Де Рибас

— Выходит, Суворов после Рымника не только граф, но и пиит? — спросил Гудович.

— Но свои стихи он заканчивает строфой: «Гений счастлив лишь уделом, что летит вперед к Бендерам». — Отвечал Рибас.

Катрин продолжала беседу с комендантом Очакова об испанских вуалях.

— Мадемуазель Брэтен была бы в восхищении от вашего платья, — продолжал осаду ветренницы новоиспеченный георгиевский кавалер, а Катрин обращалась за соусницей к генералу Мекнобу.

Рибас оставил тщетные попытки. Но когда было решено отправиться на прогулку по заснеженным окрестностям, Катрин улучила минуту и и горячо зашептала на ухо Рибасу:

— В три по полуночи пошлите своего человека с пистолетами. Пусть выстрелит два раза возле церкви. Спустя получас прикажите стрелять у Данцигского трактира. А потом на окраине.

— Расспросить ни о чем не удалось: Фалеев подхватил укутанную в лисью шубу Катрин на руки и перенес в подлетевшую карету. Надышавшись морозным воздухом и устроив испытание лошадям, вернулись, выпили двойной гданьской. Мужчины прошли в кабинет, куда подали кофе и трубки. Заговорили на тему мифическую: когда же российские орлы воспарят над мечетями Константинополя?

— Сие немыслимо, — говорил барон Меллер. — Пруссия поднимает двухсоттысячное войско. Угрожает нашей союзнице Австрии.

— Австрия давно дрожит от прусского кнута, — заметил Гудович. — А поляки только и ждут, чтобы ударить нам во фланг.

Шереметьев шепотом выдал государственную тайну:

— Императрица написала Потемкину, что нет никаких сомнений в намерении Пруссии и Польши напасть на нас весной.

Присутствие генералов в Херсоне и Рибаса объяснялось тем, что Потемкин решил собрать против Польши корпус Репнина и расположить его по Бугу. Репнину он подчинил корпус Гудовича, казаков Платова и десять эскадронов Чепеги. Против турок на правом фланге остался стоять Суворов с девятью полками, а на левом назначен командовать барон Меллер-Закомельский. Ему с Кутузовым долженствовало держать Бессарабию и низовья Днестра. Батальоны пехоты на флотилии Рибаса подчинялись барону.

Перед разъездом пили шампанское. Катрин флиртовала с комендантом Кастро де Лацерда, Михаил Фалеев не сводил с них глаз. Гудович, сделав глоток шампанского, объявил:

— Вино поддельное. Его в Рязани делали.

— Быть не может!

— Я знаю шесть способов подделать шампанское, — уверял генерал. — Да вы возьмите ведро березового сока на полтора ведра молодого вина. Бутылки непременно выполощите французской водкой, разлейте все в них, пробки проволокой укрепите да ставьте в песок. Но прежде года сего напитка не начинать!

Разъехались заполночь. Около трех генерал поднял адъютанта, дал ему пистолеты и объяснил, что нужно делать. От такого странного поручения с адъютанта вмиг слетел сон.

В три пополуночи в спящем Херсоне грохнуло два выстрела. В ответ — лишь лай собак. Рибас прислушивался, подходил к окну, и спустя четверть часа фигурка в лисьей шубе мелькнула у крыльца. Генерал выбежал, подхватил Катрин на руки, внес в дом.

— Вы сумасшедшая, — сказал он, целуя ее.

— Сумасшедший он, — отвечала Катрин, но продолжения не последовало — любовники, не потушив свечи забыли обо всем на свете.

Когда очнулись, Рибас, целуя Катрин, спросил:

— Кто же все-таки сумасшедший?

— Леонтий, — отвечала она. — Увезите меня.

— Что между вами происходит?

— Он невыносим.

— Я вскоре уезжаю в Яссы.

— Вы не оставите меня с ним!

— Конечно, конечно.

— Он преследует меня. Мне некому пожаловаться! Я уж было сбежала из Екатеринослава, но он вернул меня силой с полдороги. Выслал за мной казаков.

— А сегодня? Зачем эти выстрелы?

