Молодой Верди. Рождение оперы

— Знаешь, — сказал Верди, — я пережил сегодня поистине ужасающую минуту. Во время первого финала. Когда раздались эти неожиданные крики и топот, и аплодисменты, я испугался до смерти. Мне показалось, что опера терпит фиаско, начинается кошачий концерт, и публика сейчас бросится в оркестр и растерзает меня в клочья. Это было очень жутко. Хорошо, что это состояние продолжалось недолго. Я бы не выдержал!

Верди тихо засмеялся. Солера пожал плечами.

— Нервы, — сказал он авторитетно, — нервы, нервы и нервы! Из-за твоего идиотского образа жизни. К счастью, всему этому теперь приходит конец.

Они шагали молча и дошли до низких строений на площади Сан Романо.

— Ну, вот я и дома! — сказал Верди. И остановился. Он выглядел смущенным.

Солера смотрел на него с удивлением.

— Послушай, — сказал Верди ласково, — я бы не хотел, чтобы ты обижался на меня. Но я хочу просить тебя не подниматься ко мне. Мне необходимо остаться одному. Не сердись на меня за это!

Солера хотел было дать волю своему возмущению. И вдруг в его лице произошла перемена. Глаза его стали влажными. Он с неожиданной, не свойственной ему нежностью обнял композитора за плечи и сквозь слезы посмотрел ему в глаза.

— Ты чудак! — сказал он голосом, прерывающимся от волнения. — Ужасный, неисправимый чудак! Ну и оставайся таким, бог с тобой. Но ты, несомненно, гениальный композитор. Знаешь ли ты это? Многие, очень многие поняли это сегодня. А завтра об этом заговорят все. Слышишь? Ты гениальный композитор и настоящий патриот. Лучшим людям во всем мире будет дорого твое имя, я совершенно уверен в этом. И родина будет гордиться тобой!