Маршал Конев

— Плохо живу, сосед.

— Это почему же? — настороженно переспросил Конев. — Положение у тебя вроде прочное: занял три огромных плацдарма на Висле, опоясав свою родную Варшаву с севера и юга, и вот-вот освободишь её...

— Да, это так. На севере — Пултусский, а на юге — Магнушевский и Пулавский плацдармы давали возможность выполнить мою заветную мечту.

— Почему ты говоришь «давали», как бы в прошлом, а не в настоящем времени? Не понимаю тебя!

— Я и сам не сразу понял, вернее, не хотел понять и смириться…

— Объясни же скорее: в чём дело, не темни. Мы же друзья, соседи.

— А тут и темнить нечего: теперь мы не соседи...

— Почему? Что случилось? Да говори же!

— Вчера поздно вечером позвонил Верховный и без всяких объяснений сообщил, что я назначаюсь командующим войсками Второго Белорусского... Это было так неожиданно, что я не удержался и спросил: «За что такая немилость? Почему меня с главного направления переводят на второстепенный участок? В чём я провинился?» Выпалил всё это, что называется, сгоряча, залпом и, конечно, пожалел. Но было уже поздно. Верховный умолк. Можешь представить моё состояние: он молчит, и я молчу, ни о чём больше не спрашиваю, но трубку держу в руке... Уж не знаю, сколько прошло времени, вдруг слышу: «На Первый Белорусский фронт назначен товарищ Жуков. Как вы смотрите на эту кандидатуру?»

— Кандидатура вполне достойная, — придя в себя, ответил я.

Затем Сталин сообщил, что на 2-й Белорусский возлагается очень ответственная задача: фронт будет усилен дополнительными соединениями и средствами.

«Если не продвинетесь вы и Конев, — добавил Сталин, имея в виду, конечно, Берлин, — то никуда не продвинется и Жуков...»

— Вот так, дорогой мой, глубокоуважаемый бывший сосед! Выходит, что наши задачи остаются прежними...

Весь этот диалог так мгновенно пронёсся в мозгу Конева, что он не успел, да и времени не было спросить: «Почему нет Рокоссовского?» Сталин будто предвидел это и, усадив его и Жукова за большой, давно знакомый овальный стол, без промедления спросил: известно ли им, командующим фронтами, как складывается обстановка?

Конев с Жуковым ответили, что по тем данным, которыми они располагают у себя на фронтах, обстановка им известна. Сталин повернулся к Штеменко и сказал:

— Прочтите им полученный Генштабом документ. Штеменко прочёл вслух телеграмму, существо которой вкратце сводилось к следующему: англо-американское командование готовит операцию по захвату Берлина, ставя задачу захватить его раньше Красной Армии. Основная группировка создаётся под командованием фельдмаршала Монтгомери. Направление главного удара планируется севернее Рура, по кратчайшему пути, который отделяет от Берлина основную группировку английских войск. В телеграмме перечислялся целый ряд предварительных мероприятий, которые проводились союзным командованием: создание специальной группировки, стягивание войск и другие. Телеграмма заканчивалась тем, что, по всем данным, план взятия Берлина раньше, чем это сделает Красная Армия, рассматривается в штабе союзников как вполне реальный и подготовка к его выполнению идёт вовсю.

После того как Штеменко дочитал до конца телеграмму, Сталин обратился к Жукову и Коневу:

— Так кто же будет брать Берлин — мы или союзники? Получилось так, что первому на этот вопрос пришлось отвечать Коневу, и он твердо сказал:

— Берлин будем брать мы и возьмём его раньше союзников.

— Вон какой вы, — слегка усмехнувшись, заметил Сталин и сразу в упор задал ему вопрос по существу: — А как вы сумеете создать для этого группировку? У вас главные силы находятся на вашем южном фланге, и вам, по-видимому, придётся производить большую перегруппировку.

Конев ответил и на это:

— Товарищ Сталин, можете быть спокойны: фронт проведёт все необходимые мероприятия, и группировка для наступления на Берлинском направлении будет создана нами своевременно.

Вторым говорил Жуков. Он доложил, что войска готовы взять Берлин. 1-й Белорусский фронт, густо насыщенный войсками и техникой, прямо нацелен на Берлин, и притом с кратчайшего расстояния.