— В Кременчуге в меня влюбился киевский подполковник. Он нарочно оскорбил Михаила и вызвал его. Мишель — трус. Ночью его люди схватили меня и увезли. А подполковник написал, что будет его преследовать. Как только узнает, где он, будет стрелять под его окнами, вызывая его этим на дуэль.

— Вы остановились возле церкви?

— Да!

— Страшная история.

— Увезите меня.

Хлопки двух выстрелов у Данцингского трактира достигли их ушей.

— Наверняка мой адъютант считает, что я спятил. Михаил послал кого-нибудь искать мнимого подполковника?

— Сам отправился с тремя казаками.

— Моему адъютанту несдобровать.

— Но он совсем не похож на киевского подполковника.

— Как же вам удалось сбежать?

— Они все были пьяны.

— И вы вернетесь?

— Мои платья, деньги и драгоценности там.

— Идемте. Я живо проучу его.

— Я не хочу скандала!

— Но как вы объясните, где вы были?

— Это пустяки. Скажу, что волновалась за него, пошла искать. Когда вы едете в Яссы?

— Через два дня.

— Я соберусь незаметно.

На следующий день к Рибасу зашел пасмурный Фалеев. Не раздеваясь, осмотрелся, спросил:

— Не было ли у вас Катрин, генерал?

— Нет, — ответил Рибас и хотел уж было выставить негодяя за дверь, но тот казался искренне опечаленным и встревоженным.

— Ее нет нигде с утра.

— Ищите у здешних дам, — сказал Рибас и ушел в кабинет.

Карета генерала, поставленная на полозья, выезжала из Херсона, позади скрипели на снегу сани с солдатами. Внутри карету утеплили войлоком и мехами. На околице из крайнего дома видением в голубых песцах выскользнула на дорогу Катрин. Херсонский обыватель волочил следом два высоких кожаных мешка. Через мгновение сладкий запах амбры и смех женщины кружил голову генералу. Херсонский обыватель, раскрыв рот, смотрел вслед поземке, вьющейся за отъезжающими.

Лицо Катрин пылало. На пепельно-русых волосах чудом держалась английская шляпка.

— Вы замерзнете в дороге.

— Ах, я специально не закутывалась, когда уходила. Но у меня с собой меха.

— Как вам удалось их взять?

— Слава господу, и в Херсоне есть портнихи. Я объявила, что хочу поправить свой гардероб. И этот негодяй сам свез мои платья и меха портнихе. А тут и деньги, и все.

— Жаль, что вы не позволили мне проучить его.

— Случай еще представится.

Она была восхитительно счастлива и своим освобождением, и предстоящей дорогой и необыкновенными обстоятельствами, которые она сама себе и обеспечила. Они переехали замерзший Буг и, не выходя из кареты на редких казачьих постах, покатили заснеженной степью к Днестру.

В Яссы прибыли утром. Базиль Попов определил их в дом молдаванина майора Марка Портария, служившего у Потемкина по особым поручениям. Только успели переодеться, гостеприимный хозяин пригласил к столу, накрытому неслыханными блюдами. Портарий потчевал:

— Вот кавурма из утки. Пеште ку мождей — рыба с чесноком, сэрмэлуцэ молдовенешть — голубцы по-молдавски.

Пили пришедшийся по вкусу генералу молдавский кисель с красным вином. Рибас расспрашивал Портария о Ясских делах и удивлялся осведомленности его в любых вопросах.

— Идут ли переговоры о мире? — спрашивал генерал.

— Вяло, — отвечал молдаванин. — Гассан-паша отправил условия мира султану. Но что из этого может выйти? Одна беда.

— Отчего же так?

— Гассан в прошлом году с флотом бежал. А теперь Потемкина слушает. Султан ему этого не простит.

— А что слышно о судьбе посланника Булгакова в Константинополе?

— Освобожден. На рагузском судне его в Триест отправили.

Рибас не переставал удивляться: его хозяин знал, даже на каком судне посланника отправили. Откуда? Тем временем Портарий продолжал:

— Князь требует границы по Днестру. И будет мир. Но султан не согласится.

— Почему же?

— У России один союзник — Австрия. Но Пруссия — турецкий козырь. Австрия уже ее испугалась, и от России она отойдет.