Перед лицом Родины

— Возьми, Михеевич, спасибо тебе за учение. Могет быть, приедешь к нам в станицу по каким делам, так заходи — гостем будешь.

— Спасибочка, — поблагодарил механик, пряча деньги в карман. — Навряд ли, хозяин, доведется бывать в вашей станице. А там господь ее знает, все может быть.

Управившись с трактором, поехали на трамвае в центр города. Когда сошли с трамвая, старик беспокойно спросил:

— Так куда ж пойдем-то?

— А вот тут, на Садовой, есть ресторан, — оживляясь, проговорил механик.

— Может, попроще б куда, Михеевич, — неуверенно попросил Василий Петрович. — Нам, знаешь, какой-нибудь бы кабачок… А в хороший трактир итить, одежа-то на нас не особо франтоватая, — оглянул он свои казачьи с лампасами штаны и пиджак.

— Нет-нет, хозяин! — заговорил механик. — Уговор дороже денег. Я, брат, люблю иной раз форсу пущать. А к тому же девки там голые пляшут.

— Да нет, Михеевич, ты не говори зазря-то, неужто в сам деле голые?.. Ты ж говорил, что у них штанишки есть?

— Ну да, эти места-то, — похлопал себя по бедрам механик, — может, и прикрыты чуть-чуть, для видимости… Истинный господь, смотреть прямо даже красота, как она ножкой-то дрыг-дрыг.

— Хе-хе-хе! — рассмеялся Василий Петрович. — Это, парень, чудо. Ну, пойдем, что ль, поглядим этих срамниц. Сроду в жизни не видывал…

— Батя, — прогудел Захар, — может, не надо бы…

— Чего?..

— Да на этих-то девок глядеть…

— Чего ж не надо-то?.. — возразил старик. — Другие-то небось смотрят?.. Раз есть допущение к этому и дозволено, то, что же, пойдем глянем… Ведь в жизни не видывали того, а?.. Хе-хе-хе!.. Вот чудо-то… Говорит, ляжками голыми трясут… Умора!..

— Это, батя, они балеринами прозываются, — сказал более сведущий Захар.

— Балеринами, говоришь?.. Может, и так. Ну, а все же пойдем, сынок, поглядим. Ты, Захар, конешное дело, матери о том не говори. Веди, Михеевич!.. Все едино пропадать. Правда, дело это грешное, на том свете отвечать придется. Ну что же, раз можно согрешить. Да притом, ты знаешь, Михеевич, святое писание, а?..

— Не особенно. Так кое-что знаю…

— Ну вот, понимаешь, жила-была Мария Магдалина, святая такая. А ежели так проследить ее жизнь, так вот же и шкуреха была и не приведи господь! А вот к лику святых причислена…

Когда подходил к варьете, Василий Петрович вдруг вспомнил о Викторе.

— Знаешь, Захар, надобно Виктора позвать, а то навроде неудобно, племянник ведь, да и живем у него. Как ты думаешь?

— Да позвать-то надо, батя, — согласился Захар. — Но только Марина может обидеться.

— А чего ж ей обижаться? — изумился старик. — Ее дело бабье, родила вон мальчонка, ну и нянчай. Вот зараз придем в трактир, ты поглядишь, где мы сядем, и сходишь за Виктором.

VI

У двери ресторана стоял внушительного вида старик с пушистыми, как вата, седыми бакенбардами. На голове его была фуражка с золотым галуном, золотые лампасы на штанах и пуговицы на сюртуке блестели.

— Постой! — прошептал Василий Петрович, останавливая механика. — Это что за персона такая? — кивнул он на раззолоченного старика.

— Да это швейцар, — пояснил механик. — Двери открывает…

— Чудеса! — закачал головой Василий Петрович, усмехаясь. — Я думал, генерал. Ажно оробел… А он, ишь ты, двери открывает… — Вспомнив о сыне Константине, много лет не подававшем вестей о себе из-за границы, старик с гордостью сказал: — Да у меня у самого сын-то генерал!

Захар толкнул отца в бок, дескать, не стоит говорить об этом чужим людям. Василий Петрович понял, что сделал ошибку, стал хитрить:

— Сын-то у меня генерал красный. Академию Генерального штаба заканчивает. Да и дочь ученая, и за профессора замуж вышла…

— Ишь ты, — удивился механик. — Дети-то у тебя, хозяин, дельные.

— А ты что думал, я лыком шит? — ухмыльнулся старик.

Швейцар распахнул перед ними дверь. Они прошли в зал. Народу в ресторане было мало.

