Великая грешница или Черница поневоле (СИ)

Г л а в а 11

ОТВАЖНАЯ ВЫЛАЗКА ПОЖАРСКОГО

Василий и Федор (да и воеводы) были крайне озабочены неожиданным появлением в овраге вражеского отряда.

- Не могли поляки так внезапно появиться, - сказал Федор.

- Не могли. Тут изменой пахнет. Кто-то предупредил ляхов.

Стали гадать, кто это смог сделать, но так ни на ком не остановились.

- Ни ливонская же королева, коя из палат своих не вылезает, - усмехнулся Пожарский.

- Племянница Ивана Грозного? - призадумался Михалков, а затем, совсем не в тему, произнес:

- А ты знаешь, Василий, в одной из сеч я видел нашего старого знакомого, правда, издали. Юзефа Сташевского.

- Любопытно. Бывший начальник охраны пана Мнишека... И как бился?

- Да, кажись, не худо... Вот бы с ним встретиться.

Василий посмотрел на друга удивленными глазами.

- Шутишь, Федя.

- Я - на полном серьезе. А вдруг он что-нибудь о подкопе ведает. Сражался в чине ротмистра.

- И как ты это представляешь?

- Сташевский считает тебя человеком Мнишека, коль его именной перстень показал. Ты вполне можешь стать переметчиком, Юзеф тебе поверит. Перстень сохранил?

- Сохранил. Дьяк Власьев как-то мне наказал: береги, он может тебе еще пригодиться.

- Умница, Афанасий Иванович. И где перстень хранишь?

- В Гостевой избе, в своих вещицах.

- Сегодня же надень. В Гостевой ныне полно народу, а людишки всякие бывают.

- А дальше? В стан врага идти?

- Идти, Василий, - решительно сказал Михалков. - Сейчас только ты сможешь спасти обитель.

- А коль Юзеф убит? Кому буду перстень показывать?

- Гетману Сапеге, сородичу Мнишека, - без раздумий произнес Михалков.

- Ну, ты даешь, Федя, - рассмеялся Пожарский.

Федор всегда отличался рассудливым умом, и нынешняя его задумка пришлась по душе Василию.

- А может, вместе пойдем, как бывало к Мнишеку ходили.

- Я бы с полной охотой, но мое появление среди ляхов может провалить все дело. Многие видели, как я свалил с коня Лисовского, ближайшего подручного Сапеги.

- Пожалуй, ты прав.

- Ксении скажешь?

- Ни в коем случае! Лишние слезы... Даже воеводы не должны о моей вылазке знать.

- Верно Василий. Предатель может оказаться и среди окружения воевод... Выйдешь через подземный ход в овраг, кой ныне крепко стерегут ляхи?

- Другого пути нет.

- Я провожу тебя...

В глухую полночь Пожарский выбрался из тайника, который шел из Сушильной башни, надежно охраняемой защитниками крепости, и не успел пройти и сотни шагов, как оказался в кольце ляхов.

- Это куда ж выпорхнула птичка? - на ломаном русском языке спросил один из поляков.

Пожарский ответил на добротном польском:

- Я, панове, выполняю поручение ротмистра Юзефа Сташевского. Отведите меня к нему. Дело срочное!

Поляки загалдели:

- Мы не знаем такого.

- В нашем войске десятки ротмистров.

- Отведем его к гетману.

- Постойте, панове. Кажется, я знаю ротмистра Юзефа.

- У него длинные черные усы, - подсказал Пожарский.

- Точно. Идем со мной, я провожу тебя к Юзефу

Пан Сташевский был шокирован появлением в его избе князя Пожарского.

- Пресвятая дева Мария! Никогда не думал, что нам вновь придется встретиться. Что привело тебя ко мне, князь?

- Неисповедимы пути Господни. Когда-то я сослужил добрую службу ясновельможному пану Мнишеку, и он щедро вознаградил меня. Никогда не забуду его доброту. Его именной перстень я постоянно ношу на своем пальце.

- Вижу, князь.

- Пан сенатор был прав, когда говорил, что России не следует враждовать с Польшей, поскольку Московия будет побеждена Речью Посполитой, а посему самое благоразумное - посадить на трон польского ставленника, либо самого короля Сигизмунда. Все сбывается, пан Сташевский. Добрая половина Московии в руках Литвы и Польши. Многие города целовали крест царевичу Дмитрию Ивановичу. Не устоять осажденной Москве, тем паче, Троицкому монастырю. Разумея всю бессмысленность дальнейшего сопротивления, я решил перейти на вашу сторону, и не только перейти, но и помочь скорейшему захвату крепости.

