не совсем понимал, к чему стремится в жизни Хэвиленд. Вот Горин – тот иной, но он слишком неопытен. Если бы они менялись местами, если бы Горин мог обладать знаниями и опытом Хэвиленда, а Хэвиленд – быть неофитом, то, пожалуй, еще можно было бы рассчитывать на успех предприятия. Но даже и в таком случае – чем бы все это кончилось?

– Раньше прокаженным подвешивали колокольчики, – мрачно сказал он, – и это было очень мудро. Нет, – добавил он решительно, – я больше ни за что на свете не стану вас отговаривать. Если вы сумеете довести работу до конца, то сделаете большое дело. Рано или поздно кому-то пришлось бы за нее взяться – так почему же не вам?

После его ухода воцарилось молчание; Хэвиленд подошел к окну и стал рассматривать крыши университетского городка.

Потом он взглянул на Эрика.

– Когда я был его ассистентом, однажды я сделал большую глупость. Он хотел проделать один опыт по рассеиванию лучей, а я… я бросил его на середине работы. Я увлекся посторонними вещами, – неопределенно пояснил он. – Просто был еще молод и глуп, а Фокс уже отошел тогда от исследовательской работы, и когда нужно было дать мне хорошую взбучку, его возле меня не оказалось. Но он запомнил это.

– Все-таки он замечательный человек, – сказал Эрик.