Княгиня Екатерина Дашкова

— Учить, стало быть, Катерину Романовну решил.

— Выходит, что так. Денщиков сын — графиню Воронцову.

— Коли людям верить, может, и не денщиков.

— Про Петра Алексеевича подумала, матушка? Так то на воде вилами писано. У постели со свечой никто не стоял. Хошь — верь, не хошь — не верь. А у Воронцовых сумнений никаких. Родовые. Исконные. И вот теперь поруха такая. На мой разум, князь Павел и далее от родительницы скрываться будет, благо служба у него в Киеве — всегда сослаться можно. Понадеется на время — мол, все само обойдется, забудется.

— Ой ли!

— За вами должок, Екатерина Романовна!

— Долг? За мной? Ваше величество, я в отчаянии, неужели я могла пренебречь одним из своих обязательств? Это невозможно.

— И тем не менее, княгиня, должок существует, и немалый. Вы обещали написать для нашего театра комедию.

— Ваше величество, но вы не можете говорить этого всерьез. Я не чувствую в себе никаких способностей пиесописателя, и мне просто неловко делать попытки в этом отношении.

— А как же я, княгиня? Вы что, считаете, что ваша императрица рождена драматургом? Тем не менее в эрмитажном театре играют мои пьесы, и зрителям они даже нравятся.

— Вы всегда неоправданно скромны в оценке собственных талантов, государыня. Никто не сомневается в ваших литературных дарованиях. Пьесы — лишнее тому доказательство, а я…

— А вы должны сделать усилие, Екатерина Романовна. Если мне не удается вас уговорить, мне придется просто приказать. Ваши доводы меня не убеждают. Разве вы предполагали в себе дар администратора или тем более лингвиста? Кстати, как подвигаются дела со словарем? Давно хотела у вас спросить.

— Надеюсь, ваше величество, вам не придется испытывать стыд за своих подданных ученых и за свою империю. Словарь будет одинаково отражать их ученые усилия и возможности, которыми располагает ваша держава.

— Вы так высоко оцениваете значение словаря?

— Как же иначе, государыня! Ведь словарь — зеркало, в котором отражается и количество подчиненных вашей державе народов, и их состояние.

— Вы правы теоретически, княгиня.

— Простите мне мою горячность, государыня, но все это далеко не теория. Только на словаре каждый человек может убедиться, сколь велика и разнообразна его Россия, каково состояние в ней нравственности, политики, государственности. До выхода словаря вашим подданным попросту негде справиться об этом, тем более наглядно себе представить всю эту повергающую в изумление и восторг картину.

— Вы зря перестали заниматься стихотворством, Екатерина Романовна. Оно вам так же близко, как и в дни вашей юности. Но скажите, на каких материалах вы можете создавать нарисованную вами картину? Для этого нужно множество специальных экспедиций, а насколько мне известно, Академия наук их не предпринимает.

— Государыня, в опыте, который вы производили со словарем, вам помогал Паллас, но ведь он никакой не лингвист.

— Так что же, вы пользуетесь материалами географических экспедиций?

— Конечно, ваше величество. Это Крашенинников с его описанием земли Камчатки, Гмелин с его путешествиями по России, Паллас с описанием растений Российского государства, даже Левшин с его «Совершенным егерем». У каждого серьезного специалиста можно почерпнуть бездну материала. Он же способен объяснить, растолковать в подробностях смысл каждого слова.

— Например.

— Хотя бы слово «заклепывать». В словаре оно объясняется — сплющивать просунутый, пробитый сквозь что-нибудь конец металлического прута или гвоздя, делая как бы другую с противной стороны шляпку. Кажется, все очень просто, ваше величество, но в действительности любая формулировка должна получаться и точной и краткой одновременно, чтобы смысл становился очевидным для каждого и человек знал, к какому выражению ему следует или не следует в данном случае прибегать. Или другой пример — слово «каймить». В словаре говорится, что оно означает, подшив верх подкладки, прошивать кайму, несколько отступя от края, дабы подкладка лежала плотнее у платья.

