Широки врата

Ланни был так взволнован, что забыл свой собственный бизнес, и позвонил Рику, который прибыл в город следующим поездом. Он попытался позвонить Уикторпу на Даунинг-стрит, но ему ответили, что его светлость уехал на выходные, а позже, что он был уже в пути в город. Рик хотел послать телеграммы всем, кого он знал. Он хотел созвать митинг и выступить с речью, организовать шествие и нести транспарант. Но в то же время он был в отчаянии. Он сообщил: «Это все обговорено. Лорд Лондондерри был в Берлине и обедал с Риббентропом и Герингом, а затем и с Гитлером, и они убедили его, что только они могут подавить большевизм. Друг отца имел беседу с Лондондерри всего пару дней назад, и тот утверждал, что ратификация франко-советского пакта французским Сенатом является актом агрессии против Германии и освобождает Гитлера от выполнения Версальского договора и соглашения, подписанного в Локарно».

Единственная надежда была на призыв к трудящимся и другим антифашистским силам. Но беда была в том, что это был призыв к войне, а трудящиеся были пацифистами и косились на всех «поджигателей войны» — особенно на тех, чьи отцы продавали военные самолеты! Ланни выяснил это в Лондоне и в Париже: правые были воинственны, в то время как левые занимались говорильней. Как будто Гитлер обращал внимание на их слова! У Гитлера было тридцать пять тысяч войск в Рейнской области в воскресенье ночью, и девяносто тысяч к середине недели. Он расхаживал по комнате своей канцелярии, потирая руки с ликованием, в то время как французские государственные деятели спорили в муках страха и неуверенности. Они боялись немецких бомбардировщиков над Парижем. Они боялись нескольких миллиардов франков, стоимости мобилизации Армии. И пока они стремились сохранить франк, то каждый день теряли золото!

Поздно вечером в субботу французский Кабинет заявил, что Франция обращается к Совету Лиги. Весь мир узнал, что это означало: Гитлеру всё сошло с рук! В воскресенье утром Ланни и Рик мучительно прочитали ликование прессы Тори в Великобритании. Это была практически фашистская пресса. В ней звучали редакционные гимны, празднующие тот факт, что «Локарно» был мертв, как и «санкции». Британцы не собирались умирать, чтобы помочь союзнику советской России. Несколько месяцев назад они радовались, потому что британцы не собирались умирать, чтобы открыть путь для красных в Италию. В понедельник свиновод, курящий трубку, премьер-министр Британии, заявил в палате: «У нас нет большего желания, чем сохранять спокойствие, не терять головы и попытаться сохранить дружбу Франции и Германии».

Трагические часы для двух проницательных левых! В понедельник Совет Лиги осудил действия Германии. После чего начался долгий обмен протоколами и направление требований Германии, тошнотворные в их бесполезности. Сколько формальностей и затяжных и скучных процедур они могли придумать, как много поводов для задержки и говорильни! А в это время Гитлер направил свои трудовые батальоны в Рейнскую область и приказал днём и ночью возводить укрепления. Можно было видеть белые пылающие огни строительных работ через реку, и через несколько недель они отгородят Германию от французских войск, и вся остальная Европа будет принадлежать нацистам. Французский премьер и министр иностранных дел прибыли в Лондон со своими штабами и получили именно то, что они дали англичанам пять месяцев назад. Вы подвели нас в вопросе озера Тана, и теперь это око за око. Как вам это понравится, messieurs les mangeurs de grenouilles? [125]

Ланни вернулся к своему картинному бизнесу, а затем написал Труди Шульц, назначив ей встречу в Париже. Она была первым человеком, которого он хотел увидеть, и только одного во всей Франции, с которым он мог бы поговорить с полной откровенностью. Он нашел ее всю в слезах из-за того, что случилось. Он не смог её успокоить информацией, связанной с отношением Великобритании. Жесткие, жестокие люди управляли этой империей. Дикари в шелковых шляпах, так Рик назвал их. Они думали о своем классе и своих сословных привилегиях, своём имуществе и своей системе собственности, и мало о чём другом в мире. Их система была под угрозой в каждой стране, и они испугались, и ненавидели то, чего они боялись. Класс стал для них выше страны, и враг у себя дома был ужаснее, чем кто-либо за рубежом.

