Реквием

Филипп вгляделся в окно.

— Нужно в точности выяснить, какой вред он нам нанес. Знает ли еще кто-то в Темпле о нашем плане, кроме Пари, и как давно Кемпбелл в доверии у Климента. — Он повернул голову к министру. — И действительно ли отправлено послание Жаку де Моле.

— Отправлено, — заверил его Ногаре, продолжая возбужденно ходить. — Для надежности я послал с папским гонцом гвардейца. — Он подошел к Филиппу и понизил голос. — По крайней мере, сир, вы теперь избавились от двух проблем. — Он жестом показал на смежную дверь, за которой по-прежнему слышались всхлипывания Роуз. — От предателя и его дочери.

Филипп посмотрел на него.

— Нет, ее мы еще можем использовать. Как стимул, если Кемпбелл откажется говорить.

— О, этот висельник заговорит, сир. Еще как заговорит. — Глаза Ногаре сузились. — А вот его дочь и вынашиваемый ею ублюдок вам сейчас совершенно не нужны. В конце концов она родит, и что тогда? Связь с ней еще можно объяснить вашей тоской по усопшей супруге, но ребенок…

— Довольно! — оборвал его Филипп. — Доставьте мне Кемпбелла! Немедленно. Он отправился в Темпл, а значит, не мог далеко уйти. Возьмите дворцовых стражей, пусть его перехватят.

— Кемпбелл вряд ли расскажет нам что-либо существенное, сир. Как мы будем действовать дальше, после того как расправимся с ним?

— Дальше? — Голубые глаза Филиппа вспыхнули. — Подождем приезда Жака де Моле. А тем временем обнародуем свидетельства Эскена де Флойрана. Принудим Климента к действиям. Ему придется начать дознание, какие бы чувства его ни переполняли. Народ потребует. Сразу, как разберетесь с Кемпбеллом, начинайте готовить аресты великого магистра и его старейшин. Обвинения будут основаны на свидетельствах Флойрана, но мы не должны забывать, с кем имеем дело. Орден тамплиеров существует два столетия. Их мантия является символом чистоты и благородства. Они воины Христа и овеяны ореолом славы и святости. Против них должны быть выдвинуты серьезные обвинения.

— Не беспокойтесь, сир, — тихо произнес Ногаре. — Я не забыл, в чем обвиняли моих отца и мать. [25]

35

Дорога к Темплу, Париж 14 мая 1307 года от Р.Х.

Уилл бежал к воротам Темпла. Близились сумерки, солнце уже погрузилось за крыши домов и шпили соборов. Позади на острове Сите колокола Нотр-Дама зазвонили к вечерне. Звук прошел по реке и волнами прокатился по городским кварталам. К нему постепенно присоединились колокола других церквей. Уилл пытался настроиться на разговор с Робером: интересно, чем закончилась его встреча с Гуго, — но не мог думать ни о чем, кроме дочери. В нем бурлили гнев, надежда, страх и радость. Его пугала мысль, что Роуз передумает и откажется уходить из дворца. У ворот торговцы спорили о чем-то с городскими стражниками. Он миновал их и припустил еще быстрее. Остановился, лишь когда показалась дубовая роща у стены прицептория. Здесь он сошел с дороги и медленно побрел, пытаясь отдышаться. Глаза заливал пот. Впереди у деревьев Робера он не увидел. Уилл выпрямился, вытер лицо рукавом и осмотрелся. Сзади послышался стук копыт. Пятеро всадников ехали по дороге легким галопом, поднимая за собой пыль. Он проводил их глазами.

— Кемпбелл.

Уилл обернулся. Вгляделся в деревья.

— Робер!

В тени под ветвями что-то мелькнуло. Уилл направился туда. Неожиданно хрустнули ветки, и навстречу ему из кустов вышел человек. Он глянул на меч в его руке и выхватил свой. За спиной возник неясный шум, и в одно мгновение его окружили четверо. Затем появился пятый. Он ринулся с мечом на Уилла, тот искусно отразил его выпад, а следом нога в кольчужном сапоге свирепо ударила Кемпбелла под колени. Уилл охнул и повалился вперед с поднятым мечом, пытаясь отразить удар первого. Но тут же получил еще пинок в бок, а потом в спину. Затем кто-то наступил ему на руку, держащую меч, заставив вскрикнуть от боли. Уилл пытался загородиться свободной рукой от обрушивавшихся на него сапог и кулаков, но тщетно. Наконец сильный удар по голове погрузил его во тьму.