— Вы станете специалистом во всех родах наук и ремёсел, княгиня. Это интересно, но, признаюсь, утомительно.

— Я не испытываю ни усталости, ни скуки, ваше величество. А чего стоят множественные значения каждого слова. Если я не слишком утомила вас, разрешите привести один лишь пример.

— Что с вами поделаешь, Екатерина Романовна! Вы своим жаром способны зажечь любого. Рассказывайте, рассказывайте!

— Казалось бы, очевидное по смыслу слово «косяк», ваше величество. Я перечислю лишь некоторые из его специальных значений, в которых учитывается заключенный в нем признак косины. У строителей так называется брус, столб деревянный у окна или дверей, у коих верх и низ наискось стесаны, а также кирпич, наискось срубленный. В судоходном деле — это доска или сходня, сверху вниз положенная. Но в «косяке» заключен еще и смысл части какого-то целого. В колесном деле так называют часть составного колесного обода, в торговом — кусок какой-либо шелковой ткани, в коневодстве — известное число лошадей, у мясников — часть мяса.

— А вы знаете, Екатерина Романовна, я беру свои слова об утомительности обратно. Это и в самом деле интересно.

— Вы звали меня, ваше сиятельство?

— Да, мисс Бетс, у меня к вам разговор.

— Боже мой, вы так взволнованны! Не принести ли вам ваших капель? Простите мне мою назойливость, но после последнего визита Елизаветы Романовны, мне кажется, вы почувствовали себя дурно. Я боялась вас спросить.

— В этом нет нужды. Я сама расскажу вам о том, что произошло. Мне нужна ваша добрая помощь, мисс Бетс.

— Но вы же знаете, ваше сиятельство, что можете во всем полагаться на мою преданность и любовь.

— Только это меня и поддерживает в моем намерении. Благодарю вас, мой старый друг. На этот раз дело в моей дочери.

— Мисс Анастасии? Она нездорова?

— Она нездорова. Доктор Роджерсон находит ее состояние критическим и настаивает на немедленной ее отправке на воды в Ахен.

— Доктору Роджерсону нельзя не верить, но, может быть, он несколько преувеличивает?

— Он не преувеличивает, мисс Бетс. Вчера вечером я без предупреждения заехал к ней. Ее вид ужасен. У нее землистое лицо, и она едва держится на ногах.

— Боже мой! Но что же с ней?

— Доктор видит и ухудшение ее желудочных спазм, и дурное состояние нервов. Я бы не узнала обо всем этом, если бы не сестра.

— Но это так естественно, что Елизавета Романовна заботится о племяннице.

— Сестра рассказала мне не об этом. Она приехала меня предупредить, что Анастасии запрещен выезд из Петербурга.

— Мисс Анастасии? Но это же невероятно!

— К сожалению, это так, мисс Бетс. На госпожу Щербинину наложено подобное запрещение по неоплаченному долговому обязательству.

— Опять! Но вы же расплатились со всеми ее долгами!

— В который раз, но не в последний. Теперь кредитор Анастасии какая-то портниха, у которой она шила свои платья по немыслимым ценам. Как я могу от вас скрывать, мисс Бетс, что дочь моя настоящая мотовка и что именно она совершенно расстроила состояние своего слабоумного супруга.

— И что же теперь будет, ваше сиятельство? Неужели вам придется снова тратиться?

— Кто же это сделает, кроме меня? Я предложила Анастасии немедленно поселиться на даче вместе со мной — её же надо отделить от возможности новых трат! К тому же я смогу последить за ее здоровьем, а между тем постараюсь выпросить у государыни разрешение на поездку Анастасии в Ахен, поручившись за ее долги.

— Но, ваше сиятельство, вы до сих пор не расплатились с долгами по своей заграничной поездке!

— Это правда, но у меня нет другого выхода. Придется повременить с их выплатой и согласиться на новые проценты. Но главное — я не могу отпустить Анастасию в Ахен без доверенного лица. Она снова начнет проматывать деньги и делать глупости. Мисс Бетс, я прошу вас, я очень прошу вас поехать с дочерью. Хотя бы ради нашей дружбы!