Душа

Эльза Триоле

Душа

I. Потайной ящик Парижа

«Дракула – дурак», «Ай-да Дракула!», «Дракула – бабник». Вдоль всего коридора, насквозь прорезавшего дом, эти надписи повторялись, как повторяется в метро реклама аперитива Дюбонне. Коридор был длинный, коленчатый, тускло освещенный электрическими лампочками без абажура, бросавшими розоватый отблеск на грязные стены; обитые клеенкой двери никогда не отпирались, будто существовали лишь для декорации, но на каждой был небрежно выведен черной краской номер. Впрочем, одна дверь все-таки открывалась, дверь в квартиру Петраччи, которая находилась за последним поворотом коридора, там, где он выводил во двор-колодец. И хотя никто не знал, при чем тут Дракула и не являются ли надписи на стенах коридора просто рекламой ему, слово это так примелькалось, что именем Дракулы даже окрестили автомат для продажи жевательной резинки – последнее изобретение Луиджи Петраччи, на которое он недавно взял патент. Когда жена Луиджи Натали разливала гостям вино, она обычно приговаривала: «Ничего, Дракула угощает…»

Дом имел два фасада: один выходил на улицу П. под № 3, другой – на улицу Р. под № 36. Так обширны и глубоки были недра этого здания, что, несмотря на два фасада, дневному свету никак не удавалось пронизать его из конца в конец – из улицы П. в улицу Р. Поэтому и пришлось устроить в самой середине двор-колодец. Фантазер-архитектор, столкнувшись с множеством неразрешимых проблем, прибег к этому спасительному коридору, вдоль стен которого неизвестно чья праздная рука начертала имя Дракулы, столь же таинственного, как Фантомас. Кроме упомянутого двора-колодца, свет проникал в нутро этого расползшегося в ширину дома еще из другого источника, но на него, бог весть почему, имела права лишь небольшая квартира Петраччи, помещавшаяся в нижнем этаже и выходившая окнами в большой сад, скрытый от взоров прохожих, не имевший ни со стороны улицы П., ни со стороны улицы Р. ни калитки, ни ворот, ни надписей вроде: «Запрещается ставить машины, только проезд». Потайные ящики Парижа…

К Петраччи попадали с улицы П., то есть с фасада дома № 3, но для этого требовалось пройти по коридору имени Дракулы; можно было попасть к ним также с фасада дома № 36 по улице Р., куда выходили две пыльные витрины лавки-мастерской Луиджи. Улица П. была широкая, спокойная; построенные в начале века дома, где жили люди с достатком, не обезобразила коммерция. Прохожие здесь попадались редко, а стоявшие вдоль тротуара длинной вереницей машины мирно дремали день и ночь, как баржи на канале, ожидавшие, когда волею судеб откроется шлюз. Дом под № 3, который со стороны коридора Дракулы выходил во двор-колодец, куда сбегали черные лестницы, имел также парадный вход, с ковром, лифтом, большим тускловатым зеркалом, а в нише стояла обнаженная дева, чуть склонившаяся вперед и деликатно прикрывавшая ладонью гипсовую грудь.

Улица Р., узкая и шумная, насчитывала за собой века. Облезлые старые особняки давно пришли в ветхость, кренились под тяжестью вывесок, пестрели изразцами молочной, бистро, мясной лавки, торговавшей кониной. Во дворах разошедшиеся от времени замшелые плиты, наружные деревянные лестницы, пристройки, застекленные, матовые от пыли люки над подвалами; ящики из-под товаров, отбросы и тюки – все это молчаливо скрывало воспоминания о прошлом… На тротуарах улицы Р. между лотками с фруктами и овощами играли мальчишки… По улице проходили хозяйки с кошелками, рабочие с сумками, грозно рычали такси и грузовики, еле тащившиеся, чуть не касаясь боками лотков, чуть не сшибая с них помидоры и бифштексы. Дом № 36 – плоский и серый, со множеством квартир и с магазином Луиджи Петраччи в нижнем этаже – казался на этом фоне вполне современной постройкой. Сам Луиджи родился в соседнем доме № 34, где в глубине двора по-прежнему помещалась «Фирма Петраччи, основанная в 1850 году», выпускавшая заводные игрушки. Когда Луиджи снял помещение в доме № 36 с просторным подвалом и квартиркой позади магазина, ему как-то не приходило в голову, что можно пользоваться двумя выходами (в квартиру попадали через магазин или через коридор Дракулы), и, однако, именно наличие двух выходов помогло Натали в 1941 году скрыться: она вошла в магазин и, следуя за служащим Луиджи, которому успела шепнуть только одно слово: «Гестапо», прошла никем не замеченная через дверь, тогда еще замаскированную, в квартиру, выходившую в коридор Дракулы и на улицу П. Натали схватили потом, но не здесь. После Освобождения ей захотелось взглянуть на это странное место, которое она видела лишь мельком, место, которому она тогда была обязана своим спасением. Она вышла из концлагеря, изменилась до неузнаваемости. Однако Луиджи узнал ее, он на всю жизнь запомнил ее мимолетное появление. Только на сей раз Натали не торопилась: так она отсюда и не ушла. В то время, в 1945 году, она еще не была тучной.

