Адмирал Сенявин

«Здесь дело сделано», — повеселел Скаловский и схватил за рукав пробегавшего матроса:

— Бегом на бак, крикни боцману — разворачивать бриг вправо, бортом к «Наполеону»!

Французы теперь только поняли, что барказ не спеша, но наверняка ставит русский бриг в удобную позицию, и перенесли на него яростный огонь. Матросы на барказе не дрогнули и продолжали грести, разворачивая «Александра».

Один за другим четкие залпы проделали пробоины в борту «Наполеона». Но в это время со стороны кормы приблизились две канонерки, пытаясь сцепиться на абордаж. Скаловский искусно повернул бриг, и снова меткие залпы поразили французов.

Бой закончился далеко за полночь, бесславно для французов. Потонула изрешеченная канонерка, вторая, подбитая, еле дошла до Сплита. Следом за ней уныло отходили, кое-как отстреливаясь, избитый «Наполеон» с требакой. Вслед сыпались ядра с победившего «Александра».

«Доброго бы ветра нам — и доконали бы «Наполеона», — подумал, перевесившись через борт, Скаловский. Он приветливо помахал матросам на барказе, без устали третий час тащившим бриг вдогонку за французами.

— Четыре убитых и семь раненых, Иван Семенович, — раздался за спиной командира голос лекаря Ганителева. Весь в пороховом дыму, он так и не расставался с мушкетом. Наскоро перевязав раненых, выбегал лекарь на палубу, становился в ряд с матросами и палил из ружья по французам.

…Под грохот пушечной пальбы давно закончился бал в Сплите. Мармон с офицерами нервно прохаживался у пристани. В предрассветной мгле он различил силуэты двух судов. «А где же остальные, где обещанный «Александр» и пленные русские?» — холодея, думал Мармон, пока истерзанный, весь в пробоинах, подходил к пристани «Наполеон». Как во сне слушал он доклад капитана: «Две канонерки потеряны, двести человек убито…» Ярость душила французского генерала. «Под арест, всех под арест!..»

…Сенявин сам пришел на «Александр». Сломанный рангоут, избитые, в пробоинах борта, развороченная кормовая надстройка, перебитый такелаж, изорванные картечью паруса. «Такая победа вдвойне почетна», — сказал он перед строем экипажа.

— Ваш командир донес мне, что все вы сражались неустрашимо и храбро, — продолжал он, — по заслугам и достоинству подвиги ваши будут отмечены государем нашим. А от меня выдать по червонцу каждому и тройной чарке. Благодарю вас за службу Отечеству!

Пройдя вдоль строя, адмирал остановился на левом фланге около юнги. На каждом корабле в сенявинской эскадре служили подростки-юнги. Матросы любили их, жалели, старались не пускать на тяжелые работы. В бою они находились обычно на нижних деках, подносили ядра, припасы. Из таких мальцов выходили отличные матросы и унтер-офицеры.

Двенадцатилетний юнга, как доложил Скаловский, во время боя помогал канонирам, лихо заряжал свою пушку, не прячась за борт.

— Командир сказывает, что ты ядрам и пулям вражеским не кланялся. Неужели не боязно было?

Смущенный вниманием адмирала, юнга зарделся весь, сдернул фуражку, но ответил бойко:

— Чего бояться, ваше превосходительство, ведь двух смертей не бывает, а одной не миновать. Ежели б француз не бежал, мне бы себя все равно не уберечь.

Сенявин ласково потрепал юнгу по щеке. «Насколь дух отваги велик в русском человеке сызмальства», — подумал он.

Победным боем «Александра» с французской флотилией славно закончилась кампания 1806 года.

Иначе закончилась кампания года в Европе. Поражение Пруссии усилило влияние Франции на Порту. Наполеон предложил союз Константинополю и Тегерану. Он при этом удачно подогревал страсти, доказывая, что Крым, Очаков, Гаджибей должны быть возвращены Турции.

Опережая события, Россия, опасаясь нападения французов или Порты с юга через Молдавию и Валахию, заняла эти княжества. Русские армии вышли к берегам Дуная, на всем протяжении от его устья до Сербии.

