Не погаси огонь...

– Я-обратил внимание: на улицах много полицейских. Гораздо больше, чем в прошлый мой приезд, – заметил гость.

– Пусть и это вас не беспокоит, – добродушно отозвался Гавлена. – У нас хорошие отношения с полицейскими. Некоторые сочувствуют социал-демократам, помогают нам. Даже предупреждают, если власти что-нибудь затевают. Им главное, чтобы был порядок. Черта-дьявола, лишь бы никаких демонстраций и выступлений. Мы позаботимся, чтобы полицейские не мешали и вам.

– Тогда, кажется, все отлично, – с облегчением проговорил Пятница. – Быстро все уладили, я даже не ожидал. Договоримся так: о сроке я сообщу. Пока же никому ни слова.

Иоахим Гавлена согласно кивнул.

Пятница спустился в «Красный салон». В опустевшем зале в углу за столиком одиноко томился Антон.

– Вставай, поднимайся, рабочий народ! – проговорил, подходя, Пятница, и Путко понял, что он обрадован. – Пора и честь знать! Теперь поедем вместе. На вокзал!

– Уже уезжаем? – Антон не мог скрыть огорчения: побывать в Праге – одном из красивейших городов мира! – и ничего не увидеть… – Задержаться хоть на день не можем?

– Нет, – голос его спутника стал деловит и сух. – Мы как можно скорей должны быть на месте.

Антон понял: они поедут не назад, не в Лейпциг. Но куда, спрашивать не стал.

Однако на этот раз ему повезло – последний поезд уже ушел, и им ничего не оставалось, как ждать утра.

– Давайте не спать всю ночь?

Пятница согласился.

Они снова спустились вдоль площади, такой же оживленной, как и в час их приезда, пересекли «золотой перекресток» и углубились в узкие улочки, кое-где призрачно освещенные газовыми рожками. Их обступили старинные дома с символическими знаками и гербами над подъездами, с затейливыми лепными украшениями. Казалось, они очутились среди театральных декораций. Одна из улочек вывела их к Староместской ратуше. Перед нею собиралась толпа. Все задирали головы. Антон увидел на выложенной из грубого камня стене куранты. Прошло несколько минут. Одновременно с первым ударом открылись шторки на окошках, расположенных над циферблатом, и одна за другой стали появляться фигурки апостолов. На мгновение они застывали, отвешивали поклон и скрывались в нише. Едва затих последний удар, как толпа загомонила, полуночники начали разбредаться в разные стороны.

Как и вечером, только реже, дребезжали трамваи. Усердствовали дворники, в белых, до пят, фартуках; уже собирались на рыночной площади торговцы со своими товарами. От дома к дому шагали, призывно крича, лоточники; в чугунках кипела в масле колбаса, на жаровнях обугливались каштаны.

– Отсюда рукой подать до Карлова моста, – показал Пятница. – А там и Градчаны.

Еще по одной живописной улочке они выбрались к набережной Влтавы, прошли под сводом башни. На Карловом мосту вдоль парапета теснились черные фигуры чешских королей. А впереди, под самой луной, обрисовывались дворцы, увенчанные острыми шпилями, – прославленный Пражский град…

Уже под утро, едва волоча ноги, они остановились у небольшого ресторанчика на какой-то из улиц на Виноградах.

– «У калиха», – прочел спутник Антона и перевел: – «У чаши». Не грех и нам пропустить напоследок еще по кружке пива.

Прозвенел колокольчик, и они оказались в зале с низким потолком, тесном от тяжелых столов и скамей. За стойкой возвышался бармен в черной шапочке с золотыми зигзагами. Из пышных его усов торчала длинная трубка.

За окнами уже должно забрезжить, а свободных мест на скамьях нет, и бармен, посасывая трубку, непрерывно наполняет кружки.

– Два пильзня! – показал пальцами Пятница, бросил на мокрую стойку монетку.

Потеснив завсегдатаев, они расположились за столом.

Со всех сторон текла мелодичная, чем-то похожая на детскую, речь. Антон никак не мог уловить характерную особенность ее, пока не понял – чехи делают ударения на последних слогах слов и удлиняют, напевно растягивая, гласные звуки. Язык казался ласковым.

От стены неслись звуки, исторгаемые осипшим оркестрионом. Над музыкальным ящиком, в раме с грязным стеклом, висел портрет императора Франца-Иосифа.

– На вид такой симпатичный старикашка, – показал кружкой Пятница. – А провозгласи за него здравицу, вытолкают отсюда взашей: это только кажется, что здесь все тихо-мирно, чехи не могут терпеть владычества австрияков, придет день – покажут им!

Заказали еще по кружке благословенного «пильзня». Наконец Пятница поднялся:

– Пора и честь знать!..

Через час они уже сидели в вагоне поезда, который вез их по холмам Чехии, к австро-русской границе. Путко откинулся на жесткую спинку скамьи и заснул.

Когда за окном потянулись пригороды Кракова, Пятница разбудил его и сказал:

– О том, что мы побывали в Праге, не должна знать ни одна душа.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Орджоникидзе едва сошел с поезда, тут же поспешил на улицу Мари-Роз.

– Мы очень беспокоились за вас, – сказала Надежда Константиновна, по-дружески принимая его в кухне-гостиной. – И очень обрадовались, когда Пятница наконец сообщил, что вы объявились.

– А где Владимир Ильич? В библиотеке?

– Его нет в Париже.

– Жаль… – огорчился Серго.

– Думаю, уже скоро вернется. Все это время он много ездил. В сентябре был в Цюрихе на заседании Международного социалистического Бюро, потом ездил по городам Швейцарии. И ныне выступает с рефератами – в Брюсселе, Антверпене и Льеже, в колониях русских политэмигрантов. Рассказывает о положении дел в партии и о задачах предстоящей конференции. А потом еще заглянет в Лондон. Вот вам отчет.

– Теперь понятно… Не было его… Вот почему так вела себя ЗОК, – проговорил Орджоникидзе. – А что происходит здесь?

– Нет, дружок, сначала вы – о российских делах. Исстрадались мы без живых и достоверных вестей!

Он начал свое повествование. С первого дня, от Вены, от встречи с Юзефом в Кракове – и до Лейпцига.

– Володя будет очень доволен, – с удовлетворением сказала Надежда Константиновна. – Все эти годы – такие тяжелые годы! – он верил, что дело живо, революционный дух не угас. Теперь черная пора кончается, по всему видно: дела идут на подъем.

– Но почему же здесь, в Париже, только и делали, что ставили нам палки в колеса?

Пришла очередь рассказывать Крупской. Она объяснила: у руководства ЗОК люди, которые практически стали на сторону ликвидаторов, «впередовцев», троцкистов и прочих оппортунистов. И когда они поняли, что местные организации, поддержавшие идею созыва конференции, занимают ленинские позиции, они открыто начали тормозить работу по ее подготовке.