Иван Молодой. "Власть полынная"

Отложив кость, Ряполовский перегнулся через стол, зашептал, как государь повелел брата своего князя Андрея Угличского в темницу кинуть и он, Семён, то исполнил, а в Углич с дворянами ездил дворецкий, сыновей Андрея привёз, и их тоже в темнице держат…

Великий князь Ряполовского слушал, глаза щурил. О том, что государь Угличское княжество на себя забрал, ему давно известно, но вот как это было, от князя Семена узнал. Спросил:

- Что же, так ли виновен князь Андрей, чтоб и семью его в темнице держать?

Ряполовский принялся за пирог, ел основательно, квасом запивал.

Прожевал и ответил:

- Государю видней. Одно знаю: вины своей угличский князь не отрицал.

И снова принялся за пирог.

Великий князь расстегнул ворот рубахи, будто душит его. Прохрипел:

- Вот что скажу, князь Семён: нет вины за государем. Много думал я, нередко считал отца жестоким, а ноне иначе не мыслю. И коли доведётся встретиться с государем, так и скажу: «За тобой правда, отец, по-иному крепить Русь нельзя…»

Ряполовский крошки с бороды стряхнул, на великого князя уставился.

- Сам зри, Семён, усобица и удельщина земле русской много горя принесли. Ещё и поныне народ славянский слезами умывается. Знаешь, от Ахмата насилу отбились, Менгли-Гирей над нами завис…

Я в Твери княжу, и больно мне было вспоминать князя Михаила, что на чужбине он. А чего взалкал? Литвой княжество Тверское укрепить, нож к сердцу русскому - Москве приставить…

И ныне ты, князь Семён, об Андрее говоришь. Ведь признал он, признал, что хотел удельщину упрочить, на Москву замахивался, с Литвой уговаривался. Тому и сыновей своих научал… Я с государем Иваном Третьим ныне заодно и сомнения свои отбросил. А коли ещё пожить доведётся, дело его продолжу.

Ряполовский побледнел, будто иного великого князя увидел, у этого глаза злые, колючие.

Поднялся:

- Я, великий князь Иван, с государем в согласии. Не перечу ему. Да и не мыслю по-иному… Не обессудь, мне в Волочёк надобно торопиться. Прощай.

И ушёл. А Иван Молодой ещё долго оставался в трапезной. Сидел, обхватив ладонями голову. Всё думал. Жестоко станет судить история время великого княжения Ивана Третьего. Будет ли ему прощение за Тверское княжество, за Угличское?

Шумела вечнозелёная хвоя, и под ногами вжимались в землю прошлогодние высохшие иголки.

Оставив на опушке Саньку с конями, Иван Молодой ушёл в лес, раздвигая колючие ветки.

Здесь, в чаще, казалось, ветер затихал. Князь брёл, и ему чудилось, что стоит пройти самую малость и он выйдет на поляну, где стояли борти деда Матвея. Они сядут с ним за вросший в землю одноногий столик, на котором будет стоять глиняная чаша с янтарными кусками сот, облитых мёдом. А вокруг станут жужжать пчелы…

Понял великий князь Иван Молодой, что разумный человек не может жить без боли душевной. Рано или поздно эта боль у него пробудится. Сопричастный природе, окружающему миру, он примет близко к сердцу горе и страдания людские. Только тварь бездуховная лишена сомнений и терзаний. В ней живёт лишь осторожность и ярость, если что-то угрожает её жизни или жизни её детёнышей.

Человеку разумному свойственно переосмысливать свои дела и поступки, но для того ему требуется время, подчас немалое…

Годы, как же они неумолимы! Если бы он, Иван, начинал жить заново, разве терял бы напрасно время?..

Его первая поездка в Новгород с дьяком Фёдором. Почитай, попусту съездили.

А ведь мог же он тогда понять, как враждебны были новгородцы к Москве! Но молодость закрыла ему очи. Вот и пожали бесполезную поездку. Потому войной ходил отец на Новгород и суд ездил вершить, пока не покарал боярскую верхушку и не снял вечевой колокол…

Прошёл князь Иван ещё немного, присел на сваленное дерево. Оно упало уже давно, и ствол порос зелёным мхом.

