Большие деньги

Они Не Умрут.

Вздрогнув, она просыпалась, принимала на скорую руку душ, торопливо одевалась и бежала в комитет, выпив на ходу стакан апельсинового сока и чашку кофе. Она всегда приходила в офис раньше других. Стоило ей только хоть на несколько мгновений отвлечься от своей работы, как сразу перед ней вставали их лица – резко очерченное, бледное лицо сапожника, его блестящие, горящие глаза, и лицо мелкого торговца рыбой, с усиками, как у философа, с вопрошающими глазами, в которых не было страха. Она видела за их спинами электрический стул, видела так ясно, будто он стоял перед ее столом в этой душной людной комнате.

Она и оглянуться не успела, как миновал июль. Наступил август. Через ее офис проходили все больше людей: старые друзья осужденных, члены профсоюзной организации «Индустриальные рабочие мира», добравшиеся сюда с побережья на попутных машинах, политики, заинтересованные в голосах итальянцев, адвокаты со своими новыми предложениями по их защите, писатели, безработные журналисты, чокнутые, шарлатаны, «чайники» всех мастей, которых влекли сюда слухи о баснословном денежном фонде комитета.

Однажды днем, когда она вернулась после выступления в одном из залов профсоюзов Поутукете, увидела за своим столом Д. Т. Берроу. Он от своего имени написал целую кучу телеграмм сенаторам, конгрессменам, министрам, рабочим лидерам, требуя, чтобы все они выразили свой протест против этой расправы во имя торжества справедливости, цивилизации и интересов рабочего класса. Длинные такие телеграммы, да еще сверху лежали и каблограммы, которые необходимо отправить по подводному кабелю. Она, подсчитав их число, подумала: сколько же будет стоить их отправка? Она понятия не имела, каким образом комитет сможет заплатить за них, но послушно передала все мальчику курьеру, который уже ждал на крыльце дальнейших распоряжений. Как же это так, размышляла она, ведь от этих слов всего несколько недель назад у нее от гнева закипала кровь в жилах. И теперь все эти бланки казались ей такими бессмысленными, совсем как те маленькие билетики, которые можно получить, бросив всего один цент в автомат, предсказывающий судьбу. От этой мыли она пришла в ужас. Вот уже полгода каждый день она читает, пишет одни и те же слова.

У нее не было времени долго переживать неожиданную встречу с Джорджем Берроу. Они пошли в кафетерий, заказали себе там по тарелке супа, а за столом только и говорили, что о судебном разбирательстве, будто никогда прежде и не были знакомы. Снова началось пикетирование здания Капитолия штата. Когда они выходили из ресторана, Мэри вдруг сказала, повернувшись к нему:

– Послушай, Джордж, а может, сходим туда, пусть нас арестуют?… У нас еще есть время до выхода вечерних газет. Твое имя на первой полосе – такая поддержка для всех нас.

Он, покраснев до корней волос, вытаращил на нее глаза. Вот он – перед ней, в толпе взад и вперед снующих посетителей, такой высокий, красивый, в своем элегантном светло-сером костюме. Явно нервничает.

– Но, дорогая моя де-воч-ка, я с радостью дал бы себя арестовать, бросился бы сам под автобус, если бы считал, что подобный поступок принесет хотя бы толику пользы… но я думаю, такой шаг с моей стороны, сделает меня абсолютно бесполезным для дела человеком.

Мэри, побледнев от охватившей ее ярости, посмотрела ему прямо в глаза.

– Я и не думала, что ты способен хотя бы на малейший риск! – сказала она, резко выделяя каждое слово, и плюнула ему в лицо.

Повернувшись, поспешила в контору.

Когда ее саму арестовали, она почувствовала большое облегчение. Первоначально намеревалась держаться подальше от копов, так как ее работа, как ей постоянно говорили, всем очень и очень нужна, но все же передумала и поднялась на Капитолийский холм с охапкой плакатов для нового отряда пикетчиков, которые пришли сюда без агитматериалов.

В конторе в эту минуту никого не было, послать было некого. Она переходила через Бикон-стрит, как вдруг с обеих сторон как из-под земли выросли два копа. Один из них сказал ей:

– Спокойно, мисс, без шума!

