Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]

Он пытался сосредоточиться на тренировках, но при этом остро чувствовал, что эта женщина смотрит на него так пристально, что у него по спине забегали мурашки. Женщина с темными волосами и темными глазами… Это ему говорила мать во сне. Атрет снова взглянул на незнакомку. Октавия что–то ей шептала, но она не отрывала от него глаз и, казалось, совсем ее не слушала. Это была римлянка, и пророчество матери настигло Атрета подобно удару молнии.

Зачем такая благопристойная женщина появилась в лудусе? Неужели и она, подобно Октавии, загорелась страстью к мужчинам, которые проливают кровь на арене? Мысленно Атрет всеми силами пытался настроиться против нее, хотя осознавал, что в нем зарождаются по отношению к ней какие–то чувства.

Она стояла над ним, подобно богине, такая непохожая на других, такая недоступная. Атрета охватили в одно и то же время желание и гнев. Он перестал тренироваться. Обернувшись, он смело поднял на нее глаза, и они встретились взглядами. Приподняв бровь, Атрет выдержал ее пристальный взгляд, затем, пытаясь казаться насмешливым, протянул в ее сторону руку. Смысл его жеста был понятен, но вместо того чтобы засмеяться и остудить его смелость, как это всегда делала Октавия, женщина в голубом наряде приложила руку к сердцу и отпрянула в смущении. Бато что–то сказал им обеим, и они, повернувшись, вошли в здание.

К Атрету Бато подошел уже в банях.

— Октавии было приятно, что ты сегодня обратил на нее внимание, — сказал он, прислонившись к каменной колонне. Одно полотенце было у него завязано на поясе, а другое висело на его мощных плечах.

— Я отдал свои почести не ей, — сказал Атрет, выйдя из воды и взяв полотенце с полки.

— Да, госпожа Юлия достаточно красива, чтобы мужчина мог потерять от нее голову и забыть даже о своей ненависти к Риму, — сказал Бато, криво ухмыльнувшись.

Атрет стиснул зубы, но ничего не сказал.

— Она замужем за Каем Полонием Урбаном, человеком, который вращается в высших кругах общества. Я слышал, что у него довольно сомнительная родословная и еще более сомнительная репутация. Ему просто посчастливилось, что он повстречал эту женщину. Ее первый муж был старым и умер через несколько месяцев после свадьбы. Права на ее наследие перешли к ее отцу, который передал их под опеку своего сына, Марка, ловкого финансиста, но теперь, как я слышал, Урбан проматывает ее состояние на гонках колесниц.

Атрет надел новую тунику и посмотрел на Бато, завязывая пояс.

— А зачем ты рассказываешь мне о личной жизни этой госпожи?

— Потому что впервые вижу, как женщина вскружила тебе голову. К тому же римлянка. — Он выпрямился и сардонически улыбнулся. — Не сходи только от этого с ума, Атрет. Ее отец ефесянин, который купил себе гражданство золотом и своими большими связями.

Ночью Атрет снова видел во сне пророчащую мать, но на этот раз, когда она пророчествовала, к нему из темного леса шла госпожа Юлия в голубом наряде.

Хадасса пошла на рынок, чтобы отыскать тот лоток, у которого она была вчера вместе со своей госпожой. Один римлянин продавал за ним фрукты, и Юлия купила у него виноград, чтобы поесть по пути в храм Геры. Хадасса обратила внимание на небольшой символ, вырезанный на лотке. Разглядев, что это изображение рыбы, она посмотрела на торговца. Он посмотрел ей в глаза и едва заметно кивнул головой, продолжая при этом торговаться с Юлией. Хадасса почувствовала, как ее охватила радостная надежда.

Испытывая огромное желание разыскать лоток, она пробиралась сквозь толпу. Разыскав лоток, она постояла в стороне, подождав, пока этот торговец не продаст одному греку яблоки.

— Завтра, Каллист, я принесу для тебя сливы.

— Надеюсь, по более выгодной цене, чем на прошлой неделе, Трофим.

Трофим распрощался с ним в самом добром настроении, после чего с улыбкой повернулся к Хадассе.

— Ты вернулась, чтобы взять еще винограда для твоей госпожи?