На нём выросли несколько одиночных опят на крепких ножках, с тугими шляпками. Обычно опята растут семейками, тесно прижимаясь друг к другу, под пнями, на лесных вырубках, а эти вот где примостились.

Где-то застучал дятел, видно, завис на сухостойном дереве.

Князь задумался. Вспомнилась стоянка на Угре. Противостояние двух огромных полчищ. И он, Иван, по молодости, наверное, не мог понять той угрозы, какая таилась в походе Ахмата. И не потому ли у них с отцом был такой острый разговор? Отец хотел откупиться от хана, опасался за судьбу Московской Руси…

Да, он, молодой великий князь, преодолел отцовские сомнения, и Иван Третий впоследствии молчаливо признал его правоту…

Но в целом отец, как всегда, был мудр, и теперь Иван Молодой понимал это.

В лесу начало темнеть, кончался день, и молодой великий князь подумал, что пора возвращаться.

Покорили Вятку одним походом. Подошли полки к городу, осадили его со всех сторон. Воевода Щеня велел ратникам плетни вязать, смолу топить, а пушкарному наряду пушки выкатить, изготовиться к обстрелу города.

Вятичи на стены поднялись, лучники стрелы мечут, московитов задирают:

- Эй, варнаки, за полы держитесь! А ратники им в ответ:

- Вятка малорослая, жарить вас будем хватских!..

Созвал Щеня полковых воевод и сказал:

- С приступом повременим, дадим вятичам время на обдумывание. А что до ратников наших, так пусть передохнут с дальней дороги…

Неделю стояли московские полки без дела, а на вторую велел Щеня обстрелять город.

Едва обрушились на Вятку первые ядра, как из городских ворот вышли послы, люди именитые, и запросили мира.

Воевода князь Щеня их хоть и принял, но потребовал, чтоб вятичи целовали крест на верность московскому государю да зачинщиков бунта выдали. И надлежало их на суд в Москву отправить: пусть государь сам рассудит, кто чего достоин.

- Вы, - говорил послам воевода Щеня, - обиды причинили Московской Руси, так и ответ держите!

Снова повинились вятские именитые люди, изъявив готовность платить дань и служить государю и великому князю Московскому, а земля Вятская навеки входит в Русское государство. На том вятичи крест целовали…

К концу осени, когда лист начал падать и пожухла трава, от Вятки на Москву двинулась рать воеводы Щени. А позади в большой железной клети под охраной ратников везли закованных в цепи виновников вятского бунта.

Глава 27

Кончились тёплые дни, и подули холодные ветры. А вскоре взялись морозы. Сорвался первый снег. Он падал на сухую землю, вызывая озабоченность смердов.

- Ужели к неурожаю?

- Когда бы на грязь!

- Аль такого не бывало, и Бог миловал! На Покров снег лёг крупный, плотный.

С морозами встала Тверца. Накануне рыбаки вытащили на берег ладьи, чтоб лёд не повредил днища, унесли весла до следующей путины.

Зимой замирало тверское торжище. Не наезжали с товарами гости заморские, не пахло пряностями восточными, и не слышалась чужеземная речь.

В последние годы молодой великий князь Иван невзлюбил зиму. В холода обострялись боли. Когда за оконцами хором выла метель, ему чудилась волчья стая либо иные грустные мысли навещали.

Вспоминалось раннее детство, когда они с отцом ехали из Коломны, а обочиной трусила волчья стая. Кони пугливо храпели, сани дёргались, а отец, прижимая его, успокаивал:

- Знай, Иван, на Руси волчьи стаи нередки. Но ты не волков остерегайся, злых людей бойся…

Иногда великий князь Иван Молодой повелевал заложить сани и выезжал в поле или к лесу. Выбирался из саней, подолгу смотрел на ледовую дорогу по Тверце-реке. По ней ветер гнал снежную порошу, вертел снег, завивал.

Частые думы начали одолевать князя Ивана. Нет-нет да и ворохнётся в душе тревожное: ужели жизнь на вторую половину перевалила? А кажется, и не жил. И всю, месяц за месяцем, день за днём, жизнь свою перебирал князь Иван. Вспомнил, как святой апостол Павел в послании поучал, что всем должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое.

Князь Иван потёр лоб и снова ушёл в мысли.