Георгий Скорина

Гинек был учеником Стефана и служил подручным в друкарне, но жил отдельно, в доме своих родителей.

– Я готов, господин доктор, – сказал Стефан. – Можно начинать…

– Погодите чуточку, друг мой, – остановил его Скорина. – Я хочу подождать господина Вашека… А вот и он.

Вацлав почти скатился по ступенькам в подвал. За ним медленно вошел старый и, очевидно, больной человек, закутанный в теплый шарф.

– Я не опоздал! – радостно вздохнул Вашек. – Пан профессор ни за что не хотел отпускать меня одного. И мне пришлось немного задержаться.

Георгий пожал руки Вашеку и Корнелию Вшегрду.

– Приступим! – сказал он.

– Господи благослови! – перекрестился старый профессор.

За ним перекрестились остальные.

Гинек окунул в чан кожаные мацы и, осторожно отряхнув их, накатал краску на полосу набора. Потом положил лист на узкую раму, обтянутую материей, и опустил раму на тагер. Мастер подвел тагер под массивную гладкую доску – пиан – и сильным рывком притянул к себе рукоятку станка. Пиан опустился на тагер, придавив его своей тяжестью. Стефан отвел назад рукоятку, тагер снова поднялся, и мальчик, ловко сняв мокрый оттиск, подал его Скорине. Вацлав, профессор, Стефан и Гинек окружили Георгия, рассматривая оттиск.

Скорина долго читал его, не говоря ни слова. Было видно, как мокрый лист дрожал в его руках. Никто не решался нарушить тишину. Георгий закрыл глаза и молча протянул оттиск профессору. Тот взял его и, подняв к лицу, торжественным и громким голосом прочитал:

– «Я, Францишек, Скоринин сын из Полоцка, в лекарских науках доктор, повелел сию Псалтырь тиснуть русскими буквами и славянским языком ради приумножения общего блага и по той причине, что меня милостивый бог с того языка на свет пустил…»

Работа шла безостановочно. Скорина нанял еще двух искусных мастеров, и пока одни заканчивали печатание Псалтыри, другие составляли набор книг Ветхого Завета. А сам он тем временем готовил новые переводы и старательно проверял прежние.

В августе 1517 года Псалтырь была уже пущена в продажу. Месяц спустя закончилось печатание книги Иова.

Двадцать восьмого сентября, в день святого Вацлава, Георгий отправился поздравить Вашека, праздновавшего свои именины.

– Вот! – сказал он, вручая другу большой, тщательно завернутый пакет. – Погляди на этот плод трудов моих.

Вацлав развернул пакет. Это был специально изготовленный экземпляр только что отпечатанной книги Иова в превосходном переплете свиной кожи. На титульном листе помещалась резанная по дереву гравюра, изображающая многострадального Иова, преследуемого дьяволом. Под гравюрой заголовок: «Книга святого Иова… Зуполне выложена доктором Франциском Скориной с Полоцка», и посвящение: «Людям посполитым к доброму научению».

Вацлав медленно перелистал книгу, внимательно разглядывая каждый лист.

– Это чудо, Франек, – сказал он тихо, – настоящее чудо!

– Я рад, что тебе нравится, – улыбнулся Георгий. – Мне кажется, что книга действительно неплоха. Давно я не испытывал такой радости, как теперь. Даже в тот день, когда закончил Псалтырь… Все же в Псалтыри я сохранил старый церковнославянский текст. И еще до меня подобную Псалтырь напечатал в Кракове Святополк Феоль… А это, – он указал на лежавшую перед Вацлавом книгу, – это первая печатная книга на родном моем языке. Нет больше в живых моего наставника, отца Матвея, нет и Яна Глоговского. Не увидят они этой книги, не порадуются вместе со мной. Исчез и наш Николай… Из всех, кого любил я в дни юности, остался только ты один, Вацлав. Прими же ее в знак нашей дружбы. Этот экземпляр сделан специально для тебя.

– Марта! – воскликнул Вацлав. – Полюбуйся, Марта! Это чудо!

Марта осмотрела книгу со всех сторон.

– Исправная работа, пан Францишек, – сказала она серьезно, – вы сдержали свое обещание: эта книга, пожалуй, не уступит чешской Библии…

С улицы донеслись крики толпы. Вацлав распахнул окно. С противоположного берега Влтавы, от стен Градчина, по Карлову мосту и набережной двигалась процессия. «Наздар! Наздар! Слава сейму! Мир! Мир!» – кричали люди и бросали вверх шапки.