Узнав о продвижении Наполеона к Варшаве и получив его заверения в полной поддержке, в канун нового, 1807 года султан подписал фирман с объявлением войны России [68].

Сенявин пока не знал об этом, но догадывался, когда еще в середине января с Балтики на Корфу пришел отряд капитан-командора Игнатьева из пяти линейных кораблей и фрегата. Он передал словесное указание Чичагова о возможных действиях против Турции. Ранее Сенявин получил письмо от командующего английскими силами в Средиземноморье адмирала Коллингвуда. Тот просил Сенявина отрядить четыре корабля для помощи англичанам в прорыве через Дарданеллы. Однако вскоре английский адмирал передумал — к чему делить лавры завоевателей Константинополя с русскими? И он поторопил своего вице-адмирала Дукворта со штурмом Дарданелл. Обо всем этом Сенявин еще не знал и начал понимать кое-что несколько позднее, у берегов Эгейского моря, куда ему с эскадрой предстояло отправиться…

Под флагом адмирала

Первый месяц нового года начался беспрерывными штормами. В одну из ночей разразилась страшная гроза. Из конца в конец полыхали молнии в полнеба. После этих штормов бесследно исчез образцовый корвет «Флора» под командой опытного офицера капитан-лейтенанта Всеволода Кологривова. Спустя несколько недель черногорцы принесли вести о нем из Албании. У ее берегов аспидной ночью, в жуткой, кромешной тьме небо разрезали гигантские молнии. Две из них одновременно ударили в обе мачты и мгновенно сломали их. Жестокий шквал бросил неуправляемое судно на камни и разломал его. Но моряки с капитаном спаслись, выбрались на берег. Они не знали, что Порта объявила войну России, и вскоре оказались закованными в цепи у Али-паши Янинского. Тот отправил моряков в долгий путь в Константинополь, а там они попали кто в тюрьму, кто на галеры…

В последний день января Сенявин получил сообщение о начале войны с Турцией и приказ эскадре следовать к Дарданеллам. Там надлежало соединиться с английской эскадрой Дукворта и, совместными силами прорвавшись через Дарданеллы, овладеть Константинополем.

Оставив достаточное прикрытие с моря и суши для обороны Которо и Корфу, Сенявин с эскадрой из десяти линейных кораблей, фрегата и шлюпа ушел к Дарданеллам.

…Вице-адмирал Джон Дукворт третий час раздраженно посматривал на капитана флагманского линейного корабля. То ему казалось, что на «Роял Джордж» недостаточно обтянуты паруса, и поэтому он идет слишком медленно; то он усматривал, что корабль слишком прижимается к европейскому берегу Дарданелл, откуда почти в упор двести турецких орудий расстреливали английскую эскадру. Разве мог он предположить, что все закончится так скверно? Правда, он предупреждал Коллингвуда, что для такой затеи сил у него маловато. Но лорд Адмиралтейства поторапливал: «Не дай Бог, русские первыми появятся в Константинополе!»

…Все началось превосходно недели две назад. Английская эскадра из семи линейных кораблей, четырех фрегатов, бомбардирских и других судов без помех миновала Дарданеллы, разгромила небольшой турецкий заслон кораблей у Принцевых островов и через два дня появилась в двух милях у Константинополя. Столица султана была перед английским адмиралом. Но… Вначале сникли паруса, наступил полный штиль, и пришлось стать на якоря. На борту поселился бывший посол его величества при дворе султана сэр Эрбатнот со свитой посольства.

— Я не советую вам, адмирал, — проговорил Эрбатнот, едва ступив на палубу, — ввязываться в серьезную стычку с султаном. Иначе здесь можно надолго застрять, а потом, все это пойдет на пользу русским. Их армия Михельсона вышла к берегам Дуная. Думаю, вполне достаточно постращать Селима и его Диван.

Дукворт и сам не был склонен подставлять под удар свои корабли. Для острастки он направил султану грозную ноту. Во-первых, он потребовал решительного разрыва отношений Порты с Францией, затем — сдать англичанам турецкий флот, все арсеналы и передать во владение Англии проливы. На второй день рейс-эфенди ответил, что султан с благоговением изучает послание Дукворта.