Хадасса ответила не сразу, внимательно глядя ему в глаза. Он тоже смотрел на нее, не торопя с ответом. Она посмотрела на лоток и не нашла на нем изображения рыбы. Но, отодвинув корзину с финиками, тут же его обнаружила. Взглянув на торговца, она указала на этот символ. Ее сердце забилось, когда она зашептала:

— Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель.

Мужчина улыбнулся самой радостной и теплой улыбкой.

— Иисус есть Господь, — сказал он и положил свою руку на ее ладонь. — Вчера я сразу понял, что ты принадлежишь телу Христа.

Хадасса глубоко вздохнула и почувствовала неописуемое облегчение. Глаза ее наполнились слезами.

— Слава Богу. Как долго я…

Трофим огляделся вокруг, потом наклонился к ней. Он назвал ей место и время ежевечернего собрания верующих.

— Постучишь сначала один раз, потом еще три. Тебе откроют. Как тебя зовут?

— Хадасса, рабыня Юлии Валериан, жены Кая Полония Урбана.

— Хадасса. Я скажу братьям и сестрам, чтобы они ждали тебя.

Преисполненная радости и надежды, Хадасса вернулась на виллу. Вечерами Юлия всегда куда–нибудь уходила, предоставляя ей полную свободу молиться в саду, в одиночестве. Но сегодня она будет поклоняться Богу вместе с новыми друзьями.

Поздно вечером Кай вошел в покои Юлии, когда Хадасса помогала ей нарядиться перед уходом в гости. Начался весьма нелицеприятный разговор.

— Если ты можешь уделять время Октавии, то у тебя наверняка найдется для меня несколько часов твоего драгоценного времени сегодня вечером! — сказал Кай. — Аницет очень обидится, если ты не придешь на празднование его дня рождения.

Юлия сидела перед зеркалом, наблюдая за тем, как Хадасса делала ей прическу, и делала вид, что совершенно равнодушна к гневу своего мужа. Только ее напряженная поза выдавала ее страх.

— Мне нет никакого дела, обидится твой Аницет или нет, — сказала она. — Можешь придумать про меня любую отговорку, какая тебе понравится. А меня Калаба пригласила пойти на зрелища.

— Значит, собираешься в преисподнюю вместе с Калабой! — насмешливо произнес Кай. — Вообще–то в последнее время я и так предоставлял тебе полную свободу действий. Но сегодня вечером ты мне нужна.

Юлия посмотрела на него через отражение в зеркале.

— Я тебе нужна? Как это мило с твоей стороны! — Юлия обладала всей необходимой информацией, которую она получила всего несколько часов назад. Она медленно повернулась к мужу, крепко сцепив руки на коленях. Пусть теперь Кай унижается перед ней. — А почему именно сегодня, Кай? — спросила она, дав ему понять, что он должен сказать ей правду. Она знала, зачем нужна ему на этом пиру. И теперь ей было интересно, скажет ли он сам ей об этом.

— Аницет в восторге от тебя, — сказал Кай, стараясь избегать ее взгляда. — А его дела тесно связаны с моими. Ничего с тобой не случится, если ты улыбнешься ему или позволишь себе с ним безобидный флирт, — явно волнуясь, он налил себе в кубок немного вина.

Юлия слегка улыбнулась, наслаждаясь его страданиями. Не виновата же она в том, что он такой глупец. Ну и пусть сам расплачивается за свою глупость.

— Учти, этот мерзавец не посмеет прикоснуться ко мне даже после того, как ты задолжал ему деньги.

Кай повернулся и уставился на нее.

— Ты шпионишь за мной, — рука, сжимавшая кубок, побелела. — Это Калаба тебе рассказала, моя дорогая? — сухо спросил он.

— У меня и своя голова на плечах есть, Кай. Нетрудно догадаться, что происходит на самом деле, — насмешливо произнесла Юлия. — О том, что тебе патологически не везет на гонках, уже ходят легенды. Весь Рим говорит о твоих проигрышах. Кроме меня, ты хочешь сказать. — Ее голос становился все увереннее и громче. — Менее чем за год ты проиграл двести тысяч моих сестерциев!

Кай медленно поставил кубок на стол.

— Оставь нас, — приказал он Хадассе голосом, полным яростной злобы. Когда же Хадасса направилась к двери, раздался голос Юлии:

— А если я не хочу, чтобы она уходила?