– Сегодня день святого Вацлава, покровителя Чехии, – объяснила Марта. – Как всегда, у нас будет народное празднество…

– Нет, – покачал головой Вацлав. – Должно быть, произошло важное событие. Они кричат: «Слава сейму!» Но ведь сейм еще не закончился.

– Сейм закончился! – послышался голос, и в комнату вошел Корнелий Вшегрд. – Сейм закончился сегодня, в день святого Вацлава, – повторил он, – и принял важнейшее решение о прекращении распри между панством и городами.

– Значит, мир? – спросил Вашек. – Каковы же его условия?

– Отныне, – сказал Вшегрд, – горожане получают голос в сеймах наравне с панами и владыками, а также могут приобретать земли вне городской черты.

– Добро! – перекрестилась Марта. – Слава святому Вацлаву!

– Однако, – продолжал старый Корнелий, – города, в свою очередь, согласились поступиться своей старинной привилегией. Панам и шляхтичам будет разрешено варить пиво в своих владениях.

– О, нет! – сказала Марта. – Торговым людям не поздоровится от этого решения. Лучше бы уж нам не иметь голоса в сейме…

Вопрос этот с давних пор являлся причиной смут и неурядиц. Пиво было одним из самых доходных промыслов чешских городов, и городское сословие бдительно охраняло свою привилегию от посягательств шляхты. Не раз на этой почве вспыхивали драки и междоусобицы.

– Нет, дорогая Марта, – возразил Вацлав. – Право голоса в сейме – это большая радость для городов. Без него мы беззащитны перед лицом могущественного панства: ни в делах, ни в жилищах своих не чувствуем себя спокойно. Паны и владыки, заправляющие в сеймах, творят что хотят. Они вертели старым королем да и нового стараются прибрать к рукам. Но знаете ли вы, пан Корнелий, что сегодня праздник ознаменовался еще одним торжеством?

Он подвел старого ученого к столу, где лежала книга Скорины. Корнелий долго рассматривал ее.

– Поистине, – сказал он, – это событие знаменательное. Книга на языке, понятном народу, – это больше, чем победа на поле битвы, важней, чем голос в сейме, чем договор, заключенный государственными мужами. Победы сменяются поражениями, договоры вероломно нарушаются. Книга же остается навеки.

– Вы правы, господин Корнелий, – сказал Скорина задумчиво. – Веками живет народ во тьме и бедности, не вкушая плодов труда своего, веками терпит произвол и насилия. Придет время, когда книга станет людям что хлеб насущный, когда простой человек постигнет больше, чем ныне знают немногие ученые. Тогда без крови и страданий падет царство зла. Ведь злые не сотворены такими от природы, а лишь по невежеству своему творят зло.

Корнелий покачал головой:

– В этом я сомневаюсь.

Пани Вашек пригласила гостей к столу. Наполнив кубки, Корнелий сказал:

– Доктор Францишек, сын близкого нам народа, пришел к нам, в старую Прагу, и здесь создал первую печатную книгу на своем языке. Не есть ли это перст божий, указывающий путь детям великой славянской семьи? Осушим же кубки в честь брата нашего, доктора Францишка, и его трудов!

В этот день до поздней ночи продолжалось в городе веселье. На Староместской площади под звуки дудок и барабанов юноши и девушки вели хоровод. Улицы были полны оживленных горожан.

Покинув дом Вашека, Георгий шел не спеша, с наслаждением вдыхая свежий осенний воздух. На одном из перекрестков он остановился, залюбовавшись танцем. Окруженные тесным кольцом восхищенных зрителей, двое дюжих парней плясали, держа на голове кружки, наполненные пивом. Искусство танцора состояло в том, чтобы до конца танца не расплескать ни капли жидкости. Окружающие всячески подзадоривали танцоров.

– Нет, этих не собьешь, – сказал кто-то, стоящий рядом с Георгием, по-польски. – Важно пляшут…

Георгий оглянулся. Это был человек средних лет, одетый в платье, какое носили обычно зажиточные мещане польских городов. Его голубые глаза были с восхищением устремлены на танцующих. Один из парней споткнулся и еле успел подхватить свою кружку, из которой выплеснулось пиво. Его противник поднял свою полную кружку. Толпа заревела от восторга, бросилась к победителю и, подняв его на руки, понесла по улице.