Выслушав Жукова и Конева, Сталин сказал:

— Хорошо. Необходимо вам обоим здесь, прямо в Москве, в Генштабе, подготовить свои планы и по мере готовности, через сутки-двое, доложить о них Ставке, чтобы вернуться к себе на фронты с уже утверждёнными планами.

Работать приходилось много и упорно, так как всё понимали, что надо торопиться. Дело было не в деталях: они давно утрясены и будут ещё утрясаться. Требовалось лишь согласовать с Генштабом направления действий обоих фронтов и разграничительные линий между ними, распланировать операции по времени и назначить конкретную дату её начала. Особенно важным оказался вопрос о сроках готовности: их надо было максимально сжать, сообразуясь с максимальными возможностями, чтобы не дать союзникам ни малейшего шанса первыми занять город. Маршалу Жукову было проще: войска 1-го Белорусского фронта в основном готовы и нацелены прямо на Берлин. Сложнее было у Конева. Войска фронта только что закончили Верхне-Силезскую операцию, и значительная часть их находилась на южном, левом фланге фронта. Требовались большие усилия и время для их скрытной переброски на правый фланг, то есть непосредственно на Берлинское направление.

Новая встреча у Сталина состоялась 3 апреля. По всем главным вопросам предстоящей операции было достигнуто соглашение, кроме разграничительной линии между фронтами. Конев к тому же попросил Сталина выделить 1-му Украинскому фронту дополнительные резервы развития операции вглубь. По этому вопросу Сталин дал согласие, а над разгранлинией решено ещё подумать.

...Такие вот принципиальные решения были приняты в Ставке в самом начале апреля, а вообще-то замысел Берлинской операции вырабатывался ещё в ходе зимнего наступления. Всесторонне и глубоко проанализировав военно-политическую обстановку, сложившуюся к тому времени в Европе, советское Верховное Главнокомандование и Генштаб скрупулёзно разрабатывали конкретный план заключительного этапа Великой Отечественной войны и установления мира в Европе. Об этом думали все командующие фронтами и армиями, Балтийского флота и Дунайской флотилии. Заранее прикидывал свои соображения на этот счёт и командующий войсками 1-го Украинского фронта.

К захвату Берлина, как уже было известно из телеграммы, зачитанной Штеменко у Сталина, готовились и наши союзники. Открыв наконец-то второй фронт, они очень хотели первыми войти в столицу третьего рейха. Особенно к этому стремился премьер-министр Великобритании Черчилль. Вопреки Ялтинскому решению, по которому Берлин входил в зону операций советских войск, он требовал от своего командующего усилить темпы продвижения на восток, к Эльбе, а затем рывком занять Берлин. Черчилль видел, что Гитлер почти все боеспособные войска сосредоточил на Восточном фронте, и потому пытался всячески воспользоваться этой выгодной для английских, равно как и для американских, войск ситуацией.

Это желание особенно возросло у него после того, как отдельные механизированные части достигли берегов Эльбы. Однако они, оторвавшись от главных сил и своих тылов снабжения, не сумели развить успех и даже не смогли отразить контратаки немцев. Советник Рузвельта Гопкинс с горечью признавался: «Мы взяли бы Берлин, если бы могли это сделать. Это было бы большой победой для нашей армии...»

Вопрос о том, кто первый войдёт в Берлин, был в те дни весьма острым, и над ним не раз задумывался Конев. Из секретных разведданных он знал, что немецкое командование усиленно пыталось расколоть антигитлеровскую коалицию, чтобы добиться сепаратного соглашения с западными союзниками. Во всяком случае, Конев был уверен в том, что, испив до дна горечь поражения, гитлеровское руководство предпочтёт сдать Берлин англо-американцам. Об этом свидетельствовал тот факт, что в разгар боев 12-я немецкая армия генерала Венка была снята с западного участка и переброшена против нас с целью деблокирования Берлина. Для Конева было ясно и то, что гитлеровцы для защиты Берлина ничего не пожалеют и ни перед чем не остановятся. В их интересах затянуть боевые действия, в наших же — наоборот, провести их как можно быстрее и решительнее. Вот почему на проведение всей берлинской эпопеи отводилось всего двенадцать-пятнадцать дней. Цель: не дать противнику возможности получить передышку, затянуть операцию или уйти от наших ударов, сговорившись с Западом. Срочных дел было так много, что, по выражению Конева, некогда было шапку и рукавицы искать. Он решил начинать операцию, не дожидаясь подхода к линии фронта двух, обещанных Сталиным, армий (28-й и 31-й).