Ночной гонец

— Это Угге, лесной вор!

— Кому же и быть, как не Блесмольскому вору?

— Только у него и достанет хитрости на такую проделку!

Ясное дело, это Угге из Блесмолы, который всегда ухитряется уйти от погони. Его воровское логово скрыто где-то в лесной чаще, и никому не удается выследить его.

Клас Бокк, вне себя от гнева, выхватил из-за пояса топор, шрам на шее налился кровью. Серебряный кубок! Старинный кубок, из которого пили его дед и отец, макая бороды в пивную пену! Нужно немедля всем миром идти в лес и схватить вора на месте!

Старый оружейник клялся и божился, что он еще до восхода солнца собственными руками закопает Блесмольского вора живьем в землю. Но односельчане рассудили, что облава на лесного пора в ночное время, когда не видно ни одного следа, — пустое дело.

Никому не ведомо, в какую сторону он побежал со своей добычей, а облавная цепь ничем не поможет ночью, в темном лесу. Вор ведь может схорониться и зарослях или за камнями, залезть в любую нору. Пока не рассветет, его не поймаешь и не подстрелишь.

Староста согласился с остальными. Что толку ночью гоняться за вором в лесу? А где он укрывается, никому не ведомо. Днем-то хоть можно будет идти по его следам на пашне, если он побежал через поля.

Клас Бокк недовольно ворчал и порывался один идти на поиски вора. Но потом он отказался от этой затеи и решил, что завтра же даст знать о покраже ленсману Оке Йертссону в Хеллашё.

Прежде чем улечься в эту ночь на покой, крестьянам пришлось перетащить в дома пожитки и загнать скотину обратно в хлев.

Когда в деревне раздался крик: «Пожар!», Ботилла побежала выпустить из хлева волов. Теперь, загоняя скотину обратно, она хватилась, что одного вола недостает. Ботилла сказала отцу, что вола нигде не сыскать, что он, верно, убежал в лес во время этой суматохи. Сведье, который стоял тут же, вызвался помочь:

— Схожу поищу.

— А ведь это как раз подручный вол убежал, — сказал Стонге. — Тот самый, что нынче осенью перейдет в твою усадьбу.

— Что ж, стало быть, пойду искать своего вола.

— И я с тобой, — сказала Ботилла.

Сведье и Ботилла захватили с собой веревку и отправились искать пропавшего вола. Светлой июньской ночью обрученные шли по лесу, Сперва они обыскали ближние лужайки, надеясь найти вола там, где трава погуще и посочнее. Время от времени они останавливались и замирали на месте, прислушиваясь. Но не слышно было ни стука копыт, ни хруста пережевываемой травы. Лишь один раз впереди послышался треск ломаемых сучьев, но животное бежало легко, не похоже было, что это грузный бык. Выйдя на следующую полянку, они заметили нескольких косуль, которые убегали прочь. Видно, Ботилла и Сведье вспугнули их с ночной лежки.

Они шли все дальше и дальше по общинному пастбищу, но вола нигде не было видно. Ботилла боялась, что они так и проищут попусту. Сведье утешал ее и говорил, что вол не мог убежать далеко и они непременно найдут его, как только в лесу рассветет.

Ночь быстро подходила к концу. Лес сбросил с себя ночной покров и вышел на свет стволами и кронами деревьев — темной хвоей и светлой листвой. Теперь Сведье и Ботилла яснее различали землю под ногами и не спотыкались больше о камни и узловатые корневища. На молодых елях стали видны свежие шишки, красные, точно осенние яблоки. Обрученные шли, то тесно прижавшись друг к другу, то взявшись за руки, словно малые дети. Они продирались сквозь покрытые цветами кусты шиповника, и Сведье оберегал Ботиллу, отводя перед ней колючие ветки. На ходу он касался ее бедра, и это прикосновение доставляло ему несказанную радость. Он молчал, слова не шли с языка, но на душе у него было легко. Он предчувствовал радость, которая сберегалась для него.

Он не знал и не желал еще ни одной женщины до того, как высватал Ботиллу и она стала его нареченной невестой. С ией он делил думы, которые до этого не поверял никому. Впервые эти думы зародились в его душе, быть может, еще тогда, когда он подпаском бродил по лесу, наигрывая на дудке, которую он с наступлением лета всякий раз вырезал из молодой вербы.

