Чувство древнее, как мир

- Люди так несправедливы! Они не способны простить ни ум, ни благородство тому, кто умнее и благороднее их. Учитель, ты всегда говорил, что родился для того, чтобы изучать луну, солнце и небо, а этим можно заниматься везде.

- В твоих словах, о прекраснейшая и умнейшая из жен, - великий смысл. Я уеду, а природа и так уже вынесла свой приговор, как мне, так и моим судьям, - сказал Анаксагор и грустно добавил: - Как тяжко мне будет без моих любимых афинян.

- Совсем напротив, всем им будет тяжко без тебя! - заявила Аспазия.

- Дорога в мир теней отовсюду одинакова... - заключил Анаксагор.

Периклу тем не менее удалось спасти Анаксагора. Он явился в суд, где уже был подготовлен смертный приговор. Одетый в расшитый золотом гиматий, уже немолодой Перикл, бессменный руководитель полиса, несмотря на все нападки противников, сохранял огромный авторитет. И это было даже в его внешнем виде.

- Достойнейшего из людей хотите вы осудить! Тридцать лет он учил вас добру и справедливости. Не верьте клевете неразумных завистников. Я его ученик! И разделяю все его убеждения. Следовательно, вы так же можете осудить и меня.

Судьи, убежденные Периклом, вынесли Анаксагору оправдательный приговор.

* * *

Вскоре дошло и до главного удара по стратегу, самого болезненного. Комедиограф Гермипп, один из самых неутомимых врагов Перикла, подал в суд на саму Аспазию.

"Аспазия, дочь Аксиоха, виновна в безбожии и сводничестве. Она принимала участие в философских беседах Анаксагора и разделяла его взгляды. Она занимается колдовством. Свободнорожденные замужние женщины приходили и приходят к ней в дом для любовных встреч с Периклом и чужими мужьями". Вторая часть этого обвинения, согласно правосудию тех времен, также была очень опасна для обвиняемого.

Перикл сам выступил на суде в защиту Аспазии, так как ни одна женщина не могла представлять свои интересы в общественном месте. К тому же возведенное на нее обвинение касалось и его.

Накануне Перикл провел бессонную ночь. Фимиам, возжженный, чтобы успокоить нервы, теперь причинял головную боль. Он приказал убрать благовония и отправился на половину своей жены.

Перикл знал, что Аспазия не спит и также с волнением ожидает завтрашнего дня.

- О, повелитель мой и господин! Что ждет меня? - со слезами на глазах произнесла Аспазия.

- Я выступлю завтра в суде, и никто более никогда не посмеет опорочить тебя и заставить любимейшую мной женщину, мать моих детей чувствовать себя хоть в чем-нибудь виноватой.

- В чем обвиняют меня? В том ли, что самые благородные мужья этого города отдают дань почтения его правителю и приходят в наш дом, что их благородные жены теперь чаще их видят, приходя вместе с ними? Что бедный Анаксагор, который теперь вынужден на старости лет разлучиться со всеми, кто ему дорог, прислушивался к моему мнению? Нет, они не могут простить нам нашу любовь!

Перикл обнял свою жену и сказал:

- Они утверждают, что ты опоила меня приворотным зельем. И я соглашусь с ними - ибо я счастлив. Пусть говорят, что ты моя слабость, но и здесь я не оспорю их, ибо без тебя сил моих недостало бы ни на что. Но одно лишь они упустили - без тебя я не творил бы им столько добра, не жили б они в такой сильной стране, в городе, слава которого на устах у всей Эллады. Они гордятся мной, так пусть почитают и тебя.

Периклу удалось добиться оправдания Аспазии, причем речь его, по свидетельству современников, сопровождалась даже слезами, что совершенно потрясло судей, привыкших к его непоколебимой сдержанности и удивительному самообладанию. Никто и никогда раньше не видел Перикла плачущим. Олимпиец всегда держал себя в руках. Слезы на глазах у мужчины в те времена не считались признаком слабости, они были скорее признаком искренности, вдохновения, доверия. Только такое проявление чувств не было свойственно Периклу. Все дело было в том, что он защищал самое дорогое для себя. И он сказал свою лучшую речь в жизни.

В ней он последовательно и решительно разбил в пух и прах все обвинения Аспазии в безбожии, в святотатстве (нескольких своих дочерей назвала именем муз), и главное - в сводничестве. Последнее было совершенно бездоказательным и в итоге оказалось самым слабым местом в обвинении, так как бросало тень на всех женщин, посещавших ее дом, а также на их влиятельных мужей.

Обвинения с Аспазии были сняты.

Вот что писал о Перикле великий историк и современник Фукидид:

"Перикл был первый из афинян своего времени, сильный словом и делом. Стоя во главе государства в мирное время, он правил умеренно и охранял общественную и государственную безопасность. Афины достигли при нем наивысшего могущества... Не столько масса руководила им, сколько он массой, потому что приобрел власть, не прибегая к недостойным средствам, и не имел, вследствие этого, нужды льстить толпе, но, пользуясь уважением, мог и резко противоречить ей... По имени это была демократия, на деле же господство лучшего мужа".

Эти слова хороши в историческом труде, годятся и для надгробной надписи. Но в жизни очень многие гораздо лучше себя чувствуют под властью не лучшего из мужей, а худшего.

Итак, усилиями недругов Перикл был выставлен перед своим народом сообщником нечистого на руку скульптора, учеником безбожника и приятелем сводни. Это было выгодно не только аристократической партии внутри полиса, но и извечным врагам правителя Афин - спартанцам.

Спарта боролась за гегемонию в эллинском мире, и главными ее соперниками в V веке до н. э. были афиняне. Лишить их такого авторитетного вождя - и полдела сделано. Поэтому во время очередных дипломатических переговоров, состоявшихся вскоре после скандальных судебных процессов, спартанские послы напомнили афинским архонтам, что по матери Перикл происходит из проклятого богами рода Алкмеонидов, запятнанного святотатством, да и сам уже порядочно согрешил, порядочно облит грязью. Так что почему бы его не изгнать из государства? Для демократии не было непререкаемых авторитетов. Даже знаменитого победителя персов Фемистокла в свое время изгнали из Афин.

Коль скоро трон Олимпийца расшатан изнутри, настало время подтолкнуть его извне и опрокинуть.