II. Подобно саду за окном

А тучной она стала потом. Натали Петраччи почти не выходила из дому, передвигалась с трудом, и друзья и знакомые, наведывавшиеся к ней, были уверены, что застанут ее дома, что она никуда не денется, как Луксорский обелиск с площади Согласия. Улица Р., которая, так сказать, была свидетельницей появления Луиджи Петраччи на свет божий, почти совсем не знала госпожу Петраччи, так как в тех редких случаях, когда Натали выходила из дому, она предпочитала пользоваться коридором Дракулы: машине было легче остановиться на улице П. перед домом № 3, чем на вечно загруженной улице Р., где вообще невозможно было подъехать к нужному вам дому. Зато со служанкой Петраччи – Мишеттой – была накоротке вся улица Р. Мишетта ходила сюда за покупками, потому что со стороны Дракулы лавок не было, там была настоящая пустыня. Вот уже пятнадцать лет, как Мишетта, щуплая брюнетка с бельмом на глазу, сновала по улице Р., и именно благодаря ей госпожа Петраччи приобрела всеобщее уважение – хоть и инвалид, а трудится с утра до вечера и хорошо зарабатывает.

Когда бы Мишетта ни открыла вам дверь со стороны Дракулы, вы непременно обнаружили бы Натали перед рисовальной доской. На ней широкое бесформенное платье, как у таитянской королевы Помарэ, на покатых плечах лежит шаль, не скрывая длинной мощной шеи, похожей на горлышко бутылки Перрье; гладкие блестящие волосы, причесанные на прямой пробор, собраны в тяжелый узел на затылке, и во время разговора она то и дело вынимает из пучка маленький гребетлок и проводит им по волосам, как бы подчеркивая то или иное слово, – такая уж у нее привычка. Лицо у нее красивое, правильное и даже двойной подбородок не портит чистой линии овала. Если в комнату входит кто-нибудь из завсегдатаев или друзей, она поднимет от рисунка глаза, протянет не глядя руку, постучит в стену кухни за спиной и, когда Мишетта заглянет в дверь, скажет: «Мишетта, кофе…» И, возможно, вам придется чуточку подождать, пока Натали, отложив перо, разогнет спину и улыбнется.

Натали Петраччи работает для газет. Ей заказывают рассказы в картинках, она делает текст и рисунки. Работает она также и для мастерской Петраччи; это она создает новые образцы кукол, осликов, зайчиков, собак и кошек, это по ее моделям сделана амазонка на лошади, крокодил… это она готовит макеты для движущихся фигур в рождественских витринах. А затем мастерская Петраччи налаживает серийный выпуск игрушек, иногда даже со звуком и светом, вдыхает в них жизнь, снабжая движущим механизмом или электрической батарейкой. Для них двоих, для Натали и Луиджи, денег вполне хватало бы, если бы все не поглощали новые работы и изыскания Луиджи. Изобретения – они обходятся дорого!

Луиджи имеет множество патентов, начиная с пробки-наливалки и кончая приборами для самолетов. Крупные заводы обращаются к нему как к непревзойденному мастеру с просьбой выполнить опытный образец новой детали, что не приносит Луиджи ни особых денег, ни славы, а лишь ту радость, какую дает изобретателю удачное решение. Однако подлинная его страсть – это автоматы, малые и большие; он прямо-таки родился с этой страстью к автоматам. Он руководит мастерской, где еще отец его начал изготовлять заводные игрушки и выпускал их небольшими партиями; кроме того, в подвале у него есть собственная мастерская, где он работает над новыми механизмами и занимается починкой старых. Лавка и подвал забиты механическими биллиардами, различными автоматами, испорченными juke-boxes [1], терпеливо ждущими своей очереди. Есть там также редчайшие вещи, допотопные автоматы, которые доверяют Луиджи, потому что, пожалуй, один он во всем Париже способен возродить к жизни деликатные старинные механизмы. Для этого у него хватает таланта, необходимых знаний, а так же и терпения, а терпение порождается его страстью к автоматам.