Чудо пылающего креста

— Твой отец отказался подписать его, пока не переговорит со мной, — сказала Елена, — но я люблю его и не хочу помешать ему стать августом — ведь это много значит для всех, особенно для тебя.

— Это была его идея: отправить меня сейчас в Никомедию? — спросил Константин.

— За это надо благодарить Галерия, — возразил Марий. — Наш новый цезарь испугался, что союз твоего отца с династией Максимиана будет означать сосредоточение слишком большой власти на Западе. Он нашел выход из этого положения, убедив Диоклетиана в том, чтобы тот заставил Констанция отправить тебя в Никомедию для обучения военному делу.

— Но тогда Флавий будет мало чем отличаться от заложника! — Теперь пришла очередь Елены забить тревогу. — В этом я как-то не отдавала себе отчета.

— Так хотел Констанций, — заверил ее Марий. — Диоклетиан всегда считал его почти что сыном, а Флавий так похож на отца, что император непременно заметит это сходство и, конечно, хорошие качества мальчика. Галерий хитер; но на этот раз он перехитрил самого себя. Если я не ошибаюсь, не пройдет и года, как Флавий станет любимчиком Диоклетиана.

Глава 2

1

В середине прекрасного весеннего дня Марий и Константин обогнули низкую отвесную скалу на дороге из Дрепанума, где осталась Елена со своей семьей, в римскую столицу восточной части империи Никомедию и на минуту попридержали своих лошадей. Их взорам открылся ландшафт редкостной красоты — с волнистыми на переднем плане холмами, покрытыми зеленью виноградников, пастбищ и крестьянских полей, фоном которым служили далекие горы.

Местность полого спускалась к заливу Никомедии, довольно узкому рукаву, в основном запертого сушей моря Мармара [31], соединявшего Средиземное с Эвксинским, или Черным, морем. С холмов по заросшим травой долинам к заливу сбегали ручьи, тут и там натыкаясь на вышедшие на поверхность каменные породы. Но, как правило, земля отличалась плодородием, и долины в нижнем течении рек лежали в обрамлении шелестящих бамбуков, лавров, можжевельника и косматых дубов, тогда как выше располагались рощи чахлых на вид сосен, окруженных полями цветущего ракитника, вереска и папоротника.

У Константина от восторга захватило дыхание, когда в поле их зрения, обогнув небольшой мыс, появилась гладкая, лоснящаяся от воды галера. Весла ее взбивали вееры брызг, моментально обращаемые солнцем в многоцветную радугу, а на высокой мачте трепетал широкий белый парус. И с каждым поворотом курса матросы карабкались на нее и ставили парус под таким углом, чтобы он снова напрягся от ветра.

В школе он читал о давних приключениях отважной горстки греческих мореплавателей, которых вел один из их героев по имени Ясон. Эти храбрые матросы, как говорилось в книге, проникли в те воды, что лежали теперь пред его глазами, отбиваясь от дикарей, стремившихся помешать им и не дать продолжить трудный путь в поисках манящего их золота. Ибо в древние времена крепкие рудокопы, выкопав груды ценной руды на холмах у Эвксинского моря, отмывали сей редкий металл от земли в ниспадающих горных ручьях, собирая его на расстеленных шкурах овец для просушки, и получили эти шкуры название «Золотое Руно».

— Эх, такие прекрасные места! — ворвался голос Мария в размышления Константина. — Часто вот думаю, и зачем я только променял их на жизнь солдата. Чтобы в конце концов превратиться в калеку?

— Но ты только представь себе, дядя Марий, чего бы ты тогда не увидел. — В новой тунике, с крепкими голыми ногами, Константин уже теперь обещал ладно выглядеть в форме римского военачальника. — Британия! Галлия! Сирия! Палестина! Египет! Ты же повидал весь мир, а я за всю свою жизнь дальше этого места никуда еще из дому не уезжал.

— Поживешь — узнаешь, что в большинстве своем все места одинаковы. Римские лагеря, где бы их ни разбивали, мало чем отличаются друг от друга. И мухи в Британии жалят так же свирепо, как мухи в Египте.

