Варяги и Русь

   — Говори, — раздались сотни голосов, — что случилось, как появился волхв, где наш Вадим?

Жрец откашлялся и начал рассказывать. Говорил он медленно, растягивая слова, но все слушали затаив дыхание.

   — А отступника Избора в мелкие клочья изорвал волхв, вот и одежду его всю в крови, — говорил жрец, — только всего и нашли мы на том месте, куда нас Володиславов сын, Вадим, привёл.

   — Да, может, им привиделось! — послышался возглас.

   — Эй, замолчи, — строго сказал жрец, — не смей произносить хулы на Перуна. Вот если бы отец Велемир услыхал!.. Ох, последние дни наступают, слабеет вера, падает, а вместе с ней и народ погибает.

Никто не обратил особенного внимания на эти слова.

Вся молодёжь в роду Володислава была на стороне Избора.

Старики же и пожилые были взволнованы новостью появления перынского волхва.

Все они чувствовали какую-то ложь, понимали, что рассказ о гибели Избора далёк от истины, но высказать этого не решались. Велемир всё-таки был сила. Но как бы то ни было, Избора жалели.

Вдруг толпа заволновалась, все обернулись по направлению к лесу и напряжённо глядели туда.

На опушке один за другим показалось несколько Всадников.

   — Кто-то едет к нам, — произнёс старейшина Володислав, тоже обративший внимание на группу подъезжавших всадников.

   — А я скажу тебе кто, — подал голос примолкший было жрец, — едет к тебе, княже, отец Велемир, служители Перуна с ним и среди них сын твой, Вадим. Встретить готовься гостей дорогих.

   — Сын, Вадим, ненаглядный мой! — воскликнула Богумила и кинулась с крыльца навстречу всадникам.

С глубоким почтением расступился народ пред старым жрецом Перуна в то время, как обрадованная мать со слезами радости на глазах обнимала сына.

   — Привет вам, — важно и степенно проговорил Велемир, когда с помощью нескольких жрецов ему удалось сойти с коня, — привет и радость, старейшина славянский, дому твоему, и вы радуйтесь.

Он простёр над благоговейно склонившей головы толпой руки.

   — Милость великого Перуна посетила этот род! — воскликнул Велемир, — до сих пор никто не выходил целым из заповедной рощи, но, если Вадиму удалось покинуть её невредимым, стало быть, он угоден богам! Нечестивец же, бывший с ним, погиб, потому что осмелился произнести хулы на Перуна... Да будет так со всяким, кто осмеливается нарушать заветы старины... Разойдитесь же мирно по домам и помните, что всякий будет наказан так же, как Избор...

Теперь Вадим мог быть совершенно спокоен. Сам верховный жрец Перуна признал его невиновность, и никто не осмелился бы после этого назвать его ослушником богов...

С этого времени Вадим почувствовал себя совершенно спокойным. Он был вполне уверен в гибели Избора, хотя в то же самое время никак не мог понять, что такое видел он в заповедном лесу.

Но это скоро перестало занимать его. Мало-помалу он начал забывать об Изборе; угрызения совести не мучили Вадима.

Варяжка между тем готовилась опустеть.

Удальцы с её берегов собирались в дальний путь. В Новгороде у Гостомысла были скандинавские гости — купцы, возвращавшиеся из Византии в страну холодных фиордов, и славянские варяги уходили с ними.

Сам Гостомысл содействовал их уходу. Он даже помог им собрать ладьи и дал оружие, без которого был бы немыслим дальний поход.

Это было уже не первое плавание удальцов с Ильменя за Нево, и поэтому ни в Новгороде, ни в приильменских родах никто особенно не интересовался уходящими.

В назначенный день драхи скандинавов подняли паруса и стали один за другим отваливать от берега. Ладьи варягов ждали уже их, чтобы следовать за ними.

Из какого-то странного любопытства Вадим поехал в Новгород посмотреть на проводы.

Вот ладьи и драхи подняли паруса, убрали весла и быстро пошли вперёд.

Когда первая ладья с варягами проходила мимо, Вадим невольно вскрикнул: среди ильменских варягов юн увидал того, кого считал уже мёртвым — Избора...

Он кинулся было к лодке, чтобы нагнать уходящих, но ладьи шли так быстро, что об этом и думать было нечего...

