Приключения Перигрина Пикля

Впрочем, он был не в состоянии сделать меня более несчастной, чем он сам, так как он из тех, кто мучит себя и получает удовлетворение, лишь нарушая чужой покой; обладая такой натурой (я бы назвала ее дьявольской), он ждал, что я стану лелеять его с нежностью и любовью. После того как он постарался вызвать у меня отвращение, он наказывал за него, измышляя планы, как бы получше смирить меня и загнать в тупик, в чем он нередко и преуспевал, подвергая опасности мою жизнь и здоровье; он доводил меня до болезненных припадков, а затем, нужно сознаться, я убеждалась на опыте в его заботливости и внимании.

Помимо всех этих странностей, он неумело ведет свои дела, всегда замышляя что-нибудь новое, и расточает свое состояние, выбрасывая десять фунтов, чтобы сберечь шиллинг. Он осведомляется о репутации слуги, прожившего больше двух лет в его семье, а о себе он столь высокого мнения, что, несмотря на мои неоднократные заявления до брака и мое поведение после свадьбы, которое должно было его убедить в моей неприязни к нему, он пребывает в уверенности, будто в глубине души я перед ним преклоняюсь и его приятная особа, а также его таланты вызывают во мне восхищение, в чем я бы непременно ему призналась, если бы его родственники не возбуждали меня против него. Быть может, для них и были выгодны распри между нами, но на деле они нимало не вмешивались в наши отношения и, поскольку я их знаю, прекрасные люди. В общем я могу с полным правом сказать, что мой драгоценный супруг — ничтожное, надоедливое, невыносимое, нелепое существо.

С незначительной суммой денег, оставшихся у меня из тех, какие дал мне на хозяйство его лордство, я отправилась во Фландрию и прибыла в Гент через несколько дней после расквартирования наших войск в этом городе, который был настолько переполнен новыми гостями, что найти квартиру было бы невозможно, не встреть я там лорда Р. Б., младшего брата герцога Э., который весьма любезно предоставил в мое распоряжение свою собственную. Здесь я увидела своего друга мистера Б., которого мой приезд привел в восторг, хотя и заставил ревновать ко всем его знакомым; он любил меня страстно, я же питала к нему самые теплые, дружеские чувства; из них со временем могла бы вырасти любовь, если бы его жизненный путь не оборвался так рано; однако этому плоду не суждено было созреть.

Несмотря на его настойчивые уговоры, я провела только неделю в Генте, откуда поехала в Брюссель и поселилась там в отеле «Фландрия», где проживали весьма приятные джентльмены и леди, с которыми я проводила время очень весело. В этом городе находился двор, посещаемый офицерами, получившими на это разрешение; в общем город был веселый и приятный. Я познакомилась с несколькими лучшими семьями, и мне в моем знакомстве повезло, так как леди были учтивы, обаятельны, всегда в прекрасном расположении духа и относились ко мне с большим радушием и уважением. Я подружилась с графиней де С. и ее двумя дочерьми, очень любезными молодыми леди, сблизилась с принцессой С. и графиней В. статс-дамой королевы венгерской, любимицей губернатора мсье де Х., в чьем доме она проживала вместе с его женой, очень милой леди.

Вскоре после моего приезда в Брюссель общество в нашем отеле увеличилось благодаря появлению трех офицеров, объявивших себя моими поклонниками и прибывших из Гента с намерением добиться моей любви. Этот триумвират состоял из шотландского графа ***, лорда Р. М. и еще одного молодого офицера. Первый был очень хорошо сложен, влюбчив, прекрасно танцевал, всегда бывал в веселом расположении духа, был тщеславен и много мнил о себе. Второй был красив, хотя и неуклюж, очень мил и склонен к чувствительной любви. А третий, мистер В., был высок, худощав, хорошо воспитан, добродушен и жизнерадостен. Эти искатели приключений начали свое ухаживание с обычных приемов галантного обхождения, волочась за некоторыми моими приятельницами, с которыми мы обычно катались для развлечения по городу и в окрестностях, весьма красивых. Когда этим молодым людям показалось, что ими сделаны первые шаги и тем обеспечено мое доброе мнение и уважение, они, не медля, двинулись дальше и согласились меж собой, чтобы лорд Р. М. атаковал мое сердце первым.

