Предрассветный гром

Рэй Дуглас Брэдбери

Предрассветный гром

В начале это было похоже на далекую грозу: то ли отголосок грома, то ли порыв ветра, то ли просто движение воздуха. Улицы давно опустели по велению курантов на здании суда. Пару часов назад горожане стали поглядывать на огромный белый циферблат, потом сложили свои газеты, поднялись с качалок на верандах, скрылись в домах, уже погрузившихся в летнюю ночь, потушили свет и улеглись в прохладные постели. И все это свершилось по воле башенных курантов, которые всего-навсего возвышались над сквером. Теперь на улице не было ни души. Фонари посылали вниз снопы света, которые отражались бликами на асфальте. Временами от какой-нибудь ветки отрывался лист и с шелестом падал на землю. Ночь стояла — ни зги, даже звезд было не разглядеть. Почему — трудно сказать. Можно, конечно, предположить, что горожане дружно смежили веки, а с закрытыми глазами звезды не больно-то разглядишь. Вот такая была темнотища. Впрочем, кое-где, за оконным переплетом — если кому придет в голову заглядывать в темную комнату — можно было заметить светящуюся красную точку и ничего более: это хозяин дома, страдающий бессонницей, прибегал к помощи никотина и мерно раскачивался в кресле-качалке, не задвигая лампы. Наверно, у себя в спальне кто-то тихо покашливал или ворочался под простынями. Но на улице не было слышно даже патрульного полицейского, который обычно меряет шагами тротуар, держа в опущенной руке дубинку.

Стало быть, тот отголосок грома пришел издалека. Сперва дал о себе знать по ту сторону оврага — прокатился по окраинной улице, пробившись через три квартала непроглядного мрака. Он, этот гром, наметил маршрут и двигался кратчайшей дорогой, впотьмах переправился через овраг по мосту в створе Вашингтон-стрит, свернул за угол — и вот, пожалуйста, он уже в начале нужной улицы!

Именно так, с шорохом, шарканьем и жадным гулом появилась меж домов и деревьев железная мусороуборочная машина мистера Бритта. Это был настоящий смерч с воронкой, который, разъезжая по городу, с ворчанием, ропотом и хлюпаньем ощупывал впереди себя асфальт большими роторными щетками, похожими на крышки люков; под ними крутились щетки поменьше, в форме валиков — они-то и подгребали под машину весь мелкий мусор, разбросанный представителями рода человеческого: корешки билетов на сегодняшнее представление в варьете «Элит», обертку от прямоугольного пластика жевательной резинки, который к тому времени превратился в безвкусный клейкий комок и был налеплен на крышку секретера; обертку от леденцов из бара, которые уже успели скрыться и спрессоваться в гармошке-желудке некоего юноши, находящегося сейчас в замке с куполом, в комнате чудес. И тому подобный хлам: пересадочные трамвайные билеты до Шахматного парка, до морга «Вековой дуб», до северной окраины Чикаго, до Зайон-Сити, рекламные купоны с приглашением посетить новый, блистающий хромированной фурнитурой салон причесок на Центральной улице. Все это подбирали огромные движущиеся усы машины, на самом верху которой по-королевски восседал в седле из кожи и металла сам мистер Роланд Бритт, тридцати семи лет (непонятный возраст, на перепутье между вчерашней и завтрашней порой). В некотором роде он был копией своей машины, которой диктовал собственную волю, властно положив ладони на руль. Над губой у него кудрявилась полоска усов, а шевелюру представляли растущие поодиночке волоски, которые, как могло показаться на подъезде к фонарям, сами совершали круговые движения, приплюснутый нос беспрестанно хлюпал, не уставая дивиться окружающему миру, вбирал его целиком и выдыхал через изумленный рот. И наконец руки его неизменно загребали все, что можно, и никогда ничего не отдавали. Это роднило его с машиной. Но так было не всегда. Бритт и не помышлял стать похожим на машину. Но когда на ней поездишь, она влезает в тебя через задницу и распространяется по всему организму, покуда желудок не взбунтуется, а сердце не зайдется маленьким красным волчком. Однако и машина, со своей стороны, тоже не имела желания становиться живым существом, таким, например, как Бритт. А ведь машины тоже меняются и мало-помалу становятся похожими на своих хозяев.