«Неужели Избор жив? — думал Вадим, — ведь это я его видел на первой ладье...»

Ужас объял старейшинского сына.

Да, это действительно был Избор. Вадим не ошибался...

Он был бледен, лицо его осунулось, под глазами были видны тёмные круги, но всё-таки он был жив...

Старый Рулав, оттащив тела обоих юношей от отмели, где их захлестнули бы волны, спрятался в кустарнике. Любопытство подстрекнуло старого норманна посмотреть, что будет с юношами, когда они очнутся и увидят себя в роще Перынского холма. Рулав рассуждал так: «Вот не суждено погибнуть этим молодцам и не погибли... Орудием же их спасения Один выбрал меня. Я оказал им немалую услугу, стало быть, со временем когда-нибудь и они мне окажут... Почём знать, на что они мне могут пригодиться? Этот Вадим может укрыть меня от жрецов, а с Избором можно набрать дружину из его товарищей и вместе с ними уплыть к берегам родной Скандинавии. Судьбы Одина неисповедимы... Может быть, он и послал мне сегодня такой случай, чтобы я воспользовался им».

Размышляя так, старик внимательно наблюдал за всем происходившим на берегу.

Он видел, как очнулся Избор и с каким вниманием ухаживал он за Вадимом.

«Славный мальчик! — думал норманн, — в рядах наших дружин он был бы храбрым воином, а здесь его никто и замечать не хочет!»

Рулав заметил, как горевал Избор и довольно отчётливо расслышал его смиренную просьбу к Единому Сыну неведомого Бога...

«Гм! Ведь и я про этого Бога не раз слыхал... Это Бог христиан! — рассуждал сам с собою старик. — Ну, что же? Он хороший, милостивый; только вот не понимаю, как это Он призывает любить своих врагов? Я знаю, что многие христиане так именно и поступают... Помню одного... Забрёл он к нам в наши родные фиорды, долго и кротко говорил он нам, и хорошо так говорил, а мы, собравшись вокруг, слушали... И так хорошо говорил нам тогда этот христианин, что многие прослезились, когда он начал рассказывать про мучения на кресте их Бога... После просил нас уверовать в него... Только зачем нам это, когда у нас есть и Один, и громящий Жар, и злобный Локки, и светлый Бальдер... С ними мы родились, с ними и умереть должны! Жаль только, что наш друид — не доглядели мы — убил этого христианина, а то бы мы ещё послушали его в часы отдыха...»

Заметив, что Вадим кинулся с ножом на своего спасителя, Рулав, позабыв об осторожности, кинулся на помощь, но было уже поздно — нож Вадима поразил молодого варяга…

Норманн с криком выскочил из своего укрытия.

Он-то и показался Вадиму страшным перынским волхвом.

Его длинные усы представились двумя змеями, а изорванная шкура козы, наброшенная на плечи, придала ему так перепугавший старейшинского сына необычный вид...

Рулав, кинувшись к Избору, прежде всего постарался остановить кровотечение.

— Это ничего, пустяки! Старый Рулав знает толк в ранах и всегда сумеет отличить рану, за которой следует смерть, от пустой царапины... Нож неглубоко вонзился... Пустяки! Всё пройдёт, только бы кровь унять...

Ему действительно скоро удалось остановить кровотечение и даже положить повязку на рану.

«Теперь самое главное, как его укрыть и самому укрыться, — подумал Рулав, — этот негодник поднимет тревогу, и мы попадём в руки жрецов...»

Оглядевшись вокруг, старик увидел прибитый волнами к берегу челнок — тот самый, на котором переплывали Ильмень Вадим и Избор.

Быстро перевернув опрокинувшийся челнок, Рулав отлил из него воду, а потом со всею осторожностью, на какую он только был способен, перенёс и уложил на днище всё ещё не пришедшего в себя Избора.

Затем он поспешно отплыл, правя к истоку Волхова. Здесь он пристал у правого безлюдного берега, желая дождаться темноты.

Между тем Избор пришёл в себя.

   — Рулав! — воскликнул Избор, узнавая старика.

   — Конечно, он!.. Будь мне благодарен... Только пока лежи спокойно... молчи, а там придумаем, что нам делать... Не шевелись, а то ещё опять руда пойдёт...