Он приступил к осаде с таким жаром и усердием, что, мне кажется, и сам обманулся и уверовал в свою любовь, но в глубине души он не испытывал ничего похожего на это святое чувство. Несмотря на то что я обескуражила его всамом начале, он преследовал меня своими домогательствами; он всегда садился за обедом рядом со мной и неустанно нашептывал мне тысячу пустяков, благодаря чему привлекал внимание всего общества; вскоре я начала опасаться, что его поведение вызовет нежелательные для меня толки, и стала избегать его по мере сил. Невзирая на это, он нашел способ пробраться однажды вечером в мою комнату, когда я лежала в постели, а моя горничная, спавшая со мной в комнате, спустилась вниз.

Я вскочила и предупредила его, что подниму на ноги весь дом, если он ко мне приблизится, — недостатка в смелости и решимости у меня не было. Встретив такой отпор, он упал на колени у кровати, молил сжалиться над его страданиями и поклялся дать мне carte blanche [65] в распоряжении всем его имуществом. В ответ на это предложение я ограничилась требованием, чтобы он немедленно покинул комнату, в противном случае я не стану никогда с ним разговаривать. Он почел за лучшее ретироваться, и с той поры я не предоставляла ему возможности говорить со мной на эту тему. Через несколько недель он уехал; тем не менее брюссельские дамы считали его моим любовником, так как среди всех офицеров он был их любимцем.

Когда атака его лордства была, таким образом, отражена, его место занял мистер В. и повел наступление совершенно иным способом. Он говорил, что не умеет ухаживать, но, будучи человеком чести, клянется хранить тайну и пр. и пр. На домогательства этого кавалера я отвечала, что его откровенная декларация не вызывает моего гнева, хотя и могла бы его вызвать, только благодаря собственному его признанию, что он не знает, как должно обходиться с леди. Мое несчастное положение в какой-то мере является оправданием его вольности, о которой он бы и не помышлял, если бы мои злоключения не подстрекнули его самонадеянности. Но я решила обращаться с ним так же, как он обращается со мной, и, отбросив щепетильность, открыто ему заявила, что он не в моем вкусе, и моя неприязнь к нему послужит для меня достаточной причиной отвергнуть его любовь.

Лорд Р. почувствовал истинную страсть, которую он лелеял бережно и молча, будучи по натуре робким и застенчивым; но те самые средства, которыми он пользовался, чтобы ее скрыть, помогли мне догадаться о состоянии его сердца, и мне не было неприятно наблюдать за развитием его чувства. Он добивался близкого знакомства со мною с большим усердием, сопровождал меня во всех моих поездках и, в частности, во время путешествия в Антверпен, вместе с двумя другими джентльменами, где, находясь в gaite de coeur [66], мы позировали для портрета; на нем один изображен в гусарском мундире, а другой — в форме пехотинца. Об этом я упоминаю, ибо портрет, который находится ныне у меня, породил вздорные толки, получившие широкое распространение.

Вскоре после этой увеселительной поездки лорд Р. сказал мне о своей страсти, но одновременно поведал о своих сомнениях, которые, по его словам, лишали его надежды; он горевал о том, что, если даже ему выпадет счастье завоевать мою любовь, состояние его недостаточно велико, чтобы защитить нас от преследований моего мужа, если тот попытается помешать нашему блаженству; к тому же он сам должен следовать за армией. Короче, он думал, казалось, о моем благополучии больше, чем о своем собственном, и вел себя с такой деликатностью, что постепенно растрогал мое сердце; поэтому, расставаясь, мы сговорились возобновить наши отношения в Англии. В разгар всех этих приятных развлечений, которым я предавалась в различных городах Фландрии, я случайно попала на один день в Гент; я находилась в большом обществе в одном из отелей, когда у ворот остановилась почтовая карета. Мы подошли к окнам, чтобы удовлетворить любопытство. Кто же вышел из кареты? Мой жалкий муж! Как только я оповестила об этом всю компанию, джентльмены спросили, оставаться ли им для моей защиты, или удалиться; когда же я убедила их в том, что помощь не нужна, они ушли; но лорд Р. спустился вниз в гостиную, решив защищать меня от насилия. Я написала мужу, приглашая его к себе, но, несмотря на то что он явился с целью меня увезти, он не отважился принять мое приглашение и обратился к губернатору, требуя выдачи меня.