Его привел в сознание странный тягостный гул, тихий и быстрый, похожий на биение сердца. Гул разрастался, отражаясь эхом от тьмы. Было ощущение, как будто он скользит под водой. Где-то далеко наверху над ним нависал мир. Неожиданно Уилл вынырнул на поверхность. Его тащили по коридору лицом вниз. Ноги волочились по каменным плиткам. Мелькали вспышки факелов, полы плащей. Теперь он понял: гул — шаги тех, кто его тащил. Уилл испытывал такую слабость, что даже не мог поднять голову. С грохотом открылась дверь, дохнуло сквозняком. Его похитители остановились. Что-то громко заскрипело, и затем Уилла снова поволокли вниз по узкой, провонявшей прогорклым ладаном лестнице. Наконец в тускло освещенном помещении его усадили на табурет и, заломив назад руки, связали веревкой. После чего вылили на голову ведро ледяной воды.

Одну стену в комнате закрывала черная занавесь, у которой стоял человек, облаченный в плащ, сшитый из множества маленьких кружочков блестящего шелка. Он сбросил капюшон, и Уилл встретился с мрачным взглядом Гуго де Пейро. Время не пощадило лицо инспектора: появились морщины на лбу, у рта и вокруг глаз; некогда черная борода теперь поредела и поседела. Он рассматривал Уилла задумчиво и с некоторым любопытством.

Из тени к нему приблизился некто в простой белой мантии и маске в виде оленьей головы. Такие же маски были на тех, кто напал на него в роще. Человек что-то пробормотал. Гуго кивнул и посмотрел на Уилла.

— Поверить не могу — все эти годы ты находился в Париже. Робер давно об этом знает?

Уилл с трудом сглотнул. Запах ладана стал ощущаться острее.

— Что ты с ним сделал? — спросил он хрипло. — Где Робер?

— Как тебе удалось настроить его против меня? — Гуго шагнул вперед. — Как ты заставил Робера пойти на предательство?

— Ты говоришь о предательстве как о чем-то ужасном, но сам предаешь очень легко.

Тотчас на висок Уилла обрушился кулак в кольчужной рукавице, и он обмяк на табурете. Но лишь на пару секунд. Странно, но шок вернул его к жизни. Выплюнув кровь, он пристально посмотрел на инспектора.

— Я верил тебе, Гуго. Потому и призвал в братство. Верил, что ты понимаешь наши устремления. А ты извратил их.

Человек в маске снова замахнулся, но Гуго его остановил.

— Но не я, а ты, Кемпбелл, бросил братство. Если оно так много для тебя значило, почему ты сбежал? Впрочем, тем самым ты предоставил мне возможность сделать то, чего при твоем управлении никогда бы не случилось. Ты и Робер, вы оба видели не дальше своего носа. Вот Эврар, живи он дольше, мог бы привести нас к величию. Этот человек по-настоящему понимал значение «Анима Темпли».

— Ты ничего не знаешь об Эвраре и его устремлениях, — прохрипел Уилл, кипя гневом. Как посмел негодяй упомянуть его наставника и друга!

— Не знаю, говоришь? — Гуго подошел к сооружению, напоминающему алтарь, и что-то взял.

Когда он вернулся в круг света, Уилл увидел в его руках «Хроники» Эврара в кожаном переплете.

— Ты ошибаешься, я знаю его достаточно хорошо. — Гуго начал перелистывать пергаментные страницы. — «Стремясь достигнуть цели, надо идти на жертвы; свобода порой должна оплачиваться кровью» — вот его слова. Он считал, что «Анима Темпли» имеет право и должно, если это необходимо, устранить великого магистра, который препятствует его возвеличиванию. И Эврар верил в силу мифа. — Гуго покачал головой и вернул «Хроники» на алтарь. — Он написал «Книгу Грааля». Ты что-нибудь из нее постиг?

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! — ожесточенно выкрикнул Уилл. — «Книга Грааля» уничтожена за много лет до твоего приема в братство. Мне хорошо известны все писания Эврара. Он постарался донести в них смысл только для тех, кто читал «Книгу Грааля».

— Я ее не читал, но мне известно содержание. Я изучил историю братства, когда был принят в его ряды в Акре, и для меня большое значение имели беседы, в том числе с тобой, а также с Робером, братом Томасом из Англии и другими. Постепенно я собрал все по кусочкам, и, чтобы понять суть, этого оказалось достаточно.