В ту пору, когда он бродил по лесу один со стадом, ивовая дудка и пастуший рожок были ему единственной утехой. И как не было никогда у мальчонки иной отрады, кроме дудки и пастушьего рожка из рябины, так теперь невеста стала единственной радостью в жизни взрослого человека. Но она стала ему и верным другом; они вдвоем отъединились от людей. Под покровом темноты лежал он на ее постели по чести и уговору, и она доверялась ему, зная, что он не тронет ее до срока. Желание его было велико, но он не мог осквернить то, что принадлежало ему самому, и не мог он обмануть доверия невесты. Йенс-звонарь когда-то втолковывал ему божьи заповеди, которых было столько, сколько пальцев на руках. Многие из них он уже позабыл. Однако заповедь о прелюбодеянии он все же помнил, хотя и без заповеди он остерегся бы согрешить со своей нареченной, которая была предназначена ему в жены.

Они станут мужем и женой, когда день сравняется с ночью. Еще сто раз взойдет и зайдет солнце, прежде чем запретное станет дозволенным.

Они вышли на старую пожогу, которая зеленела молодой порослью, и Сведье остановился, растерянно оглядываясь вокруг. Он сбился с пути.

На востоке занималась медно-красная заря, скоро совсем рассветет. Меж почерневших, обгорелых пней белел земляничный цвет, пахло свежей росистой травой. Паучья пряжа серебряными нитями висела на можжевеловых кустах. На ветках громко заливались птицы. Вот-вот взойдет солнце.

Но Сведье не знал, в какую сторону идти. Он заблудился в лесу, где ему знакома была каждая тропка, и понял, что их кружит лесовица. Она и прежде не раз водила его по лесу, и теперь ему оставалось только одно Средство. Он снял с себя куртку, вывернул ее наизнанку и надел. Потом закрыл глаза и три раза перевернулся на месте посолонь. Когда он после этого открыл глаза, верный путь лежал там, куда глядел его нос.

Сведье и Ботилла отправились дальше. Они шли через густой ельник и через мшистые прогалины, взбирались на холмы и пригорки. Время от времени Ботилла останавливалась и рвала целебные травы. Она собирала тмин, что придает лицу белизну, и травы, унимающие кровь. Рассвет уже наступил, и в лесу теперь было хорошо и вовсе не страшно. Ботилла забыла о пропавшем воле, радуясь, что вместе со своим суженым идет по лесу в утренний час.

Она сказала, что на сердце у нее радостно, и он ответил, что тоже чувствует себя счастливым. Она сказала, что любит днем бродить по лесу одна. Тут Сведье вспомнил, что ему говорила Анника, и спросил Ботиллу, что же она делает одна в лесу.

Ботилла помедлила с ответом. В последние дни она уходила из дому, чтобы в одиночестве помолиться об избавлении от недобрых слухов. Она молила господа всемогущего спасти ее от оговора. Но об этом она не могла сказать своему суженому. Даже ему не могла она поведать о своих тайных страхах. И сказала, что ходит в лес собирать целебные травы и обдирать с деревьев почки и кору на мякинный хлеб. Но, точно боясь, что он не поверит ей, поспешила добавить:

— А вчера у меня в подойнике уже не было крови.

— А ты бы показала Аннике.

— В другой раз так в сделаю.

Сведье догадывался, что черная корова захворала от худого корма, от еловых веток и гнилой соломы, и потому в молоке у нее появилась кровь.

Но Ботилла была уверена, что худые приметы пропали после ее молитвы. Жених и невеста вышли на коровью тропу. И Сведье узнал дорогу. Чары лесовицы кончились, и он перевернул обратно свою куртку. Обрученные прошли тропой через кудрявый перелесок и вышли к развилку у Геташё. Отсюда проезжая дорога вела прямо к Брендеболю.

На развилке рос раскидистый дуб, а под ним стоял пропавший вол, жуя на приволье траву и кося глазом на вышедших из лесу Ботиллу и Сведье. С радостным криком Ботилла подбежала к волу и обмотала его веревкой за рога.

Запыхавшиеся и разгоряченные от ходьбы по лесу, они привязали вола и сели отдохнуть под дубом. С делом своим они управились. На небе сняло солнце, и на душе у них было радостно. Они глядели друг на друга. Они не глядели на дуб, укрывший их своими ветвями.