Золотой век

— Тесненько у меня, а все же милости просим, покормить вас найдется чем.

— Эх, дедушка Егор, в тесноте, да не в обиде, — весело заметил Мишуха Труба; он давно знал приказчика, а также знал, что жена приказчика Пелагея Степановна умеет вкусно и хорошо готовить кушанье, а сама ласковая и хлебосольная.

Мишуха Труба уже предвкушал вкусный обед.

— Молви, Труба, ты-то как в Казани очутился. Или тебя сюда наш князь прислал? — спросил у Мишухи Егор Ястреб.

— После, дедушка Егор, после все расскажу тебе, а теперь скорее веди нас к себе, мы просто умираем с голоду.

— Что ж, пойдемте, я живу отсюда недалеко.

— А ты, Демьян, как в Казани-то очутился? — спросил дорогою у мужика старик приказчик.

Но бедняга Демьян так устал и отощал, что едва держался на ногах, — ему было не до ответов.

— А ты, дедушка Егор, прежде дай поесть Демьяну. Соловья баснями не кормят, — промолвил Мишуха Труба.

— Ишь как, сердечные, вы заморились.

— Еще бы не замориться без гроша в кармане, — проговорил со вздохом Серебряков.

— Как, барин, неужели у вас нет денег?

— Если бы были, то и нужды не терпели бы.

— Что же, поживите у меня… А там мы все и в Москву двинемся, мне надо к князю Платону Алексеевичу с докладом.

— Мне тоже надо поспешить в Москву и также с докладом к князю, — сказал княжеский дворовый Мишуха Труба.

— Да расскажи, пожалуйста, Мишуха, зачем его сиятельство прислал тебя в стан, к злодею Пугачеву?

— Все будешь знать, дедушка, скоро состаришься, — с насмешливой улыбкой ответил приказчику Мишуха Труба.

Жена Егора Ястреба, добрая Пелагея Степановна, немало удивилась, когда ее старик муж привел незнакомых гостей. Она знала только одного мужика Демьяна.

Тани в то время не было дома, она была в гостях у подруги. И когда молодая девушка возвратилась домой, то тоже немало была удивлена, увидя у своего «названного отца» молодого офицера; она узнала Серебрякова с первого взгляда, хотя на нем был надет мужицкий кафтан, но при Егоре Ястребе Таня и виду не показала, что знакома с молодым офицером.

Улучив время, когда в горнице остался один Серебряков, Таня обратилась к нему с таким вопросом:

— Ну, барин, и удивил же ты меня. Как это ты в Казани-то очутился?

— Судьба закинула меня сюда, — со вздохом ответил ей молодой офицер.

— А мы думали, пугачевцы-разбойники тебя убили.

— Эх, Таня, лучше бы они меня убили, хоть бы один конец был.

— Что ты говоришь, сердечный?

— Правду говорю, Таня, судьба-злодейка доконала меня… Измучился я, исстрадался и смерти своей, мол, рад буду.

— Эх, барин, видно, забыл ты и про свою возлюбленную княжну?

— Уж где ее, голубку, забыть..: До смерти буду помнить.

— Помнить будешь, а сам умирать собираешься… А ты полно, барин, не все же судьба будет тебе злой мачехой, будет и любящей родной матерью, «настанет и на твоей улице праздник», — участливо проговорила молодая девушка.

Вошедший в горницу Егор Ястреб помешал их разговору.

— Ну, барин, беда: слышь, злодей Пугачев со своей ватагой к городу приближается, — тревожным голосом проговорил старик, обращаясь к Сергею Серебрякову.

Он сказал правду: самозванец, оправившийся от поражений, быстро приближался к Казани.

LXXX

Самозванец с новой ватагой, состоящей из всякого сброда, двинулся было к Екатеринбургу, но там было много войска, и он обратился к Красноуфимску.

Пугачев грозил Казани. Кама была ему открыта, и он с старшинами стал высматривать по берегам удобные места для переправы. Переправившись через Каму, самозванец стал приближаться к Казани.

Губернатор Брант принял меры к защите города.