— Идите сюда! — поманил механик Василия Петровича и Захара к пустовавшей эстраде. — Вот тут садитесь. Тут, — кивнул он на эстраду, музыка играет, и девки пляшут.

— Да все едино, — посмеиваясь, присел старик за столик. — Тут как тут. Иди, Захарушка, за Виктором.

Подошел официант.

— Что прикажете подать?

— Мы покуда особо много заказывать не будем, мил человек, — сказал ему Василий Петрович, — потому как люди должны подойти к нам. Тогда закажем…

— Дело ваше, — проговорил официант, намереваясь отойти от них, но старик задержал:

— Нет, ты поначалу все-таки дай нам графинчик водки да селедочку, что ли, на закуску. Мы пока с товарищем дербалызнем.

Когда выпили рюмки по две водки, собеседникам стало весело.

— Слышишь, хозяин, — горячо доказывал механик, — ты, должно быть, плохо подумал обо мне, скажешь, греховодными, мол, делами я занимаюсь. Ишь, мол, захотел посмотреть, как оголенные девки танцуют. А я ведь не потому стремление-то к тому имею, что похабность, мол, люблю, нет! Я, может, в душе сам артист. Понимаешь? Люблю красивость… Ну, ежели так все деликатно… Ну, вот ежели, скажем, она такая это, ну вся красивая, на пальчиках пляшет, ажно, хозяин, на душе становится так это ва-альго-отно, ва-аль-го-отно-о… А ножки-то у нее тоже вальго-отные, вальго-отные…

— Хе-хе-хе! — раскрасневшись от водки, посмеивался Василий Петрович. — Значит, она такая это, — покрутил он пальцами, курчавенькая… румяненькая… Хе-хе-хе!..

Они долго беседовали, распивая водку. В огромных окнах ресторана засинели вечерние сумерки. Вспыхнули электрические лампы. В зале становилось многолюднее. За столики усаживались военные, моряки, какие-то упитанные, в модных костюмах, выхоленные люди с красивыми нарядными дамами.

— Нэпманов много, — шептал механик, оглядываясь. — Богачи…

— Это люди нужные, — миролюбиво говорил старик.

На эстраде какой-то черноволосый музыкант настраивал скрипку.

— Сейчас начинается, — кивнул на него механик. — Тут такое поднимется, ай-яй!

Пришли Захар с Виктором.

— Что вы так долго, ребята? — спросил Василий Петрович.

— Был занят, — ответил Виктор. — А притом мне не особенно хотелось сюда идти. Что вы задумали, дядя, здесь выпивать? Разве нельзя было у нас дома? Мариночка приготовила бы закуски…

— Нет, дома это само собой, — сказал старик. — А тут надо было. Я обещал механику угощение сделать в самом лучшем трактире за то, что он Захара нашего анжинером сделал. Хе-хе!.. Понимаешь, Захар-то наш обратает этого, как… его… Фордзона-то, да и приедет на нем прямо в станицу. Вот будет чудо… На-ароду-у на улицах — кулаком не прошибешь. «Кто это?» скажут. — «Да Василий, мол, Петрович Ермаков себе стального коня приобрел…» Хе-хе! Ведь это же, Витя, целое событие. Эй, товарищ! — позвал он официанта. — Ну, теперь мы дождались своих, давай-ка нам, брат, водки еще, закуски ну, и разный там хабур-чабур, какой полагается…

Официант принял заказ и принес все, расставив на столе.

Василий Петрович радушно угощал всех.

— Ты вот, племянничек, — сказал он Виктору, — должно думаешь про меня: дурак, мол, старый, из ума выживает… Нет, шалишь, дружок, у меня, брат, ума столько, что могу другому взаймы дать. Я тебе прямо скажу: когда была у нас гражданская война, то я ошибку большую понес — не в ту сторону притулиться хотел. По правде скажу, Константин дюже смущал, за него держался. Генералов поддерживал. А это был мой промах, не за них бы надоть держаться, а за вас — за Прохора, за Надюшу, за тебя, в общем, за Советскую власть… Зараз глянь, что делается, какую поблажку-то Советская власть народу сделала — новую экономическую политику ввела. Правильно! Весь народ кажет, что правильно. Купцы у нас свои, красные, стали, хозяева крепкие на ноги становятся. Власть-то наша учитывает, что на таких вот крепких хозяевах и она крепко будет держаться.

— Дядя, — тихо произнес Виктор, — я уже вам говорил, Советская власть не на нэпманах и кулаках будет держаться. Она крепка тем, что поддерживается рабочим классом и беднейшим крестьянством в союзе с середняком…