Жена башмачника

Чиро окаменел на краешке кресла. Его будущее, его надежды были сейчас во власти сидящего напротив человека.

Марко медленно достал из кармана конверт. Положил на стол, накрыл ладонью и посмотрел на Чиро:

– Для Энцы.

– В этом нет необходимости, – сказал Чиро.

– Это важно для меня. Я разрешаю тебе жениться на моей старшей дочери, моем первенце. Мужчины обычно ждут первым сына, но я скажу тебе – не родился еще сын, доставивший отцу столько же радости, сколько доставила мне Энца. Есть дочери – и дочери, но Энца только одна. Я вверяю тебе свою плоть и кровь. И ожидаю, что ты оправдаешь доверие.

– Оправдаю, сэр.

– Наш дом в Скильпарио готов уже почти как год. Я мог бы сразу вернуться в Италию, но остался, чтобы скопить на приданое дочери. Мне приносит удовлетворение мысль, что эта небольшая жертва облегчит Энце начало ее новой жизни. Один год из тех пятидесяти, что я провел на земле, – ничтожная малость по сравнению с тем, что она для меня значит.

– Благодарю вас, синьор. Я не забуду, сколько труда вы вложили, чтобы подарить Энце эти деньги.

Марко поднялся. Чиро тоже встал. Энца приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

– Все улажено, – сказал ей Марко. Энца подбежала к отцу, обняла. – Твое счастье – это и мое счастье, – прошептал Марко на ухо дочери. – Будь же счастлива, моя Энца!

Ближе к вечеру Энца проскользнула в библиотеку «Милбэнк-хаус», зажгла масляную лампу на письменном столе, вытащила из ящика чистый лист льняной бумаги и вечное перо.

Энца тщательно промокнула письмо. В глазах ее стояли слезы. Теперь она знала, что такое жертва. Чиро хотел начать их новую, совместную жизнь в Миннесоте, и Энца согласилась. Чиро разложил перед ней карту, объяснил, куда именно они отправятся и как они с Луиджи намерены начать свое дело. Паппина понравилась Энце еще тогда, на крыше у Дзанетти годы назад, так что она знала: в новом путешествии у нее будет добрая подруга. О переезде в Миннесоту и решении выйти за Чиро Энца не жалела, но она понимала, что часть ее души останется в Метрополитен-опера. Энца вспоминала, как, сидя за этим самым столом, сочиняла письмо, в котором просила о месте швеи в Мет. Она улыбалась, думая о простеньких образцах, которые вложила тогда в конверт, чтобы продемонстрировать свои умения. Серафина Рамунни была так добра, что посмотрела сквозь пальцы на очевидную неопытность и наивность. И какая же превосходная карьера получилась у них с Лаурой – им довелось работать с величайшими певцами, которым сшитые Энцей костюмы помогали рассказывать бессмертные истории и петь удивительные арии. Костюмы были частью спектакля, ярким мазком на общей картине. Энца познала, каково это – служить великому Карузо, и теперь, надеясь, что приняла правильное решение, снова готова была служить, на этот раз – мужчине, которого любила.

Чиро Ладзари и Энца Раванелли поженились в церкви Святого Розария на Перл-стрит в Нижнем Манхэттене 7 декабря 1918 года. Шафером был Луиджи Латини, подружкой невесты – Лаура Хири.

Колин Чапин читал Священное Писание. Паппина Латини положила букет к ногам Пресвятой Девы: она не могла пойти к причастию, так как ждала ребенка. Энца была в голубом и несла молитвенник в обложке из черной кожи, некогда подаренный Чиро братом. К молитвеннику она прижимала букет красных роз.

После церемонии они проводили Марко к причалу 43, на борт парохода «Вирджиния», отплывавшего в Неаполь. После девятидневного плавания он сядет в поезд до Бергамо, где воссоединится с женой и детьми.

Энца дошла с отцом до самого трапа. Она вынула из своего свадебного букета розу, отломила стебель и вдела цветок в петлицу отцовского пальто.

Марко вспомнил, как стоял на этом самом причале много лет назад – в страхе, что Энца умерла и он никогда не увидит ее снова. И вспомнил, как сунул тогда руку в карман старого пальто из вареной шерсти и нащупал лоскут шелка, пришитый Энцой. Эта девочка всегда старалась сделать мир прекраснее, хотя бы мелочью привнести утешение туда, где этого меньше всего ожидали, и радость – где в ней больше всего нуждались. Сердце Марко разрывалось оттого, что он не мог взять ее домой, но хороший отец поддержит желание дочери построить свой собственный дом. Так он и поступил.

– Папа, пиши мне.

– Обязательно. И ты должна мне писать, – сказал он сквозь слезы.

– Обещаю. – Энца достала из кармана носовой платок, вышитый Лаурой к свадьбе; ее инициалы сплелись на нем с инициалами Чиро.

Марко притянул к себе дочь, обнял. Энца вдыхала аромат табака и лимона – отцовский запах, знакомый с раннего детства. Так они стояли, пока не прозвучал гудок парохода. Отец отстранился и пошел вверх по сходням. Пока поднимали и закрепляли металлический трап, Энца не двигалась с места. Она обшаривала взглядом палубу за палубой и наконец отыскала Марко и его красную розу. Тот отчаянно махал ей шляпой. Она замахала ему в ответ и широко улыбнулась, надеясь, что на таком расстоянии он не увидит слез. Она тоже не видела его слез, но знала, что он плачет. А затем Энца присоединилась к своему мужу и друзьям, ждавшим ее за рыболовными сетями, отделявшими пирс от доков. Чиро обнял Энцу и долго не отпускал. И ей стало легче.

Позже Лаура, Колин, Луиджи, Паппина, Энца и Чиро устроили по случаю венчания праздничный завтрак в атриуме отеля «Плаза», под стеклянным плафоном Тиффани [77].

Чиро описывал свой бизнес-план, Колин давал ему советы. Лаура следила за Энцей, которая блаженно улыбалась, поглядывая на украшавшее ее палец золотое кольцо с вензелем «С», которое Чиро носил еще мальчиком.

Звучали тосты, пожелания долгих счастливых лет вместе. Но особый тост был провозглашен в честь нового гражданства Энцы. В день, когда Чиро покинул ряды Вооруженных сил США, ему предоставили американское гражданство. А теперь этот дар распространился и на его законную жену. Таинство брака, клятвы, кольцо и брачная лицензия наконец сделали Энцу американкой.

Вход в отель «Плаза» обогревался маленькими железными жаровнями, расставленными за бархатными канатами вдоль красной ковровой дорожки, спускавшейся по ступеням крыльца. Падали мягкие снежные хлопья. Колин увлек Чиро, Луиджи и Паппину в сторону, чтобы Лаура смогла попрощаться с Энцей наедине.

– Ты счастлива? – спросила Лаура. – Не отвечай. Лучше просто будь счастливой, и я узнаю об этом. – Она всхлипнула.

– Пожалуйста, не плачь! – попросила Энца. – Клянусь, это не конец всего.

– Но мы начинали вместе. И я не представляю, как буду без тебя. – Лаура рылась в сумочке в поисках носового платка. – Я не хочу, чтобы ты уезжала. Вот такая я эгоистка.