И через минуту она оказалась в темном «воронке». По дороге в участок она, все взвесив, не стала упрекать себя в безответственности своих действий. За многие недели она наконец вдруг расслабилась. В участке на Джой-стрит ее посадили за решетку, а не в камеру. Она сидела на скамье напротив окна с двумя рабочими-евреями с фабрики по производству одежды и какой-то хорошо одетой, в цветистом летнем платье, с ниткой жемчуга на шее женщиной и наблюдала за тем, как копы разводят по камерам участников пикета. Они были отменно вежливы, в хорошем, даже веселом настроении; все это со стороны казалось игрой, не верилось, что подобное происходит на самом деле и на карту поставлено что-то очень важное.

В новой партии арестантов, которую только что выгрузили из «воронка» перед полицейским участком, она увидела высокого человека. Она сразу узнала его по фотографии в «Дейли». Это был Дональд Стивенс. Краснорожий коп вывернул ему руки за спину. Рубаха разорвана у ворота, а галстук превратился в бахрому, словно кто-то долго рвал его зубами. «С каким достоинством он ведет себя», – сразу подумала Мэри.

У него стального цвета волосы, коричневая, словно от загара, кожа, сияющие серые глаза над высоко посаженными скулами. Когда его отводили от стола дежурного, она долго глядела ему вслед, на его широкие плечи, растворяющиеся в унылом мраке тюремного коридора. Ее соседка прошептала ей, что он задержан за подстрекательство к мятежу, а не за бездельничанье и попрошайничество, как другие. Пять тысяч долларов залога. Он пытался организовать митинг в Бостон-Коммон.

Мэри просидела в участке с полчаса. Вдруг она увидела перед собой своего сотрудника, невысокого роста мистера Фейнштейна, а рядом с ним какого-то высокого, модно одетого мужчину, который заплатил за нее залог. Одновременно с ней под залог выпустили и Дональда Стивенса. Все четверо пошли от полицейского участка вместе. На углу мужчина в модном костюме сказал:

– Вы оба слишком нам нужны, и нельзя было допустить, чтобы они продержали вас под арестом целый день… Может, увидимся еще в «Бельвю», апартаменты «Д», второй этаж…

Помахав им на прощание рукой, он ушел. Мэри так не терпелось поскорее поговорить с Дональдом Стивен-сом, что она даже не узнала имя своего спасителя. События неслись просто сломя голову, и она была не в состоянии сосредоточиться на них.

Мэри постоянно дергала Дональда за рукав, чтобы он не шел так быстро – они с Фейнштейном не поспевали за его размашистыми шагами.

– Меня зовут Мэри Френч, – сказала она. – Что будем делать? Нужно ведь что-то делать!

Он повернулся к ней с широкой улыбкой, посмотрел на нее так, словно видит впервые.

– Я слышал о вас, – сказал он. – Вы такая смелая девушка… вы в отличие от вашего комитета либералов ведете настоящую борьбу.

– Но они тоже делают все, что могут, – возразила она.

– Нам нужно вывести весь рабочий класс Бостона на улицы, – сказал Стивенс своим низким, скрипучим голосом.

– Мы вывели рабочих фабрик по производству одежды – вот и все.

Он вдруг с досадой ударил кулаком по своей ладони.

– Ну а итальянцы? А что скажете о жителях Норт-Энда? Где ваша контора? Вы только посмотрите, что мы сделали в Нью-Йорке! Почему же вы не делаете этого здесь, в Бостоне?

Он наклонился к ней с нежной доверчивой улыбкой на губах. От его проникновенного взгляда ее усталость как рукой сняло, она уже не чувствовала смущения и вдруг, не отдавая себе отчета, взяла его под руку.

– Пошли в ваш комитет, там поговорим. Потом обратимся к итальянцам, в их комитет. Мы должны взорвать все профсоюзы!

– Но, Дон, в нашем распоряжении всего тридцать часов, – сухо охладил его пыл Фейнштейн. – Лично я больше полагаюсь на политическое давление, оказываемое на губернатора. Вы же знаете, у него президентские амбиции. Думаю, он смягчит им приговор.

В офисе ее ждал Джерри Бернхем.

– Ну, Жанна д'Арк, что скажешь? – начал он. – Я уже собирался идти в участок, чтобы внести за тебя залог, но, вижу, тебя уже отпустили.