Успех действий Гитлера нанёс, конечно, удар по Труди и ее друзьям, и, возможно, добавил годы к работе, которую они должны были сделать. Ланни сказал: «Не надо обманывать себя, может быть, никто из нас не доживёт, чтобы увидеть конец того, что строит Ади. Эта победа сделает его в глазах немцев хозяином, умеющим творить чудеса. Мы должны вернуться, принять новый старт и планировать долгую войну».

Ланни выслушал историю своего друга о её деятельности, и рассказал ей о результатах своего визита в Шор Эйкрс. Очень печально, но ничего не поделаешь, и эта книга закрыта. Он не мог жить в мире Ирмы, а она не могла жить в его, и никто не хотел попробовать.

Они выехали за город, прогулялись и увидели признаки весны под ногами и над головой. Жизнь обновляла себя, даже на берегу реки Марна, которая дважды в недавнем прошлом наполнялась красной кровью французских патриотов. Ланни был уверен, что это повторится. Человеческий разум был не способен управлять гигантскими организациями, которые создал человек. Его нравственное чувство не было достаточно мощным, чтобы сдержать оружие разрушения, которое он выдумал. «Мы, социальные организаторы, крошечная группа», — сказал Ланни, — «и нас раздавят танками».

Что Труди собиралась делать? Она не могла жить в полном одиночестве, скрываясь в трущобах и не думать ни о чем, кроме сочинения и распространения анти-нацистской литературы. Так, она, несомненно, попадёт под подозрение своих соседей. Ланни посоветовал, что ей будет гораздо безопаснее, если она вернётся к нормальной жизни, хотя бы в качестве прикрытия. — «Разве рисование вас не интересует больше?»

«Интересовало бы», — сказала она, — «если бы оно служило бы делу».

«Так и занимайтесь делом, не афишируя его», — предложил он. — «Используйте немного хитрости, как делают наши враги. Почему бы вам не получить студию на Монмартре или на Левом берегу и затеряться среди тысячи художников? Назовите себя австрийкой, если вам нравится, и никто не обратит на вас внимания ни во время войны или мира. Время от времени вы может исчезнуть на несколько часов и встретить ваших подпольных друзей. Это будет удобнее для меня, потому что я всегда могу прийти к вам, когда буду в Париже, и нам не нужно будет встречаться на углах улиц».

— Что вы планируете делать, Ланни?

«Мой дом на Мысу будет тихим местом некоторое время», — ответил он. — «Моя мать смирится с тем, с чем она не может поделать, а я буду писать письма и делать столько денег, сколько я смогу для нашей пропаганды. Я буду проводить свободное время в компании Бетховена и Листа и некоторых других старых друзей. У меня есть в библиотеке книги, которые хотел прочитать: Республика Платона и Утопия Мора, Война и мир, и Жан-Кристоф — я мог бы составить целый список. Мы должны огородиться и научиться зимовать, как медведи. Продолжать жить нашей собственной интеллектуальной и духовной жизнью. Впереди нас долгая зима, а может быть целый ледниковый период, кто может знать?»

КНИГА ПЯТАЯ

Дела людей подвержены приливу и отливу [126]

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Страхи смелого [127]

Жизнь была мирной и приятной в Бьенвеню этой ранней весной 1936 года. Природа устроила ежегодную демонстрацию своих чудес, и двор виллы был клумбой для цветов и пристанищем пчел и бабочек. Плодовые деревья по всему поместью тихо взорвались розовым и белым. В своей студии Ланни играл свою музыку и читал свои книги. Парсифаль бродил, размышляя, или сидел в тенистом уголке, шепча молитвы. Бьюти играла в бридж с друзьями и боролась всю жизнь со своим неутомимым врагом, демоном полноты. Ее вклад в развлечения сезона был скромен, потому что у неё больше не было кошелька Ирмы. Эмили чувствовала себя не достаточно хорошо, чтобы управлять большими приёмами, поэтому Бьюти поднималась к поместью Семь дубов и организовывала обеды и танцы, тем самым помогая поддерживать доброе имя Берега удовольствий.