Юзеф все это время кивал головой, а затем кликнул слугу:

- Вина и яств!

Застолье оказалось довольно богатым: ляхи пока еще не страдали от недостатка заранее награбленного продовольствия. Чем больше выпивал вина Сташевский, тем все интереснее было его слушать:

- Ты, князь, поступил как умный человек. Надо признать, что многие русские люди слепы и тупоголовы. Они ослеплены своей православной верой и живут дедовскими, а точнее, первобытными обычаями, над которыми давно потешается вся Европа. Отсталая страна, отсталый народ. Именно Польше предстоит историческая миссия - изменить устаревшие и несуразные порядки москалей и их религию. Даже в вашем монастыре среди духовенства появляются умные головы. Уж на что казначей живет далеко не безбедно, но и тот решил послужить несокрушимой латинской вере.

- Да быть того не может!

- Не веришь, князь? Зря. Меня высоко ценит сам гетман Сапега, как бывшего верного слугу Юрия Мнишека. Единственный из ротмистров бываю на всех его военных советах, где и о тайных делах наших лазутчиков говорится. Теперь веришь?

- Верю, пан Юзеф. Ты оказался влиятельным человеком. Давай выпьем за твою светлую голову.

- Выпьем, князь... Но скажи, чем ты хочешь помочь скорейшему захвату монастыря?

- У меня есть возможность уговорить сотников перейти на службу Речи Посполитой, опричь того, зелейшика-немчина, кой прислан в монастырь готовить зелье для пушек. Он такой сотворит порох, что ни одна из пушек не выстрелит.

- Отлично, князь! Я с удовольствием выпью за то, чтобы все твои планы воплотились в жизнь.

Юзеф был уже и без того пьян, но последняя чарка его доконала. Он ткнулся лицом в медную тарелку с вареной курицей и забормотал:

- Спать, князь... Ты меня рано разбудил... Спать...

Ротмистр уснул прямо за столом, его длинные, черные усы шевелились на курятине в такт богатырскому храпу.

- Надо, его перенести на постель, - сказал слуга.

Когда Юзефа переносили, он на какое-то время очнулся и вновь забормотал:

- И без немчина обойдемся... Мельница... мельница.

Утром Юзеф и Пожарский опохмелились и продолжили застолье.

- А может к осаде протрубят?

- Нет, князь. Меня бы предупредили. Ешь и наедайся. У вас, поди, голодно в монастыре. Мы все дороги перерезали.

- Съестные припасы кончаются, - кивнул Василий. - Разумеется, монастырь можно и измором взять, но сие затянется на несколько месяцев.

- Не будет того!

- Вестимо не будет, коль подкоп под стены ведете. Иноки насмерть перепуганы. Уж скорее бы монастырь на куски разнесло.

Юзеф хмыкнул и ничего не сказал, а Василий продолжал:

- Правда, Святые и Пятницкие ворота-башни зело крепки, под них лучше подкоп не вести. Не так ли, пан Сташевский?

Но пан как будто и не слышал вопроса: под страхом смертной казни гетман запретил всем военачальникам разглашать место подкопа, а поэтому он перевел тему разговора.

- Когда ты, князь, сможешь выполнить свой план?

- Думаю, хватит недели.

- Похвально... Как будешь возвращаться в монастырь?

- Только ночью. Днем возвращаться - себя разоблачить.

- Разумно. Мои люди проводят тебя к вашему тайнику. Как только свой план выполнишь, вернешься ко мне, и мы пойдем к гетману. Он будет чрезвычайно доволен.

Г л а в а 12

ПОДВИГ СЛОТЫ

Монастырская келья Ольги состояла из трех горниц. Одна из них была уставлена иконами, напоминая Ольге Крестовую кремлевского дворца, где она часто молилась, другая - служила ей спальным покоем, а третья - предназначалась для служанок, кои приезжали в монастырь вместе с царевной в бытность моленных шествий царя и его семейства. С тех пор в келье мало что изменилось, только из всего царского семейства в живых осталась одна дочь, которой стали прислуживать не бывшие сенные девушки, а крестьянка Надейка, занявшая с Ваняткой третью горницу.