Каин: Антигерой или герой нашего времени? (СИ)

Но куда бы ни ездил Иван, как бы ни проверял «малины» и вертепы, нигде старообрядцев не обнаружил.

Воры диву давались: Каин за последнее время не забрал ни единого жулика. За раскольниками гоняется, зато братва оживилась, все больше и больше наводняя Москву.

На другой день Иван решил заехать в хоромы, чтобы встретиться с родителями, но встретился лишь с одной матерью, которая навзрыд заплакала и, прижимаясь к сыну, скорбно молвила:

— Отца-то намедни медведь задрал. В лесу схоронила.

Ивана окаменел, а на сердце навалилась тяжелая глыба. Ему стало так горько и тоскливо, что он обессилено опустился на лавку.

— Как это случилось, матушка?

— Пошел проверять дупло и наткнулся на голодную медведицу. Сколь лет такого не случалось, а тут…

Иван не находил слов, чтобы успокоить мать. Смотрел на нее, и сердце его еще больше сжималось. Постарела, осунулась и даже как-то убавилась в росте, превратившись в старушку.

«Эх, Каин ты Каин. Живешь ты, как перекати-поле, и теряешь самых близких тебе людей. А ведь давно мог вытащить в Москву отца. Забыл в суете сует, увлеченный своими далекими от родителей мечтами. Да что же ты за человек? Змей Горыныч, от которого никогда не жди добра».

Пожалуй, впервые Иван признался себе, что он далеко зашел со своими никому не нужными планами, и от этой мысли он растерялся, чего с ним никогда не было.

— Прости меня, непутевого, матушка.

— Да что ты, что ты, сынок. Приказчик сказал: в большие люди выбился. Вон ты, какой ладный. Вся Москва, чу, тебя уважает. А отец все равно бы долго не прожил. Еще три года назад ноги прытко застудил, так отниматься стали.

— Тем более, матушка. Лекарей мог найти. Тем более!

— Не сокрушайся, сынок. Жаль, вестимо, отца, но так уж на роду его написано от зверя погибнуть, а вернее, так Бог распорядился. Господь-то каждому свой срок отводит.

Мать всхлипывала и жадно рассматривала блудного сына. Последний раз видела его отроком, а ныне перед ней матерый мужик с печальными глазами и седыми паутинками в бороде.

— Знать и по тебе судьба-то бороной прошлась, а ведь еще только тридцать лет. Господи, сыночек! Ванечка!

Иван и вовсе потемнел лицом, и склонил голову, а мать гладила невесомой сухонькой ладонью по его густым черным волосам и все говорила: то про отца, то про лесную жизнь, то вдруг вспоминала родную деревню Ивановку, что в Ростовском уезде на реке Саре.

— Помнишь, Ванечка, как мы с тобой песни пели?

— Вот это, матушка, я никогда не забуду. И всегда их пою на старинный лад, как ты их певала…

И Каин тихо, грустно и протяжно запел:

Эпилог

Поиски раскольников не привели ни к каким результатам. Генерал Волков вновь передал Каина в Сыскной приказ.

Иван же приступил к своему последнему плану, чтобы как можно больше собрать в Москве злоумышленников и тысячи недовольных людей, способных начать войну против неугодных народу властителей. На войну требовались огромные деньги и Каин опять, ни чем, не брезгуя, активно занялся тем, чем занимался все последние годы.

Под его покровительство в Москву стекались отовсюду преступники, «гулящие люди» и меж двор скитальцы; весной 1748 года они переполнили город и, тайно им руководимые, терроризировали древнюю столицу грабежами и пожарами. Паника перекинулась в Петербург, императрица Елизавета Петровна приказала выставить заставы на московском направлении.

В Москву послан был с войском генерал-майор Ушаков, под председательством которого была учреждена особая следственная комиссия. Во время ее трехмесячного существования, Каин продолжал вести двойную игру и грабить, но уже не так свободно, как прежде, ибо явились новые деятели, которые ему не потворствовали.

Команда Ушакова, предупреждая поджоги, ловила всех подозрительных людей и приводила их не в Сыскной приказ, а в комиссию. Благодаря этому стали мало-помалу раскрываться проделки Каина, в том числе и укрывательство бунташных раскольников в доме Ивана в Зарядье, что наиболее возмутило Ушакова.

Слухи об участии Каина в грабежах, его взятках и других преступлениях распространялись все шире, так что даже купленный им сверху донизу Сыскной приказ был вынужден издать секретные против него инструкции.

Убедившись, что вся московская полиция была в заговоре с Каином, Ушаков ходатайствовал об учреждении по делу Каина особой комиссии, которая просуществовала с июня 1749 года по июль 1753, когда дело Каина передано было в Сыскной приказ.

Каин был арестован во второй половине января 1749 года, но и здесь «Каин по благодеянию секретарскому содержался в Сыскном приказе не так, как прочие колодники, которые никуда из острога не выпускаются, но он, имея только одни на ногах кандалы, имел вольность ходить по двору и часто прохаживался в передних Сыскного приказа и тут с подьячими и бывшими иногда дворянами вольно разговаривал».

Но когда в Сыскном приказе все лица были заменены на новых людей, Каин (потешаясь над власть имущими) начал давать показания, раскрылась такая картина поголовной коррупции в московских полицейских, сыскных и судебных учреждениях, что власти были вынуждены образовать 28 июня того же года особую комиссию, работавшую до июля 1753 года.

После ее роспуска дело тянулось еще до июля 1755 года. Иван Каин был приговорен к смертной казни, но, по указу Сената колесование было заменено наказанием кнутом, вырыванием ноздрей, клеймением и пожизненной каторгой; 27 февраля приговор был приведен в исполнение.

Каин был послан на каторгу, сначала в Рогервик [218], а потом в Сибирь.

Дата его смерти неизвестна.

Деятельность Ивана Каина может служить яркой иллюстрацией полицейских и следственных порядков в России XVIII века. Но Каин — не только сыщик-грабитель; он воплощает в себе и тип народного героя, мстителя, разудалого добра молодца, защитника народных интересов. Он не только грабит, но и забавляется, не только хоронит концы, но и глумится над полицией; нередко речь свою он держит прибаутками, а душу отводит в песне.

До сих пор многие песни известны в народе под именем Каиновых; последней из них по времени считается знаменитая песня: "Не шуми, мати, зеленая дубравушка".