Жена башмачника

Вито никогда не говорил о детях, для него мир состоял из радости от работы, вкусных завтраков, роскошных ужинов и романтичных понедельников, когда двери Метрополитен-опера закрыты, сцена погружена во тьму и они могут вдвоем гулять в парке и ужинать при свечах, а их тени будут проколоты алыми огоньками сигарет.

Так разве это плохо – быть радостью для обожающего ее мужчины, жить в городе, ставшем средоточием всего самого лучшего в этом мире? Почему она должна отвергнуть стабильность, которую положил к ее ногам Вито, и вернуться в прошлое, к человеку, заявившему на нее права еще до того, как толком ее узнал?

Что вообще Чиро Ладзари знает о той женщине, которой она стала? Какая беспечность – снова довериться Чиро, какая глупость – поверить его мольбам, какое безумие – последовать за ним.

Но может, в этом и есть суть любви? Она подкрадывается незаметно, снова и снова наигрывает ноты твоего прошлого, соединяя их в привязчивую мелодию, – пока ты не поверишь, что это твоя ария и твое будущее.

Но как может она разбить сердце Вито?

И все же Энца знала, что всегда слушалась только голоса сердца. И сейчас она вглядывалась в свою душу. Словно канат выскользнул из ее рук, отпуская лодку в плавание, – Энца сняла с пальца кольцо. Она смотрела на багряный блеск рубина и осознавала, что всегда любила только Чиро Ладзари, с того дня на кладбище Сан-Антонио. Она отпускала его и оплакивала, считая, что ему нужно что-то совершенно иное, что она ему не пара. Она тосковала по несбывшемуся и поглубже прятала боль.

Нью-Йорк, волшебство оперы, новые друзья, роскошные дома, в которые ее приглашали… Она готова отказаться от этого удобного и безопасного мира и принять Чиро Ладзари? Нищий, солдат, ни гроша за душой – она готова обменять все, что у нее есть, на него? Какая разумная женщина так поступит?

Энца все смотрела на кольцо.

Чиро взял ее лицо в ладони.

– Энца, я любил тебя всю свою жизнь. Я был совсем ребенком, но полюбил с первого мига. Я помню твои туфли, твои волосы, как ты скрещивала на груди руки, твою позу танцовщицы. Я помню твое лицо, когда ты стояла у могилы сестры. Я помню, как твоя кожа пахла лимонной водой и розами, как ты дала мне веточку мяты. Я помню, как ты рассмеялась моей глупой шутке о недозволенном поцелуе. Я помню, как ты причастилась на заупокойной мессе, как ты плакала. Я помню каждую деталь, Энца. Знаю, я подвел тебя, когда не пришел, но это не потому, что я тебя не любил, а потому, что не знал, что люблю. Но я никогда не забывал тебя. Ни на день. И везде я искал тебя. В каждой деревне, на каждой станции, в каждой церкви. Однажды неподалеку от Ипра я пошел за девушкой только потому, что косы у нее были уложены, как у тебя. Ложась спать, я представлял тебя рядом с собой. И если был с другой, то не для того, чтобы любить ее, а чтобы вспоминать тебя. После войны я мог поехать в Вильминоре. Стоял в Риме и думал, не отправиться ли домой, но мысль о том, что в горах не будет тебя, показалась мне невыносимой. Я не знаю, что сказать, чтобы заставить тебя мне поверить. Я не слишком верю в Бога. И Пресвятая Матерь Божия забыла обо мне так же, как и моя собственная мать, но ни одна из них не смогла бы дать мне то, что дает одна мысль о тебе. Если ты уйдешь со мной, обещаю любить тебя всю жизнь. Это все, что я могу тебе предложить.

Энца не могла говорить. Ни разу за всю помолвку Энца не чувствовала к Вито того, что чувствовала сейчас, глядя на Чиро. Он всегда был для нее напоминанием о доме. Ее тело тянулось к нему, и душа тянулась следом.

На Кармин-стрит дети играли в стикбол [71]. Они гонялись за мячом по тротуару у церкви. Заметив солдатскую форму, они бросили игру и сгрудились вокруг Чиро – рассматривали каску, ботинки, солдатский вещмешок.

Энца опустила голову, чтобы никто не прочел ее мысли. Желание прижаться к Чиро было столь острым, что ей стало стыдно. Она поняла, что если выйдет за Вито, то потеряет свою Италию навсегда.

