Павел I

И Павел Петрович сиповато запел:

— Князи людстии собравшася вкупе на Господа и на Христа Его!

— Я не могу, государь! О, спасайтесь, государь! — восклицал Аргамаков.

— Спасайся лучше сам. Ведь ты теперь между двух смертей стоишь.

В эту минуту громкий вопль раздался в прихожей.

— Ах, мои верные служители! Они убивают их! Отворяй сейчас дверь, мерзавец, и предупреди дальнейшие преступления. Скорей отворяй! Из-за твоего промедления, может быть, честный человек погиб!

XVI. Послы Отечества

Во время прохождения по залам и гостиным замка толпа заговорщиков, окружавшая Бенигсена и Зубовых, все убывала, а перед передней императора отстал и Николай Зубов, сказав, что соберет и приведет «этих подлецов». Таким образом в переднюю вошли только Бенигсен, князь Платон Зубов и четверо офицеров. Из дежуривших у дверей спальни служителей-гусар при шуме шагов банды трое скрылись через библиотеку. Остался только один. Он сидел на полу, прислонившись спиной к жарко истопленной печке, и крепко спал..

Вместо того, чтобы вести себя тихо, один из офицеров набросился на спавшего лакея и ударил его набалдашником толстой и короткой трости по голове. Издав громкий вопль, несчастный без чувств упал на пол и из разбитой головы его хлынула кровь.

— Что вы сделали! — вскричал Платон Зубов. — К чему этот шум! Теперь общая тревога разнесется по всем комнатам.

Вдруг дверь распахнулась, и вошел Аргамаков, мертвенно бледный и трепещущий.

— Идите к императору! Он вас приглашает! — проговорил Аргамаков, сам, очевидно, не отдавая отчета в произносимых словах.

Увидев поверженного и текущую кровь, Аргамаков всплеснул руками и, кинувшись к нему, стал поднимать.

— Господа, — обратился Бенигсен к офицерам, стоявшим как бы в остолбенении. — Помогите Аргамакову перенести раненого куда-нибудь на диван и окажите ему первую помощь. А мы с князем пойдем к императору, — и, взяв твердо за руку Зубова, генерал Бенигсен посмотрел ему в глаза, сказав, — Идем!

Тот повиновался.

Пройдя простеночную комнату, они в дверях спальни преклонили колено.

— Что это, Платон Александрович? — сказал император. — Что вы делаете? Что там произошло? Я слышал крик. Войдите. Объясните ваше неожиданное появление в столь поздний и неурочный час без моего зова.

Император стоял посреди комнаты, возле письменного стола. Бенигсен прошел вперед и, обойдя императора, стал спиной к двери, завешанной ковром с мистическими изображениями, которая вела в прихожую парадных покоев императрицы.

Император молча многозначительно посмотрел на него.

— Что это, господа, — продолжал он, между тем как Зубов с низкими реверансами отходил от двери и приближался к нему, — что это? Вы в полном мундире, в шарфах и при орденах! Видно, что-то важное привело вас?

— Государь, — немного дрожащим голосом заговорил Зубов, — нас привела к вам действительно чрезвычайной государственной важности необходимость. Многие командиры и офицеры полков, а также все патриоты, движимые ревностью о благе отечества, поручили нам обратиться к вашему величеству с верноподданнической просьбой.

— Ну! ну! — сказал император, подмигнув Бенигсену и потирая руки. — В чем же просьба сих господ патриотов?

— Государь, — доставая из-за обшлага мундира бумагу, — сказал Зубов, — дозвольте мне прочитать сие — изложение всеподданнейшей просьбы, приносимой, можно сказать, не только от обеих столиц, но и от всей России.

— Читайте, Платон Александрович, читайте! — сказал император.

— Nous venons au nom de la patrie prier Votre Majesté Imperiale d'abdiguer la couronne, parce que… [37]

Зубов остановился.

— Parce que?.. Ну, что же вы остановились, Платон Александрович? — сиповато спросил император, начиная выстукивать пальцами по столу марш. — Продолжайте, прошу вас.

— Государь, сие обращение, быть может, составлено в выражениях, не достаточно обдуманных, ибо набросано сенатором Трощинским спешно.