— Почему император выбрал своей столицей Никомедию, а не Рим?

— Рим, если говорить о нем как о центре империи, уже умер. Настоящий передний край — на Востоке, на границе с Персией.

— Но ведь сенат еще там.

— Что ж, вполне подходящее для них местечко, — усмехнулся Марий. — Эти напыщенные дураки в Риме, которые все еще думают, что их слово имеет какое-то значение в управлении империей, могут дискутировать сколько душе угодно, а как привести в исполнение свои решения, они не знают. Диоклетиан правит железной рукой, даже Максимианом, и отсюда, по суше или по морю, живо полетят легионы, чтобы подавить любое восстание.

— Значит, Рим обречен?

— Вряд ли. Впрочем, я бы не стал огорчаться при виде того, как Рим теряет свою силу. Империи нужен символ, служащий напоминанием о ней подданным, которые поддерживают ее налогами. Рим всегда будет таким символом, и, устраивая время от времени торжества во славу своих побед, любой император может хранить его в этом, качестве. Будь уверен: Диоклетиан это понимает, и Максимиан тоже, и твой отец.

— А цезарь Галерий?

— Галерий — надутый осел, но он женат на дочери Диоклетиана, поэтому его положение обеспечено. Вот тебе мой совет: держись от него в сторонке.

— Почему?

— Уж больно ты похож на своего отца, Флавий, а Констанций — любимец всех воинов, кто носит короткий меч. Вот и напомнишь ты видом своим Галерию, что, как дойдет дело до борьбы за власть, когда Диоклетиан с Максимианом сойдут с трона, отец твой сможет победить, даже не приложив усилий.

— Ты уверен, что по прошествии двадцати лет оба императора действительно откажутся от трона?

— Диоклетиан свое слово сдержит: сколько я его знаю, его слово — всегда закон. Максимиан помоложе и, возможно, захочет остаться у власти. К тому ж его сын, Максенций, учится в Никомедии и, уж верно, мечтает о царской порфире, так что, похоже, беды не миновать.

Они уже приближались к столице; берега залива, в крайней точке изгиба которого она лежала, были застроены виллами и деревенскими домиками, искусно обсаженными садами. Многие пирсы выдавались в залив с причаленными к ним изящными баржами для прогулок, снабженными навесами и достаточно просторными, чтобы в них могла разместиться вся семья. Однако главный канал, видимо, сильно заилился, так как давешняя галера прекратила двигаться вверх по течению и теперь пришвартовывалась к пирсу намного ниже основания территории города.

Главной архитектурной особенностью столицы Диоклетиана, раскинувшейся на холмах, была, как показалось Константину, неуклюже расползшаяся громада императорского дворца. На другой стороне от него через низкую долину; на округлом возвышении, стояло сооружение гораздо красивее, хоть и из дерева. По виду оно напоминало храм, но когда они проезжали рядом, Константин не заметил, чтобы какая-либо статуя Бога указывала на его принадлежность к тому или иному культу.

— Только христиане осмелились бы построить свою церковь чуть ли не на пороге императорского дворца, — молвил Марий.

— Видно, в Никомедии они — большая сила.

— В Вифинии есть христианские церкви, которые построили спустя несколько лет после смерти их Бога.

— Бога или его сына? Мать говорит, что они поклоняются и тому и другому.

Марий недоуменно пожал плечами.

— Что можно ожидать от людей, которые спорят между собой, в одном ли их Бог лице или в трех? Но вот что я скажу в пользу последователей учения назареянина, которые служат в легионах: они стойки и надежны и не боятся умереть.

2

Когда они проезжали по оживленным улицам Никомедии, восторженные глаза Константина так и разбегались от жадного любопытства. Со всех сторон он видел новые строящиеся здания, величественные храмы любимым римским богам — Юпитеру, Геркулесу и Аполлону; а также пристройки к стадиону и амфитеатру — все признаки процветающего и быстро растущего римского города.