Даже если бы она решилась пересечь океан, Вито повез бы ее на Капри, показывал бы античные древности, магическую Флоренцию, а ей нужны были лишь горы и реки севера. Она родом из края мандолин, и скрипки Ла Скала ей чужие. Ей нужен человек, который вернул бы ей дом, пусть даже это будет совершенно новый дом. Чиро может заменить ей родные горы.

С ним она готова на лишения, готова бороться за кусок хлеба, волноваться за детей, – с ним она готова жить. У нее всего одна жизнь, которую она может с кем-то разделить, и всего одно сердце, которое она может кому-то отдать. Если она примет предложение Чиро, то ей никогда не уйти от сравнений. Но любовь того стоит.

Чиро поцеловал ее. Дети заулюлюкали. Губы его на вкус были в точности такими, какими запомнились Энце. Его лицо было таким теплым.

Что ж, она отправится за Чиро. Свадебный наряд обратится в дорожное платье. И ведь ей всегда чудилось, что она шьет костюмы, вкладывая в них другой смысл. Так что костюм цвета корицы не стал исключением.

Букет фиалок, который принес Чиро, она сунула за пояс. Цветы подошли идеально – будто костюм только и ждал этого финального штриха.

– Я твоя, Чиро, – сказала она.

Часть третья

Миннесота

1

Букет фиалок

Un Mazzolino di Viole

Темноту спальни в «Милбэнк-хаус» прорезала полоса падавшего из окна света. Энца, лежавшая на кровати в одной ночной рубашке, пошевелилась.

– Мама сказала бы – если спать при лунном свете, прогонишь удачу.

– Слишком поздно, – откликнулась Лаура, стоявшая на коленях у камина. – Удача сегодня сбежала. – Она поворошила в камине кочергой, и оранжевые угли вспыхнули язычками пламени. Подложив еще одно полено, Лаура забралась в кровать и откинулась на подушку. – Вчера в это же время мы подшивали подол твоего свадебного наряда. Да, не пришлось мне вернуться домой в одиночестве. Какого хрена ты себе думала?

– Прости, пожалуйста. – Энца подвинула стоявшие на тумбочке фиалки так, чтобы видеть их крошечные бархатные лепестки.

– Это у Вито тебе нужно прощения просить.

– Он никогда не простит меня, да я этого не жду.

Энца не могла поверить, что сделала Вито несчастным, ведь всю свою жизнь она ставила чужое счастье выше собственного. Но если девушка собирается принести обеты, она должна быть честна. Едва ли не в последний миг она заглянула в свое сердце и поняла, что может выйти замуж только по любви, а любит она Чиро.

– Вито вылетел из церкви, будто спасаясь от пожара.

– Да, после того как позволил уйти мне. Ты слышала, что он сказал?

– Двери ризницы в храме Девы Марии Помпейской не слишком толстые. Но я не могу осуждать его за гнев.

– Как и я. Но потом – так странно! – он замолчал. Надолго. А спустя несколько минут сказал: «Ты никогда не была полностью моей. И я это знал».

– Энца, как это на тебя не похоже. Тебя не назовешь импульсивной. А так себя ведут только ветреные девушки.

– Но я люблю Чиро с пятнадцати лет. Я пыталась построить свое счастье с Вито, пыталась забыть Чиро, но он пришел за мной, Лаура. Сегодня он сам пришел за мной! Он выбрал меня.

– Но у тебя тоже был выбор!

– Ты знаешь, у нас в горах строят плотины, чтобы укротить энергию водопадов. Но рано или поздно вода находит путь и плотину прорывает. Ровно это и случилось сегодня утром, когда я увидела Чиро. Я не смогла противиться природе.

– И даже попробовать не захотела, – вздохнула Лаура. – Чем была плоха жизнь, которую предложил тебе Вито?

– Ничем, – тихо ответила Энца.

– Тогда почему ты отказалась от нее? И ты уверена в Чиро? Когда мы увидели его в День Колумба, несколько лет назад, ты призналась ему в своих чувствах, но он не пришел за тобой. Я же помню, как потом ты была несчастна. А я все думала, ну и сволочь же этот Чиро. Это тебя не беспокоит? Ты веришь ему?

Энца села в постели.

– У него есть план.