— Ага! Сенатор Трощинский! Узнаю его слог. Он же всю жизнь торопился, как бы не отстать… Только в делах, его не касающихся, а не в сенатских — читай, Платон Александрович, читай. А мы… — почти до крика поднял голос император, обращая глаза к двери, завешанной ковром, — а мы по-слу-ша-ем!

— Parce que vous avez parfois des absences d'esprit, — поспешно прочел Зубов. — La sécurité de votre personne et un entretien convenable vous sont garantis par votre fils et par l'Etat [38].

Зубов прочел и стоял молча, опустив глаза.

— Так вот в чем верноподданнейшая просьба ваша, господа патриоты! — насмешливо сказал император. — Они предлагают мне отказаться от престола, потому-де, что я сумасшедший. Они предлагают мне это именем отечества! Они посадят меня на цепь, но будут содержать пристойно! Государство и мой сын гарантируют мне безопасность! Надо думать так же, как и моему отцу. Но у меня два сына — Александр и Константин. Не мешало бы сенатору Трощинскому обозначить, какой из сыновей мне гарантирует безопасность и покойную квартиру в безумном доме!

— Государь, надежды отечества покоятся на великом князе Александре!.. — смиренно сказал Зубов.

— Так! Но послушай, Платон Александрович, ты ведь все-таки человек умный. Неужели ты не сознаешь, сколь непристойна, нагла, глупа и бессмысленна прочитанная тобой бумага?

Зубов молчал.

— Молчишь?.. А, презренные! — распаляясь, вскричал император. — Неблагодарные рабы! Они меня провозгласили умалишенным. Но где сему доказательства? Потомство оценит мои дела и признает, что благо отечества было единой целью моих неусыпных забот и трудов. Я скажу вам, почему я в ваших глазах безумен. Потому, что всякого честного человека, пожелавшего прекратить ваше беспутство, вы ославите сумасшедшим. С вами надо поступать, как с собаками, но вы хуже собак! Почему вам угоден и нужен Александр? Потому, что вы знаете его двоедушие, его слезливость, его женолюбие. И потому, что он юн и вы надеетесь его развратить, окружить непотребными бабами и через них править! Вы привыкли к женскому правлению, дармоеды, интриганы, лентяи, развратители и губители всякой святыни! Почему вы ополчились на меня? Потому, что я прекратил разврат в гвардии, обуздал роскошь, заставил работать сенаторов, чиновников, хотя не вовсе уничтожил, но ограничил знатно воровство и плутовство по дворцовым подрядам! А, бездельники, моты, развратники! Вы за то меня безумцем ославили, что пробудил тунеядцев-гвардейцев из прежнего их дремания и сна, неги и лени, да приучать начал быть до света еще в мундирах, перестать кутаться в шубы и муфты да разъезжать в каретах! Я сказал: послужи да поэкзерцируй в мундирчике одном, да потрудись, да будь солдат! Восхотел пробудить и сих господ, что жили по деревням своим в праздности и не о службе, а о том только помышляли, как бы им вертопрашить, мотать, буянить да рыскать с собаками! Вот почему я безумный! Именем отечества пришли вы требовать от меня, законного своего монарха, отречения от престола! Но кто вы? Тля гвардейская! Отечество и не знает, что вы на свете суть. Я — монарх милостию Божию и самодержец! Шайке ли вертопрахов, интриганов и распутников лишить меня власти! Народ мой любит меня! Говори, кто послал вас? Кто уполномочил?

— Государь, как мы мыслим, — мыслят все дворяне, не только в столицах, но и повсеместно в России, — сказал Зубов. — Правление ваше для всех стало чрезмерно сурово и нестерпимо. Но если бы ваше величество ограничили свое самовластие некоторыми аристократическими институциями из свободно избранных первенствующего сословия, то благородное дворянство согласилось бы охотно видеть и далее вас на престоле предков, в рассуждении крайней молодости и неопытности великого князя Александра.

— Дворяне! — крикнул, топая ногой, император. — В России тот дворянин, кто со мною говорит и лишь пока он говорит со мною! А народ что скажет, когда отдам себя в руки развращенного сословия дворян?