В Казани в то время находилось только полторы тысячи войска, но вскоре составилось шеститысячное ополчение. Полковник Толстой с конным отрядом солдат выступил против Пугачева и встретился с ним в двенадцати верстах от города. Шайка Пугачева превосходила количеством отряд Толстого, но, несмотря на это, кавалеристы сражались как львы. Герой Толстой был убит, и отряд его рассеян.

Прошел день. Пугачев показался на левом берегу реки Казаики и расположился лагерем. В виду всех казанских жителей он ездил рассматривать город. Самозванец сделал приступ на город. Прямо против Лрского поля находилась главная городская батарея. Самозванец не пошел этой дорогой. Он отрядил к предместью всякий сброд, почти безоружный; казаки подгоняли их нагайками, и скоро лощины и овраги, находившиеся на краю предместья, были заняты мятежникахми.

Пригородные слободки пылали в огне. Мятежники сбили караулы и рогатки и с диким криком бросились по городским улицам. Жители и войско принуждены были искать спасения в крепости-кремле.

Казань стала добычей мятежников. Они вбегали в дома, в лавки и все предавали грабежу. Той же участи подверглись церкви и монастыри. Пугачевцы врывались в храмы, святотатственно обдирали ценные оклады с икон, выносили церковную утварь и предавали смерти всех без разбора.

Казань была залита огнем и кровью. Толпа бесновалась, и в сумятице били своих, принимая их за горожан. Крики и вопли, треск выстрелов, горевшие строения, море огня и едкий дым — все это представляло собою ад.

Пугачев, поставя свои батареи у Гостиного двора и у Триумфальных ворот, стрелял по крепости.

Скоро пожар стал общим, так как искры и головни летали по всем улицам и зажигали дома. Кремлю тоже угрожала участь города.

Во время приступа к кремлю преосвященный Вениамин, находясь в Благовещенском кремлевском соборе, окруженный клиром и коленопреклоненным народом, со слезами молил Бога о спасении своей паствы.

Молитва была услышана.

Пугачев, внезапно приказав отступить, собственноручно зажег еще несколько домов и возвратился в свой стан.

Находившиеся в кремле не знали этого, и к несчастью присоединилось другое несчастье. Небо заволокло грозными тучами, и над без того уже пылавшим городом разразилась страшная буря. Ужасный ветер рвал и метал.

В кремле от залетевших туда искр запылало несколько деревянных построек. Обвалилась часть кремлевской стены, и много людей было задавлено.

Между жителями, находившимися в кремле, поднялся плач и вопль.

Они думали, что мятежники ворвались в крепость, и ожидали себе смерти.

Но мало-помалу пальба стала утихать.

Мятежники погнали из города пленных и повезли свою добычу.

Тех пленных, которые отставали, били нагайками и кололи копьями, а женщин и детей бросали в реку.

Но вот неистовые крики мятежников, стоны и мольбы горожан стали постепенно умолкать.

Едва утихла пальба, владыка Вениамин со всем духовенством, несмотря на нестерпимый жар от пламени и на падающие головни, с крестным ходом, неся чудотворную икону Божьей матери, обошел все кремлевские стены.

Наступил вечер. Буря утихла. Ветер обратился в противоположную сторону.

Скоро ужасная для города Казани ночь сменилась ясным солнечным утром и солнце осветило разгром и пепелище города. Повсюду виднелись человеческие трупы, груды камней и головней.

Жители, проводившие ночь в страхе и трепете, ожидая ежеминутной смерти, утром поспешили на кремлевские стены. Они думали увидать мятежные полчища Пугачева и, к общей радости и удивлению, увидали гусар храброго Михельсона, скакавших в опустошенный город.

Михельсон напал ночью на вернувшихся из Казани мятежников, и в семи верстах от города произошла жаркая схватка. Молодцы-гусары, несмотря на превосходство сил мятежников, заставили их отступить; пугачевцы в беспорядке бежали, поражаемые гусарами.

Расскажем, что делали в это ужасное время Сергей Серебряков, мужик Демьян и дворовый Труба, нашедшие себе приют в жилище княжеского приказчика Егора Ястреба.

Они приготовились было выйти из Казани и отправиться в Москву, как вдруг пронеслось известие, что Пугачев с огромной ватагой мятежников приближается к Казани и в нескольких верстах от города остановился станом.