Долгие ночи

— Я не поеду, — сказал он мягко, но решительно. — День ото дня я чувствую себя все хуже. Мне недолго осталось… Хочу и буду рядом с отцом лежать…

— Знаю я, где тебе удобнее лежать! — Шахби сурово глянул на брата. — Не могилы предков тебя удерживают и не родина. Не кривил бы душой, а прямо говорил — кто. По всему видать, Эсет… Боишься, что умрешь, если оторвешься от ее подола? А кто тебя женил на ней? Забыл? Не будь меня, не видать бы тебе ее, как своих ушей. Оторваться от женщины не можешь! Позор!

Никогда в нашем роду не было баб в черкесках. А вот на старости лет довелось увидеть… О Аллах!

Гати подскочил к брату. В глазах у него потемнело, лицо и губы судорожно подергивались. Ярость и бессилие, злость и отчаяние, — все перемешалось, подступило к горлу и мешало дышать. Голова закружилась. Он почти терял рассудок. Такого оскорбления ему еще никто не наносил.

— Не будь ты моим братом, — хрипло зашептал Гати почти в самое ухо Шахби, — я бы тебе показал, кто из нас баба. Другому за такие слова язык бы вырвал. Я не так упитан, как ты, не так здоров, но мне стыдиться нечего. Война искалечила мое тело, но не мою душу. А заячьи души есть и у белобородых… Таких, как ты… Хорошо! Я поеду с тобой! Пусть будет по-твоему.

Надеюсь, я не умру с голоду и там. Но поеду с тобой не так, как хочется тебе… Я не продам дом, где жил отец, и землю, которую он пахал… Только так мне будет спокойнее умирать на чужбине. Человек обязан иметь свой дом на этой земле!

Гати повернулся спиной и захромал к выходу. Но на пороге его вновь остановил голос брата:

— На кого же ты оставляешь свое… богатство? Детей от тебя жена не рожала…

— Найду.

— Теще?

— Мое дело.

Гати с такой силой грохнул дверью, что Шахби от неожиданности подскочил.

— Оборванец… молокосос, — прошипел он и с ожесточением принялся листать жейны.

Эсет давно собралась и ждала мужа, но Гати задерживался, и это ее беспокоило. Она уже не раз выбегала за калитку, и с каждой минутой сердце ее щемило все сильнее, словно в предчувствии беды. Стоило же ей увидеть мужа, как она поняла, что ее самые худшие опасения оправдались. Заглянув в его лицо, она испуганно задрожала: таким страшным оно ей сейчас показалось.

— Что? — спросила она, и голос ее осекся.

— Все! Распрягай быков! — резко бросил он и, не останавливаясь, прошел в дом.

Эсет распрягла быков и загнала их обратно в сарай. Ноги ее подкашивались. Она прислонилась к стенке и разрыдалась. Только окрик мужа привел ее в чувство.

— Жена! Где ты там запропастилась? — еще более раздражаясь, крикнул он.

— Я здесь, — отозвалась Эсет, торопливо вытирая лицо концом платка. — Что ты хотел?

— Я передумал, — ответил Гати. — Едем в поле!

— Передумал? — машинально переспросила она, медленно приходя в себя. Сердце ее учащенно забилось, затрепетало, глаза радостно сверкнули. Она чуть ли не бегом бросилась обратно в сарай.

Гати не разделял восторга жены. Наоборот, он все сильнее хмурился и все больше мрачнел.

Муж молчал, и Эсет старалась не нарушать ход его мыслей. С первого дня ей стало известно о разногласиях братьев. Когда старший впервые заговорил о переселении, Гати все рассказал ей. Какое решение примет муж, Эсет не знала, но всякий раз, когда он возвращался от брата, сердце ее замирало. Вот и сейчас она временами оборачивалась и бросала тревожные взгляды на него.

