Бегущая по волнам

розами. Вокруг нее, среди смятых салфеток и стаканов с недопитым вином, стояли грязные тарелки. На ковре валялись окурки. Из приоткрытых дверей буфета свешивалась грязная тряпка.

Услышав шаги, я встал и, не желая затягивать разговора, спросил Геза по его возвращении, - будет ли он против, если Браун даст мне согласие плыть на "Бегущей" в отдельной каюте и за приличную плату.

- Вы считаете, что бесполезно говорить об этом со мной?

- Мне показалось, - заметил я, - что ваше мнение связано не в мою пользу такими соображениями, которые являются уважительными для вас.

Гез медлил. Я видел, что мое намерение снестись с Брауном задело его. Я проявил вежливую настойчивость и изъявил желание поступить наперекор Гезу.

- Как вам будет угодно, - сказал Гез. - Я остаюсь при своем, о чем говорил.

- Не спорю. - Мое дружелюбное оживление прошло, сменясь досадой. Проиграв дело в одной инстанции, следует обратиться к другой.

Сознаюсь, я сказал лишнее, но не раскаялся в том: поведение Геза мне очень не нравилось.

- Проиграв дело в {низшей} инстанции! - ответил он, вдруг вспыхнув. Его флегма исчезла, как взвившаяся от ветра занавеска; лицо неприятно и дерзко оживилось. - Кой черт все эти разговоры? Я капитан, а потому пока что хозяин этого судна. Вы можете поступать, как хотите,

Это была уже непростительная резкость, и в другое время я, вероятно, успокоил бы его одним внимательным взглядом, но почему-то я был уверен, что, минуя все, мне предстоит в скором времени плыть с Гезом на его корабле "Бегущая по волнам", а потому решил не давать более повода для обиды. Я приподнял шляпу и покачал головой.

- Надеюсь, мы уладим как-нибудь этот вопрос, - сказал я, протягивая ему руку, которую он пожал весьма сухо. - Самые невинные обстоятельства толкают меня сломать лед. Может быть, вы не будете сердиться впоследствии, если мы встретимся.

"Разговор кончен, и я хочу, чтобы ты убрался отсюда", - сказали его глаза. Я вышел на палубу, где увидел пожилого, рябого от оспы человека с трубкой в зубах. Он стоял, прислонясь к мачте. Осмотрев меня замкнутым взглядом, этот человек сказал вышедшему со мной Гезу:

- Все-таки мне надо пойти; я, может быть, отыграюсь. Что вы на это скажете?

- Я не дам денег, - сказал Гез круто и зло.

- Вы отдадите мне мое жалованье, - мрачно продолжал человек с трубкой, - иначе мы расстанемся.

- Бутлер, вы получите жалованье завтра, когда протрезвитесь, иначе у вас не останется ни гроша.

- Хорошо! - вскричал Бутлер, бывший, как я угадал, старшим помощником Геза. - Прекрасные вы говорите слова! {Вам} ли выступать в роли опекуна, когда даже околевшая кошка знает, что вы представляете собой по всем кабакам - настоящим, прошлым и будущим?! Могу тратить свои деньги, как я желаю.

Гез не ответил, но проклятия, которые он сдержал, отпечатались на его лице. Энергия этого заряда вылилась в его обращении ко мне. Неприязненный, но хладнокровный джентльмен исчез. Тон обращения Геза напоминал брань.

- Ну как,