При нем машина вела себя более покладисто, чем при его предшественнике-ирландце по фамилии Рейли. Бритт и его железный корабль проплывали по ночным улицам, по ручейкам воды, которые смачивали мусор, прежде чем его засасывало железное чрево. Машина походила на кита, у которого горло зарешечено китовым усом: она бороздила моря лунного света, утоляла голод мелкой рыбешкой в виде билетов и оберток от леденцов, снова и снова добывала корм в гуще серебристой стайки конфетти на отмелях асфальтовой речки. А мистер Бритт, невзирая на впалую грудь, ощущал себя олимпийским богом, который, неся с собою в разбрызгивателях ласковые апрельские дожди, очищает мир от скверны.

Доехав до середины Ильм-роуд, мистер Бритт, забавы ради, заставил свою громадную свирепую машину, которая, ощетинившись, жадно вылизывала асфальт, вильнуть с одной стороны улицы на другую — только лишь для того, чтобы заглотить крысу.

— Попалась!

Он издали заметил эту крупную серую тварь, отвратительную разносчицу заразы, которая мчалась наперерез машине в неровном свете фонаря. Шарк! — и мерзкий грызун попал в чрево машины, где тут же начал перевариваться среди зловонного месива из бумажного мусора и осенних листьев.

Машина поехала дальше вдоль притихшего русла ночи, принося и забирая с собою собственный дождь, помечая свой путь влажной вылизанной полосой.

— Это я лечу на волшебной метле, — размечтался мистер Бритт. — Как колдун пролетаю под осенней луной. Добрый колдун. С востока. Почти как в старой книжке о волшебнике Изумрудного города, только там была колдунья. Помню, меня в детстве свалил коклюш…

На дороге виднелись бесконечные сетки меловых квадратов для игры в «классы», начерченные детьми, которые совсем ошалели от счастья, судя по тому, какими кривыми получились линии. Пасть машины всасывала красные афиши, желтые карандаши и монетки — попадались даже двадцатипятицентовики.

— Что там такое?

Не поднимаясь с сиденья, мистер Бритт оглянулся через плечо и посмотрел назад.

Улица была пуста. Мимо плыли темные деревья, которые свешивали ветки, чтобы постукать его по лбу. Но ему показалось, будто на фоне неумолчного грома раздается крик о помощи, чей-то отчаянный вопль.

Мистер Бритт повертел головой.

— Нет, почудилось.

И покатил дальше на крутящихся щетках.

— Что такое?

На сей раз он едва не выпал из седла — таким явственным был этот крик. Пришлось оглядеть вязы, чтобы выяснить, не забрался ли какой-нибудь шутник на макушку дерева. Мистер Бритт посмотрел на тусклые уличные фонари, изрядно поблекшие за столь долгий срок службы. Затем перевел взгляд на асфальт, еще теплый после дневной жары. Тут опять раздался крик.

На подъезде к оврагу мистер Бритт притормозил. Щетки привычно продолжали крутиться, и он остановил вначале одну, затем — другую. Наступившая тишина оказалась оглушительной.

— Вытащи меня!

Мистер Бритт с изумлением уставился на огромный мусоросборник.

В эту ловушку попался человек.

— Как ты сказал?.. — Переспрашивать было нелепо, однако мистер Бритт счел, что это лучше, чем ничего.

— На помощь, на помощь, вытащи меня отсюда! — повторял голос из железного чрева.

— А в чем дело? — спросил мистер Бритт, не отводя взгляда.

— Эта машина меня утащит невесть куда! — вскричал человек.

— Что-что?

— Ты, придурок, хватит болтать, выпусти меня, а то я задохнусь!

— Но в мою машину так просто не попадешь, — возразил мистер Бритт. Он переступил с ноги на ногу и вдруг похолодел. — Человек по габаритам не проходит сквозь впускное отверстие; к тому же роторные щетки кого хочешь оттолкнут. А главное — я бы тебя заметил. Давно ты там окопался?

Внутри машины было тихо.

— Когда тебя сюда принесло? — допытывался мистер Бритт.