А Гати мучился. Он тяжело переживал свое увечье. Эсет по возможности старалась облегчить его страдания. Она помнила его другим. Он всегда славился своей храбростью и мужеством, был ладно скроен и пригож лицом. Все девушки в ауле были в него влюблены и завидовали Белите, избраннице его сердца. Эсет тоже иногда поглядывала на него, но без волнения, потому что сердце ее принадлежало Арзу.

Не раз вражеские пули и штыки испытывали живучесть и прочность тела Гати. Но он, превозмогая боль, оправлялся от самых тяжелых ран и снова брался за оружие. Лишь страшная рана на бедре выбила его из седла. "Калека. Навсегда калека", — твердил он постоянно, словно желая смириться со страшной действительностью. Храброе сердце продолжало биться в его груди, но это, пожалуй, все, что осталось от прежнего Гати.

В своем несчастье он не винил никого. Эсет не припомнит ни одного случая, чтобы он нагрубил ей или накричал на нее. И не будь его, одному Аллаху известно, что сталось бы с ее семьей.

А он помогал всем, насколько хватало его сил. Благодаря ему мать, сестры и братья Эсет не испытывали нужды. Да ведь потому она и вышла замуж за калеку, чтобы не обречь их на голод. Но как она ни старалась возбудить в себе хоть какое-то чувство к мужу, если и не любовь, то хоть что-то похожее на нее, ничего не выходило. Она только напрасно растрачивала свои силы. Эсет любила Арзу. Он был и оставался ее первой и единственной любовью. Но раз она сама, по своей доброй воле выбрала подобную участь, следовало забыть об Арзу и смириться с судьбой. И ей постоянно приходилось следить за собой, чтобы муж не знал и даже не догадался об ее истинных чувствах. Но он как-то мало обращал внимания на их отношения. Казалось, ему она была безразлична. Если бы у них родился ребенок, то возможно, и отношения складывались бы по-иному. Но Эсет знала, что ребенка у них никогда не будет. Знал о том и Гати, а потому в душе и страдал еще сильнее.

Гати восхищался Эсет. Он знал, что она любит не его, а Арзу, и что вышла за него не по любви, а из-за того, что нужда заставила. И если бы не предчувствие скорой кончины, он давно предоставил ей свободу, но, как на беду, продолжал жить…

— Эсет, — обратился Гати к жене. Он уже распряг быков и пустил их пастись. — Нам с тобой нужно серьезно поговорить. Я сегодня дал слово брату, и мы переселяемся в Турцию.

— Ты… — голос ее предательски дрогнул и сорвался. Она замолчала. Темнота подступила к глазам. Сердце Эсет сжалось, будто кто-то невидимый сдавил его, посягая на ее жизнь.

Значит, все рухнуло… Значит, ей предстоит покинуть родную семью и вместе с нелюбимым мужем ехать в чужую страну. Ради чего же она тогда пожертвовала и своей молодостью, и своей любовью?

— Зачем нам тогда пахать? — невольно вырвалось у Эсет. — Все уже свое имущество давно продали. Ты-то почему его не продаешь?

— Крепись, жена! — в тон ей ответил Гати. Ему ли не понимать, что творится в ее душе. — Ты знаешь, я никогда тебя не обижал.

Надеюсь, не обижу и впредь. Хотя, женившись на тебе, уже тем обрек тебя на несчастье…

Эсет удивленно посмотрела на него. Гати печально и ласково покачал головой.

— Да, да, Эсет! Это же правда. Любить одного, а выйти замуж за другого. Да еще по собственной воле. Не каждая женщина на это способна. Но беда-то еще и в том, что оба мы оказались в одинаковом положении. Я ведь тоже любил другую… — Гати сделал паузу и отдышался:- Ты знаешь, что я противился нашему браку.

Я же любил… Белиту. Но она погибла, когда в последний раз горел наш аул. Если бы она осталась жива, мы бы непременно поженились. Только ты не подумай, что я не люблю тебя.